Выходило, что на все потребовалось никак не меньше месяца. Это в лучшем случае. Значит, жить нынешнему государю оставалось всего ничего.
Грядет смена власти. И еще неизвестно, как отнесется новый император (судья сразу прикинул, кто может им стать, выделив мысленно двух наиболее вероятных претендентов) ко многим ставленникам своего предшественника! Вполне возможно, что вскоре полетят шелковые чиновничьи шапки – и не исключено, что вместе с головами!
Конечно, Нинго – не Столица, и вряд ли новая власть будет так уж усердствовать в провинции. Но тем не менее друг-покровитель счел нужным предупредить судью, а к предупреждениям подобного рода судья привык прислушиваться.
Теперь понятен испуг господина Фу – он прочел то, что ему отнюдь не предназначалось, и опасается последствий.
В первую очередь гнева непосредственного начальства.
– Зря, конечно, вы, любезнейший господин Фу, поторопились и прочли адресованное мне письмо. – Судья обернулся к своему заместителю и улыбнулся как ни в чем не бывало. – Однако, полагаю, большой беды в этом нет. Поскольку вы просто исполняли свой долг, и я на вашем месте сделал бы то же самое… Выкиньте из головы ненужные мысли, и давайте-ка приступим к работе! Думаю, за время моего отсутствия у нас накопилось немало дел.
Господин Фу вздохнул с таким явным облегчением, что выездной следователь невольно усмехнулся еще раз, хотя на душе у него было совсем не весело.
Как ни странно, за время отсутствия высокоуважаемого сянъигуна дел накопилось не так уж много: тинвэй успешно и весьма добросовестно справился с возложенными на него обязанностями. И теперь судья с удовлетворением просматривал закрытые дела и вполне разумные резолюции на жалобах и прошениях.
В углу, как обычно, монотонно зудел сюцай Сингэ Третий. Жизнь возвращалась в свое обычное русло, журча на перекатах.
Впрочем, нет. В журчание вплеталась тревожная нотка, на дне крылись коряги с острыми рогами-сучьями – и дело было даже не в назревающих беспорядках и не в избиении сына Вэня; пожалуй, даже не в «Безумии Будды», поразившем самого Сына Неба, было дело…
– …Воистину правы святые отцы-хэшаны, служители великого Будды! Ибо теперь мы непосредственно можем убедиться, что истинное прозрение своей сущности, которое принес людям Шакьямуни, превыше всех земных радостей! Сам государь (сто двадцать лет ему жизни!) воззвал к Опоре Закона, не проникнув в тайны собственной души – вот и стало ему прозрение болезнью, «Безумием Будды» называемой! Горе нам, горе, сочтены теперь дни государя Юн Лэ, и остается лишь молить милостивого Будду, чтобы новый император…
– Что это ты там болтаешь? – оторопело переспросил выездной следователь, глядя на увлеченно вещавшего в пространство Сингэ Третьего. – «Безумие Будды» у Сына Неба?! Да ведь за такие поносные слова с тобой знаешь что могут сделать?!
– Что, высокоуважаемый сянъигун? – живо заинтересовался сюцай. – На деревянном осле тупой пилой пилить станут? Тогда ведь придется, наверное, добрую половину Нинго распиливать – все только об этом и говорят! Работы палачам – не позавидуешь!
«Вот тебе и тайное предупреждение из Столицы! – с досадой подумал судья Бао. – Мне, значит, тайно сообщают, а полгорода уже государя похоронило! Если об этом знает Сингэ Третий, то будет удивительно, если о том же не залают все собаки Поднебесной, включая псов сопредельных держав! Одно неясно: откуда сам сюцай пронюхал о болезни государя? Что-то я на улице подобных разговоров не слышал…»
Однако в этот момент мысли высокоуважаемого сянъигуна были прерваны требовательным стуком в дверь. Не дожидаясь ответа, дверь распахнулась, и на пороге возник уже хорошо знакомый судье распорядитель принца Чжоу.
Вот уж кого выездной следователь хотел сейчас видеть в последнюю очередь – так это достойного последователя Кун-цзы и его позднейших толкователей!
«И откуда он взялся на мою голову?! – обреченно подумал судья. – Не успел приехать – нате, встречайте!»
Кто успел доложить распорядителю принца о возвращении в Нинго выездного следователя Бао? Это так и осталось для последнего загадкой; а вот зачем явился к оному следователю вышеупомянутый распорядитель, было ясно и без слов.
А со словами, которые не замедлили последовать, еще яснее.
Принц Чжоу весьма интересовался результатами расследования. Прошла уже уйма времени, а кроме очевидных фактов, следствием ничего не установлено. Привез ли высокоуважаемый сянъигун какие-нибудь новые сведения по этому делу? И когда сиятельному Чжоу-вану будет представлен подробный доклад о проведенном следствии с соответствующими выводами судьи?
Под словом «когда» явно подразумевалось «немедленно!» или «не позднее чем завтра!», и судья Бао это прекрасно понял.
Когда кипевший и с трудом сдерживавшийся распорядитель Чжоу-вана удалился, судья едва перевел дух. И подумал, что обстановка накаляется подобно щипцам палача, которые выездной следователь видел уже достаточно отчетливо.
Придется писать доклад. Делать выводы рискованно, но можно – вот только понравятся ли сиятельному Чжоу-вану выводы высокоуважаемого сянъигуна? Особенно в той части, которая касается возможных мотивов странного покушения Восьмой Тетушки? Да и в остальных частях…
Тем более что писать придется не один, а два доклада: один, сокращенный в определенных местах, – для принца Чжоу, а другой, полный, – для передачи в Столицу, лучше всего бывшему однокашнику из Училища Сынов Отечества.
Только всей правды не напишешь и в полном докладе: Владыку Темного Приказа и руки, шарящие в Преисподней, к делу особо не пришьешь, хотя разгадка находится как раз рядом с ними!
Кивнув господину Фу и Сингэ Третьему, судья Бао вышел из канцелярии и отправился прогуляться, дабы как следует поразмыслить над создавшейся ситуацией.
Ноги сами несли судью подальше от всегда шумных, а теперь еще и небезопасных центральных кварталов Нинго. И выездной следователь даже не заметил, как оказался поблизости от родового кладбища семьи Бао на юго-востоке города.
«Что ж, для размышлений место более чем подходящее, – подумал судья, обнаружив, куда забрел. – Заодно проведаю могилу племянника».
И он принялся неторопливо обходить кладбище.
По обе стороны каменной стены, которой было кладбище обнесено, тянулись насыпные холмы. Центральная аллея вела прямо к выложенной из белого кирпича Зале Предков со священным алтарем, где всегда стояли курильницы и подсвечники. Вход же венчала кипарисовая доска, где крупными знаками было начертано:
«Усыпальница предков чиновника третьего ранга, сянъигуна Бао».
