— Да-а, совсем обнаглели разбойники, — согласился со мной бард, — но бегство от черных звучит гораздо трагичней.
Больше мы на эту тему не разговаривали, а праздновали до середины ночи.
В баронстве на меня навалилась куча хозяйственных проблем, которые не решался сделать Семус. В основном это касалось посада: очень много желающих, многим приходится отказывать, а он не знает кому, сомневается. Придется принимать людей лично.
Второе — проблемы крестьян, с которыми они хотели обратиться именно ко мне и терпеливо ждали без малого месяц, напрочь игнорируя управляющего. Что ж, еще немножко подождут, сейчас главное — армия, июнь начался. И весна, как назло, теплая, перевалы рано откроются, если уже не открылись. Да и какие в этих "уральских" горах перевалы! Вот Северные — другое дело. Но это все лирика, новых сведений по нападению нет — вот, это серьезно!
И еще одна мысль давно не давала покоя — зачем?
— Семус, — не выдержав, я пригласил его в кабинет, — ты пожилой, мудрый человек, все жизнь здесь прожил, так подскажи мне, зачем все это Лавийцам?
— Ваша милость, так известное дело, они всегда эти земли своими считали! Посмотрите на карту, наше баронство ихними землями окружено. Чего тут непонятного? Их только горы сдерживают, мы как бы в долине с выходом в Хром. И Хром из-за этого за баронство вцепился, не хочет удобный плацдарм для нападения отдавать. Отсюда удобно, можно прямо в сердце графства бить — равнина!
— Ты так говоришь, будто Хром для тебя заграница, — Семус помрачнел, — но я не об этом, почему сейчас, когда хозяин появился? И крестьян зачем разорять?
— Знаете, что я вам отвечу, господин барон, я думал об этом, и вот что мне пришло в голову, — управляющий помолчал и продолжил:
— Живут два соседа и долго спорят за клочок огорода. Спор обоим давно надоел и кулаками намахались достаточно. Так, тявкаются, да жалобы в суды строчат. И вдруг один, похитрее, умудрился тот клочок продать, да так, чтоб и у себя оставить. И что тогда остается другому? Правильно, волосы у себя в определенном месте рвать и продолжать жаловаться тому, кто повыше и завидовать хитрости соседа.
— И тут обиженному приходит в голову, не знаю, самому или кто надоумил, что с новым хозяином он еще не дрался! А ну-ка, для проверки, пущу я потраву в тот огород и посмотрю, как старый сосед среагирует. Тот и в ус не подул, один новый хозяин отбивался. Вот оно как, обрадовался потравщик, тогда можно новенькому морду набить и прибрать, наконец, злополучный клочок к себе. Неспроста, видимо, хитрый сосед этому глупцу землицу задарма подсунул, не в обиду вам, ваша милость, не любит он его и вступаться не будет. По крайней мере, если не устанет драку слушать или если слишком шумно от большой толпы будет.
— А хитрец думает, что и фиг с ним, тем куском огорода, я его отсужу или под шумок еще большей драки, обратно верну, тем более за спиной родственник есть с громадными кулаками. Главное — от глупца избавлюсь. Видимо стоит тот глупец клочка земли, а? Ваша милость.
Я встал пораженный проницательностью Семуса. Налил пива себе и предложил управляющему. Он не отказался.
— Я заключил с графом Хромским сделку: я спасаю его сына, а он за это прикрывает меня от помощников и межгосударственного розыска, — ответил я, сел и отхлебнул пива. Собеседник сделал тоже самое, — он и прикрыл, сделал меня бароном Комесским. И все. Больше никаких общих интересов.
Семус смотрел на меня задумчивым взглядом и молчал. Я ждал. Наконец, он снова начал говорить:
— Как вы знаете, я долго служил у графа. Сначала у отца, потом у сына. Служил в страже, служил честно, но чинов не выслужил, не сподобился. Но хочу я рассказать не об этом.
— Когда нынешний граф был еще просто наследником, произошла занимательная история. Вернее их было несколько, но я расскажу об одной.
Нугар с детства был себе на уме. Умный, скрытный и честный. По-своему, до болезненности, и страшно не любил, когда над ним смеются, а тем паче надсмехаются или выставляют глупцом.
Дело было в Грунде, все наследники там учатся в гвардейской школе, поспорили тогда школяры на счет масти коня Нугара. Он утверждал, что конь вороной, а троица старших, что каурый. И подняли его на смех, при всех. Нугар запомнил. И через год вызвал всех троих на дуэль. По очереди. И убил.
Скандал был жуткий! Убиенные были из влиятельных семейств, и отцу Нугара с трудом удалось замять последствия.
— Теперь думайте, ваша милость, важнее ваша тайна масти коня или нет.
Я в волнении расхаживал по комнате. Семус пил пиво. Внешне — спокойно, но Фиона видела какие кошки у него не душе, как ему больно, тоскливо и… безнадежно? Переживает старик.
— Подожди, но ведь нападение Лавийцев, это для него тоже оскорбление! Над ним же смеяться будут, если у него кусок земли оттяпают.
— В первую очередь оттяпают у нас, а не у него. Он же продал баронство, причем ловко, без принятия вассальной присяги и вот над этим и можно посмеяться, но все понимают, что это за баронство.
— Стой! А ты, как его представитель, а исполнение договора с Лавией, я же под всем этим расписывался! Фактически граф мой сюзерен, правильно? И обязан меня защищать.
— Исключительно из добрых побуждений! Присягу вы не давали, а он, в свою очередь, отказался от налогов.
— Правильно, на три года, пока на ноги не встану.
— И не дадите вассальную клятву. Вот так. У него развязаны руки, а у вас связаны. Он очень хитер и никто не может с ним тягаться в разной… казуистике, вот. Опять повторюсь, ваша милость, только если война затянется или если сильно много войск придет, ему придется вмешаться. Тогда не поймет его общество.
— Я вам без всякой разведки могу сказать, что граф уже стягивает войска поближе к баронству.
— Сколько — долго и сколько — много, чтобы Нугар вмешался.
— А вот этого я вам подсказать не могу, ваша милость. Не дольше месяца, думаю, а про количество никакого понятия не имею.
Я сел и отпил пивка:
— Слишком долго для нас. Хотя… как вариант…
— Ваша милость, я не стал бы на это рассчитывать.
— Почему?
— Хитер граф, и если он своими силами нас освободит, то… не знаю, что он может придумать.
— Хм, — я покачал головой, — граф, граф… ты же ему присягал, а говоришь, как о чужом владетеле! Это как?
— Теперь Хром заграница, — твердо ответил старик, — а присяга пусть будет на совести графа, когда он не пришел нам на помощь. Столько людей погибло! Я — житель Комеса. Был и остаюсь.
— Ты же общаешься с Ярошем?
— Общаюсь, и что? Только с ним и только по делу и он тоже делами недоволен. По голосу слышу. Не переживайте, ваша милость, ничего лишнего я ему не говорю.
