Рашед стоял около фургона и застегивал пояс с мечом. Когда Тиша заговорила, он поспешно забрался назад в фургон и сел рядом с ней.
— У нас впереди еще долгий путь, но ведь есть же карты, которые я прихватил в замке. Утром, перед тем как мы уляжемся спать, я покажу тебе, где мы сейчас находимся и где море. — В голосе его сквозили обеспокоенность и нежность.
И вдруг Парко разъяренно взвыл.
— Море! Дом! — завопил он. Взгляд его черных глаз обратился к Тише. — Ты! — Белесая кожа обтянула его лицо, нечесаные космы торчали во все стороны. — Нет дома! Не надо дома! Охотиться!
Лицо Рашеда дрогнуло от боли. И это не ускользнуло от Парко, который развернулся и опрометью бросился в лес.
Рашед поглядел на Крысеныша:
— Догони его, хорошо? Присмотри, чтобы он опять чего-нибудь не натворил.
Он так редко просил Крысеныша, что тот, молча кивнув, последовал за Парко. На самом деле он даже рад был уйти и оставить Тишу и Рашеда наедине с им одним важными мечтами.
Подражая Рашеду, он попытался вначале отыскать Парко мысленно — однако так ничего и не ощутил. Тогда Крысеныш перешел к более обыденным способам. Парко был в таком бешенстве, что оставлял за собой хорошо заметный след. Очень скоро Крысеныш обнаружил его в чахлой рощице, которая примыкала к дальнему концу деревни. Он присел на корточки рядом с Парко.
— Ты что-нибудь видишь? — спросил он.
— Кровь, — ответил Парко.
Несмотря на поздний час, возле ветхой конюшни расселась стайка мальчишек-подростков. Они громко смеялись и передавали по кругу глиняный кувшин. Мальчишки, как видно, добыли где-то пива или вина и теперь вовсю наслаждались своей «взрослостью». Вид этой шумной компании пробудил в Крысеныше воспоминания о «жизни», которую он давным-давно оставил позади. Он и сам когда-то в юности был горазд на такие проделки.
— Нет, Парко, — сказал он вслух. — Их слишком много, и кто-то наверняка сумеет убежать и поднять тревогу. Давай поищем добычу в другом месте.
Парко обернулся к нему.
— Ты не Рашед, — произнес он на удивление здраво. — Мы убиваем. Мы охотимся. Мы не боимся, что поднимут тревогу. — Он снова перевел взгляд на захмелевших подростков. — Ты не должен быть как Рашед. Будь как я.
С этими словами он выскочил из рощи. Опешив, Крысеныш смотрел, как Парко быстро и бесшумно крадется вдоль стены конюшни. Колеблясь, Крысеныш все же последовал за ним, и они вместе выглянули из-за угла.
Мальчишки были теперь так близко — в самом деле рукой подать. Крысеныш слышал каждое слово их бессвязной беседы. В основном они жаловались на строгость своих отцов, буйно хохотали и шумно отхлебывали из кувшина. Ему даже удалось учуять, что в кувшине у них именно вино.
Быстрее молнии Парко исчез за углом, и Крысеныш услышал, как мальчишеский хохот стих, а затем сменился пронзительными криками.
Голодный, возбужденный Крысеныш выступил из-за угла и увидел, что трое мальчишек лежат на земле со сломанными шеями, а Парко жадно пьет из горла светловолосого мальчишки, который был еще жив и в ужасе размахивал руками.
Низенький пухлый мальчик с темными волосами смотрел на это и пронзительно визжал. Почему он не убегает? Крысеныш вдруг ощутил себя свободным. Он был не как Рашед. Он был как Парко, а потому он схватил визжащего мальчишку и вонзил клыки в его шею, стиснул горло зубами так, что мальчишка задохнулся и наконец смолк. Страх и кровь жертвы перетекали в Крысеныша, и он ощутил себя таким упоительно живым.
Иные крики донеслись с улицы — это были уже голоса взрослых. Крысеныш выпил свою жертву досуха и отбросил труп, который с глухим стуком шмякнулся на землю. Он знал, что должен бежать отсюда. Это говорил ему здравый смысл, но все же он не двинулся с места.
Парко между тем прикончил светловолосого и расхохотался.
Вместо того чтобы бросить труп, он принялся приплясывать, сжимая в объятиях мертвеца. Весь облитый кровью, с широко раскрытыми черными глазами, он выглядел сейчас совершенным безумцем, но Крысенышу на это было наплевать. Он тоже захохотал.
Из-за угла выбежали двое мужчин с вилами и остолбенели, увидев страшное зрелище; затем один из них направил вилы на Крысеныша. Вид у него был при этом отнюдь не воинственный, скорее испуганный. Крысеныш без труда увернулся от острых зубьев и ногтями располосовал крестьянину горло.
С наслаждением смотрел он, как лицо смертного исказили ужас и осознание наступающей смерти, как он выронил вилы и схватился за разорванное горло. Что-то хрустнуло за спиной, и Крысеныш, обернувшись, увидел, как Парко швырнул на землю труп второго крестьянина.
Парко, похоже, нынче был настроен ломать шеи.
Крысенышу вновь захотелось расхохотаться. Они свободны, непобедимы и свободны! И с чего это они всегда так боялись, что смертные их обнаружат?
И тут он заметил какое-то движение: в шаге от него стоял Рашед, потрясенный, не верящий собственным глазам Рашед. От изумления у него даже приоткрылся рот.
Упоение свободой и безнаказанностью тотчас исчезло. На земле вокруг них лежали трупы пятерых мальчиков и двоих взрослых. Остальные крестьяне, должно быть, спрятались, страшась подойти поближе.
— Что… что вы натворили? — выговорил Рашед, с трудом подбирая слова.
Вместо ответа Парко зашипел на него, точно дикий кот. Рашед в два прыжка оказался перед ним и со всей силы ударил его кулаком.
Крысеныш никогда прежде не видел, чтобы Рашед бил брата. Он вообще не думал, что Рашед способен на такое. Удар пришелся по челюсти Парко, и тот, обмякнув, рухнул на землю. Он попытался встать, и тогда Рашед снова ударил его, ударил так сильно, что его брат отлетел на несколько шагов и пробил спиной загородку конюшни. Парко шлепнулся в солому и грязь и затих.
Рашед ухватил за ногу безвольно обмякшее тело брата и выволок его на дорогу. Рывком он вздернул потерявшего сознание Парко на плечо и ожег убийственным взглядом Крысеныша.
— Идем, — только и сказал он.
Крысеныш повиновался без единого слова. Он испугался не на шутку, и не Рашеда даже, а того, что сейчас произойдет. Когда они дошли до фургона, Рашед швырнул Парко на землю. Затем он забрался в фургон, отвязал гроб Парко от остальных и вытолкнул на дорогу. Гроб со стуком ударился о твердую землю. Парко наконец шевельнулся.
Крысеныш взглянул на Тишу, которой порой удавалось унять взбешенного Рашеда, но она молча стояла по другую сторону фургона и наблюдала, даже не пытаясь вмешаться в происходящее.
Рашед бросил в брата мешочек с землей.
— Больше я не желаю иметь с тобой дела. Дальше ты с нами не поедешь. Следуй Дикой Тропой, если уж тебе этого так хочется. Быть может, толпа, которая сейчас собирается в деревне, будет охотиться за тобой, но не за нами.
Он поднялся на облучок и взял поводья.
— Тиша, садись в фургон, — бросил он. Затем повернулся к Крысенышу. — У тебя есть выбор. Знаю, нынешняя нелепая выходка не твоя идея, однако же ты поддался влиянию Парко. Либо ты поедешь с нами, либо останешься с ним. Выбирай.
Парко, все еще валявшийся на земле, зашипел, и Крысеныш уставился на Рашеда.
Он не очень-то хорошо умел принимать решения, а это вдобавок было еще и самым трудным в его жизни. Мысль остаться с Парко и пойти по Дикой Тропе, убивать и пить кровь, не соблюдая никаких правил, — эта мысль была чрезвычайно притягательна. Трудно было сопротивляться желанию окончательно отринуть мир смертных и превратиться в самого настоящего хищника.
Однако же Рашед умел оберегать их от опасностей и всегда знал, что делать, а Тиша могла создать для них самый настоящий дом. От всего этого Крысеныш еще не был готов отказаться. Он боялся остаться с Парко. От этой мысли ему стало стыдно. Крысеныш в последний раз глянул на Парко, который извивался и шипел на земле, молча залез в фургон и уселся рядом с Тишей.
Когда фургон тронулся с места, Крысеныш не заметил, что Рашед оглянулся — всего один раз, но оглянулся. Только он один и видел, как гаснут, удаляясь в темноту, горящие глаза Парко. И еще две ночи после этого Рашед молчал — не произнес ни слова.