— Нашлись добрые люди… Навели, показали… — всем сразу объяснил Избор.
Хазарин уже закончил есть и теперь облизывал пальцы. Иосиф усердно заработал челюстями, и Гаврила отвел глаза. Жажда, о которой он позабыл, вновь напомнила о себе и обо всем, что привело их к этим камням. Он вспомнил и тут же опять забыл о жажде.
— Яйцо? — вскрикнул он. — Где яйцо?
Мальчишка бросил жевать и удивленно посмотрел на него.
— Избор, где яйцо?
— Не знаю, — растерянно ответил воевода. Масленников поднялся, и сделала несколько шагов в сгущающуюся темноту.
— Свистни, — посоветовал Исин. — Наверняка прикатится. Чего-чего, а уж прятаться оно умеет.
За эти два дня воевода уже понял, что яйцо относится к себе бережно и в случае чего о себе позаботится в самую первую очередь. Гаврила послушался. Поднеся ладони к губам, он крикнул:
— Яйцо!
Он вслушивался в темноту и услышал там легкий перестук, словно недалеко от него, точила зубы о камень мелкая мышь. Богатырь сделал несколько шагов навстречу звуку и увидел, то, что искал. Яйцо, как покалеченная птица топталось на одном месте. Оно кружилось, словно в припадке безумия возомнило себя волчком.
— Яйцо!
Глаза Избора еще ничего не видели, но темнота в них уже наполнялась какими-то тенями.
— Что с ним? Разбилось?
Вытянув руку, Избор пошел на голос. Окрик Гаврилы остановил его в двух шагах от яйца.
— Оно кружит на одном месте…
Воевода улегшись на землю дождался, когда оно описав круг ткнется в его ладонь, но вместо того чтобы затихнуть оно продолжало ворочаться в руке.
— Что там? — прокричал от костра Исин.
— Перерим! — сквозь зубы сказал Избор. — И тут нашкодил…
Гаврила молчал, но невысказанный вопрос висел в воздухе.
— Ничего, — сказал наконец воевода, чувствуя как яйцо, словно чье-то вырванное сердце бьется в его руке. — Талисман с нами, а значит мы почти всемогущи. Переможем и это!
Он вернулся к костру и, найдя ощупью мешок, засунул туда, где их ждала бутылка с джином, и ковчежец, и яйцо. Едва они коснулось друг друга, как яйцо перестало дергаться.
— Я же говорил, обойдется, — довольно сказал воевода. — Отлежится к утру.
Раздвигая руками тени вокруг себя он добрался до стариковской поклажи и постелив за камнями какую-то рухлядь сказал Иосифу.
— Ложись… Завтра утором в дорогу.
Мальчишка, разморенный сытостью и теплотой, клевал носом.
— А вы? — сонно спросил он. — Вы как?
Гаврила уловил в его вопросе страх. — «Не пропадете ли вы куда-нибудь?»
— Не беспокойся, — сказал он, усмехнувшись. — Мы тебя посторожим…
Мальчишка кивнул и с головой ушел в сон. Несколько мгновений он лежал тихо, а потом засвистел носом.
— Спит?
Небо над ними стало совсем черным. В камнях свистел ветер, вызывая дождь, но его уже не было — то ли вода, там наверху, кончилась, то ли у Богов изменились замыслы. По небу неслись тучи мрачного вида настолько занятые, что не было у них времени пролиться дождем над этим счастливым местом.
— Все при деле, — сказал Гаврила. — Даже тучи…
— Я тебе тоже дело найду. Будешь нас стеречь всю ночь…
Исин кивнул, согласный с воеводой и непритворно зевнул. Исин услышал его и не удержался и судорожно вдохнул.
— Ну, а если враги попрут тучей, тогда буди, конечно.
Гаврила усмехнулся.
— Ну, если только тучей…
Избор волновался зря. Враги этой ночью не лезли не тучей, не поодиночке и всем удалось выспаться.
Под утро Гаврила Масленников разбудил всех. Глаза у друзей еще слезились, но все что произошло вчера не оставило других следов кроме рези в глазах, когда они смотрели на яркий свет.
— Ну, что? — с беспокойством спросил Гаврила.
— Вижу, — недовольно щурясь сказал воевода. Голос его звучал недовольно и радостно улыбающийся Исин спросил.
— А тебе что мало этого? Из-за угла хотел бы видеть?
— Мало. Если драться придется…
— Если? — удивился Масленников.
Воевода поправился.
— Когда драться придется, так глаза в драке не последнее дело, а я себя чувствую как будто в каждый глаз по горсти песка получил.
Гаврила не стал его слушать. Пить хотелось так, что в глазах прыгали бесы.
— Ладно. У меня в горле то же самое… Талисман на месте?
Исин сунул руку в мешок и достал яйцо.
— Все на месте. И талисман и яйцо.
Глаза слезились и он смотрел на мир щурясь, словно целился.
— Поесть у нас нечего?
— Вон Иосиф лежит… Если только у него где-нибудь откусишь.
Гаврила чувствовал себя совершенно спокойно. С разбойниками, дикими зверями и прочим Избор с Исином справятся сами. С бесплотными помехами, вроде давешнего дракона, буде они возникнут у них на пути Гаврила готов был справиться в одиночку, ну а все остальное они могут одолеть помогая друг другу.
— Так что с яйцом?
Хазарин осторожно положил путеводное яйцо на камни и отошел. Яйцо осталось стоять, словно ночь проведенная рядом с «Паучьей лапкой» отшибла ему память, и теперь оно вспоминало, как это ему удалось попасть в эту глухомань и вообще для чего оно появилось на свет.
— Ну? — спросил Гаврила. — И это называется все в порядке?
— Это не лошадь… — напомнил Исин.
— Я вижу…
— Дай ему прийти в себя.
— Съем я его, — напомнил давнюю угрозу Гаврила.
— Зверь… Тут лаской надо.
Исин нагнулся и погладил прохладный бок яйца. Оно дернулось и закрутилось на тупом конце.
— Ожило… — удивился он.
— А если сейчас опять по кругу? — спросил Гаврила.
— Тогда Исин его съест… — ответил воевода. — Может оно хазарского брюха больше боится?
Яйцо крутилось не трогаясь с места, неумолимо приближая роковой для себя конец.
— Как с похмелья… — сказал воевода и они вновь замолчали.
Яйцо крутилось и крутилось, а они наливались гневом, пока Исин не нарушил молчания.
— Я смелый, но, конечно, не настолько, чтобы заколдованные яйца глотать. Я его лучше камнем пришибу…
С яйцом что-то произошло. Оно встрепенулось, перевернулось на бок и словно принюхиваясь стало водить острым концом по сторонам. Гаврила вспомнил тот день, когда Муря дал им проводника.
— Катись!
И яйцо покатилось… Причем так уверенно, что сразу стало ясно, что есть у него и цель в жизни и желание поскорее добраться до нее. Оно катилось мимо костра, когда Иосиф заворочался и сел, протирая глаза. Лицо его озарилось улыбкой, когда он увидел богатырей.
— Доброе утро!
Мужчины улыбнулись в ответ на улыбку мальчишки, но в тоже мгновение по его лицу промелькнуло выражение омерзения и ненависти. Ни Исин, ни Избор не успели сообразить что к чему, как Иосиф с криком — Паук! — ударил ногой по камням. Выражение ужаса, мелькнувшее на лице мальчика, заставило Избора подумать, что тот и вправду что-то увидел (мало ли какая дрянь ползает в камнях, где лежат два покойника) и он, повидавший в своих странствиях не мало ядовитых тварей, прыгнул, перехватывая босую ногу мальчика, не давая ей коснуться мерзкого насекомого.
