Мама разбудила спавшего богатырским дембельским сном Сергея и молча вышла, оставив донельзя расстроенного дядю Ильгиза, у которого под глазом красовался невесть откуда взявшийся фиолетовый фингал, наедине с сыном.
Оказалось, что накануне в гараж к новоиспеченному кооператору завалились трое парней и сообщили, что они от Кусая и что он, Ильгиз Латыпович Курдюмов, с сегодняшнего дня будет платить им по сто рублей в неделю, а они за это станут охранять его и способствовать процветанию бизнеса.
Дядя Ильгиз, понятное дело, послал визитеров куда подальше. Парни сжали кулаки и объяснили ему суть вопроса в более простых, непарламентских выражениях. Тогда пожилой, но еще весьма крепкий мужик взялся за гаечный ключ. Вышла драка, в ходе которой мастерская пострадала не меньше мастера, а к ста еженедельным рублям добавились еще пятьдесят — «за борзоту».
— Сережа, ты же солдат, пограничник! Помоги! Откуда у меня сто пятьдесят рублей каждую неделю? Где я возьму? — дядя Ильгиз грустно смотрел на заспанного Рыкова, а Сергей смотрел на его руки — коричневые, натруженные, с обломанными ногтями, все в белых черточках шрамов.
— Хорошо, дядя Ильгиз! От кого, вы говорите, они приходили?
«Молодец, сынок! Давай, своих надо защищать!» — одобрила Мать решение Сергея…
…Найти обидчиков работящего соседа особых трудов не составило. Кусай, он же Пашка Кусаев, и его невеликая компания вечных пэтэушников обычно отирались возле городского кинотеатра «Звезда», обирая малолеток, задирая одиноких незнакомых парней и приставая к девушкам. То, что именно эти гопники решили первыми в городе попробовать заняться рэкетом, ничем иным, кроме как досадным совпадением, не объяснялось.
Разговор у Сергея с Кусаем и кусаевцами вышел короткий. Навешав плюх троим бойцам, приходившим к дядя Ильгизу, Рыков долго гонял Пашку по заросшему грязному скверику на задах кинотеатра. На этом история вроде бы и кончилась, но у сверзившегося в ходе разборки с высокого парапета и сломавшего руку Альбертика Насырова, одного из кусаевцев, оказался в двоюродных братьях боксер Наиль по прозвищу Филин, проживающий на недоброй славы Пьяном дворе.
Сергея подловили вечером через два дня и отметелили довольно жестоко, выбив зуб и изрядно попортив табло. Само собой, попранная честь требовала акции возмездия — за зуб и вообще. Рыков собрал своих — Дрозда, Киргиза, Буратино, Фарида, Клепку, дзюдоиста Игоря Тороватого. Махач договорились устроить в субботу, на танцах. Старшики с Пьяного двора это мероприятие обычно не пропускали, чувствуя себя в окрестностях танцевальной клетки королями.
На том махаче Сергей и познакомился с Вовкой Добровым, служившим с Киргизом в одной роте и приехавшим из Куйбышева проведать армейского дружка. Тогда еще не оплывший, кмс по регби Владимир Добров поражал своими габаритами, зверским выражением лица и постоянной готовностью дать кому-нибудь в морду, что с удовольствием и сделал, едва ли не в одиночку раскидав весь Пьяный двор по темным обоссанным кустам за танцплощадкой.
«А вот этот парень может пригодиться!» — сказала Мать Сергею, когда они веселой и шумной компанией отмечали победу за доминошным столиком в своем дворе. Сергей здорово удивился, но сказанное Матерью запомнил.
Вскоре к нему снова пришли кооператоры — рэкет входил в моду, а весть о том, что Рык заступился за Курдюмова и отказался от вознаграждения, и даже водкой не взял, разлетелась по всему городу. Сергей отнекивался, отмахивался, но ушлые ласточки капитализма были так настойчивы, так убедительны… Да еще Вовка, которому попросту было лень возвращаться в свой Куйбышев и с которым у Сергея вдруг сама собой сложилась дружба, подлил масла в огонь, выдав убойную фразу: «Серега, нуты че, мне ж жрать-то чего-то надо, а?»
Так и пошло… Заступились за одних, потом за других. От денег уже не отказались, водку тоже брали, и мясо, и консервы. К третьим пошли уже сами — ребята, а вот за вас не надо ли заступиться? Не надо? Ну глядите… Атеперь? Надо?! Ну ништяк, братаны…
И начались серые будни российской братвы — стрелки, разборки, терки, сауны, девочки… Куйбышев стал Самарой, Советский Союз — Эрэфией, кооперативы — фирмами, а Сергей Рыков и Владимир Добров — бандитами с жуткими кличками Паяльник и Утюг…
И всегда везде была с Сергеем верная Мать — помогала, советовала, спасала. Так начинались большие дела…
Средневолжск можно было еще доить и доить, но Сергею становилось тесно в родном городе, и в начале 93-го они с Вовкой, отягощенные первоначальным капиталом, отправились в столицу, твердо решив стать биржевыми воротилами.
…И вот Сергей вернулся. Один. Друг и брат Вовка, превратившийся из верного компаньона с бульдожьей хваткой в тупого толстяка с заплывшими жиром мозгами, отказался разделить с ним будущее — и навечно остался в прошлом.
Этому городу Сергей был обязан многим — здесь он обрел себя, обрел Мать, здесь он впервые познал женщину и впервые убил человека.
Теперь, томимый неясными предчувствиями и странными снами, он твердо знал, что стоит на пороге самых важных, самых главных событий в своей жизни. С ним была Мать, за его спиной тихо, но мощно набирала обороты его тайная империя, а впереди, в сумерках грядущего, виделись новые сражения и новые победы…
* * *
Собственно, в Средневолжске у Рыкова теперь не было родственников — мама уже давно жила то в Москве, то в Майями. Как-то умудрившись сохранить прекрасные отношения с бывшей женой Сергея, она с удовольствием воспитывала внуков, уживаясь под одной, купленной на рыковские деньги крышей с бывшей невесткой и ее новым мужем — американцем.
Оставаться в городе надолго Сергей не планировал, поэтому погнал свою чудо-«Волгу» не к главной городской гостинице, а по объездной дороге к 9-му кварталу — именно там, по данным его службы безопасности, жил теперь друг детства и тезка Сергея, бывший прапорщик, а ныне глава строительно-ремонтной фирмочки из трех человек, Сергей Андреевич Дрозд.
Встреча прошла, как и ожидалось, — бурно и весело. Дрозд сперва не узнал Сергея, а когда все же допер, что бритый солидный мужик в дорогой гагачьей пуховке — это тот самый Сережка Рык, то чуть не задохнулся от изумления.
— Ну, бля, ну, братан, ха! Ну ты дал… Не ожида-а-ал я… А где ж охрана там, секретари-референты всякие? — Дрозд кривил изуродованную шрамом щеку, улыбаясь во все оставшиеся после лихой десантной службы пятнадцать зубов.
— Да один я, брат. Вот, скучно стало — взял, да и приехал! — улыбался в ответ Сергей, располагаясь на тесноватой кухоньке двухкомнатной хрущобы, доставшейся Дрозду в наследство от родителей.
