— Если я правильно понял, — вставил Шенк отчасти для того, чтобы убедиться в правильности своего мнения, отчасти для того, чтобы польстить магистру повышенным вниманием, — если Синтия попытается принять облик человека, будучи вампиром, то, когда сила снадобья иссякнет, она снова станет выглядеть как вампир, А если перед этим она будет в крылатом облике, то…
— То крылья снова вернутся к ней. И если это произойдет в людном месте… боюсь, мой юный друг, у вас будут проблемы. Так что вам стоит думать, прежде чем прибегать к помощи эликсира.
— Господин магистр говорит, — вмешалась Синтия, — что когда-нибудь я смогу выглядеть как человек безо всякого зелья.
— Это так, — степенно заявил Унтаро в ответ на вопросительный взгляд Шенка. — Со временем она привыкнет управлять трансформацией, и… думаю, что не ошибусь, если предположу, что твоя подруга сумеет направлять сей процесс осознанно и без помощи эликсира. Но на это потребуется время. Возможно — годы…
— О, вершитель… — Темплар склонил голову. — То, что вы сделали, это… чудо!
Старик расплылся в довольной ухмылке.
— Ты даже не представляешь, до какой степени прав, юноша. Что ж, думаю, что и во всем Ордене найдется лишь несколько человек, способных оценить это в полной мере. Ну да ладно… твоя просьба исполнена. Я слышал, утром ты уезжаешь на север?
— Да, вершитель.
— И девочка, конечно, отправится с тобой?
— Да! — Синтия выкрикнула это слово прежде, чем Шенк успел что-либо сказать, словно боялась, что сейчас он попытается избавиться от ее общества.
На самом деле этого у юноши и в мыслях не было. Не то чтобы он не предпочитал странствовать в одиночку — просто понимал, что заключенный с вампирочкой договор возлагает и на него определенные обязанности, а полученное воспитание не позволяло ему нарушить собственное слово, даже если было оно дано порождению самой Тьмы. Разве ж не в этом отличие воина Света от демонов — истинный темплар должен быть честен. В первую очередь перед самим собой.
— Печально, печально, — протянул Унтаро, всем своим видом давая понять, до какой же степени он не одобряет поступки нынешней молодежи. — Мои опыты еще не закончены, и я бы… девочка, ты уверена, что не хочешь ненадолго задержаться? Я думаю, еще годик или два — и мы сможем добиться воистину потрясающих результатов.
— Простите, господин магистр, — склонилась перед вершителем девушка. — Простите меня, но… моя клятва не позволяет мне оставить темплара даже на столь незначительное время.
Фраза содержала в себе капельку насмешки, но Унтаро не услышал ее — или не захотел услышать. К тому же, с точки зрения вампиров, о пределах жизни которых толком никто ничего не знал, два года и впрямь были более чем скромным сроком.
Вершитель вздохнул, скривил губы в чем-то, напоминающем усмешку.
— Что ж, воля ваша… постарайся хотя бы, юноша, чтобы мои усилия не пропали даром. Ты уж береги ее… не от врагов, тут не убережешь, сама ведь в драку полезет, чтобы тебя защищать, если что. Я-то о вампирах куда больше тебя знаю, понимаю, что есть долг служения. Береги от толпы — толпа страшнее врага, толпа не щадит. Как эликсир готовить, Синтия знает, да я и снабдил ее на первое время. А сейчас иди спать, воин… завтра у тебя начинается долгий путь.
Спорить Шенк не стал…
За юношей и его спутницей уже давно закрылась дверь, а Унтаро все еще сидел в кресле, о чем-то размышляя, Взгляд его упал на древнюю книгу, что листал темплар. Он протянул руку, прикоснулся к кожаному переплету и вдруг отдернул пальцы, словно обжегшись. Зачадила и погасла одна из масляных ламп, исчерпав огнетворное снадобье, библиотека погрузилась в полумрак, слегка разгоняемый одним оставшимся светильником.
Скрипнула дверь. Вершитель даже не повернул головы — если тот, кто явился сюда, пришел по делу, то заговорит. Если же нет — уйдет сам, чтобы не мешать вершителю предаваться раздумьям. В конце концов, у высокого статуса есть и свои преимущества — мало кто рискнет без веского основания беспокоить магистра. И все же именно сейчас он не имел ничего против собеседника… Бессонница, один из признаков старости, давно стала уже хорошей его знакомой, а ведь нет лучшего способа скоротать долгие ночные часы, чем добрая беседа. С равным.
— Странно видеть тебя здесь, Гэл, — раздался за спиной знакомый чуть хрипловатый голос.
— Почему? — лениво хмыкнул Унтаро, все еще не оборачиваясь.
— Обычно ты предпочитаешь уединяться в своих покоях… когда не пропадаешь до зари в лаборатории.
— Уайн, я занял твое любимое кресло? — саркастически поинтересовался магистр.
— О нет… мое кресло как раз свободно. Если ты не возражаешь против моего общества.
Раздался негромкий хлопок. Унтаро пошевелил мясистым носом, принюхиваясь. Затем уголки губ изогнулись в довольной улыбке.
— Ты шел сюда для встречи со мной, Уайн, или просто собирался напиться в одиночестве?
Борох неспешно поставил на столик два высоких стеклянных стакана, забулькало вино, наполняя сосуды. Затем он уселся в жалобно застонавшее под его тушей кресло напротив Унтаро и взял свой стакан, жестом предложив старому лекарю последовать своему примеру. Тот не заставил себя упрашивать. Старики молча потягивали вино, прикрыв глаза. Унтаро понимал, что Борох пришел сюда отнюдь не для того, чтобы выпить со старым приятелем… да и друзьями-то они никогда не были. Сложно быть друзьями, занимая высшие посты в иерархии Ордена. Соратниками — возможно… иногда соперниками, время от времени даже врагами, По отношению друг к Другу они испытывали уважение, определенную приязнь — но не более. И сейчас Борох явился сюда поговорить — значит, речь пойдет о чем-то важном, о чем-то таком, что затрагивает интересы Ордена.
И Борох не торопился начать разговор. Его терзали сомнения — стоит ли вообще заводить речь о том, что его тревожит в последние дни, с Унтаро… может, стоило бы сразу поговорить с Великим Магистром? Но тот, при всех его достоинствах, все-таки всего лишь командор… пусть и переросший это звание. Сейчас Его Святейшество слишком занят войной — и потому, наверное, не способен почувствовать, уловить первые тревожные признаки, что явственно чувствует он, Борох. Может, оно и правильно — пусть каждый занимается своим делом.
— В последнее время мне кажется, Гэл, что назревает что-то странное.
— Странное?
— И страшное. Что-то меняется, лекарь. Что-то очень важное.
— Ты имеешь в виду войну?
— Нет.
Унтаро повертел в руках опустевший стакан, несколько мгновений раздумывал, стоит ли приподняться и потянуться за бутылкой. Затем решил, что все-таки не стоит.
