Анастасия кончила читать, сложила листок и вернула его Арсению.
– Почему ты не сказал мне о своей находке?
– Было интересно узнать, как долго вы будете гоняться за тенью.
Анастасия покачала головой:
– Я тебя недооценила.
– Прошу обратить внимание на один факт, – встрял в разговор Кайрос. – Господин Фарн копался в голове Арсения, и о найденных бумажках ему теперь все известно. Однако Фарн несмотря ни на что жаждал прикончить ЭРика. Спрашивается, почему?
– Потому что это бумажка ничего не значит, – с торжеством в голосе заявил ЭРик. – А про пустую коробку я узнал еще там… – ЭРик махнул рукой в сторону собора. – Штабс-капитан дал мне прочесть свой дневник. Более того, он показал мне коробку и записку… – ЭРик замолчал, встретился глазами с Танчо и улыбнулся ей. – Но я заверил Крутицкого, что он ошибается. Он нашел талисман.
– ЧТО? – прошипел Арсений.
– Эта коробка и эта записка и есть талисман. Придумав талисман, Р. тем самым его и создал. Мы вместе с дедом замуровали его в стену. Я и он.
Ничего в мире нельзя придумать. Наша фантазия просто перемещает образы, но не создает их.
Танчо открыла сумочку и вытащила таинственную коробку. Все молча смотрели на жестянку из-под монпансье, не в силах спросить, хотя каждый и догадывался, что перед ним. ЭРик взял коробочку из рук Танчо.
– Ого! Да она тяжелая, как гиря.
– К тому же меняет свой вес. В одну минуту кажется – как минимум пуд, – поддакнула Танчо. – А в другую становится легкая, как пушинка.
– Ребята, колдуйте без меня. – Арсений демонстративно развернулся и спешно зашагал прочь.
Пусть ищут, что хотят – коробку из-под монпансье, рубины, глаза, сердца, мечи – ему все равно! Он больше этим не желает заниматься.
– Арсений мог оказаться на моем месте, – проговорил ЭРик, провожая Гребнева глазами. – Если бы захотел.
Давно он не чувствовал такой усталости – эпизод на вокзале, разумеется, был не в счет. Усталость эта навалилась мгновенно, как только Арсений ушел с Исаакиевской площади. Навалилась, будто из-за угла прыгнул ему на плечи могучий зверь. Арсений чуть не рухнул на колени и вынужден был вцепиться ногтями в штукатурку ближайшей стены, чтобы не упасть. Последующие полчаса, пока он добирался до дома, были для него сущей пыткой. Его старый «Жигуль» то и дело норовил боднуть носом какую-нибудь притормозившую впереди машину или подставить задницу шустрой иномарке.
Свое возращение Гребнев помнил плохо. Как был в одежде, он повалился на тахту в надежде, что сейчас закроет глаза и уснет, и забудет о самозваном братце. Глаза он в самом деле закрыл. Но сна не было. Усталость продолжала нарастать. Арсений застонал и в бессильной ярости сжал кулаки…
– Дивлюсь я на тебя, Арсений, – проворковал у него над ухом вкрадчивый голос. – Зачем ты подчиняешься чужим прихотям? Зачем называешь братом проходимца и спасаешь его по указаниям шлюхи?
Арсений открыл глаза. Над ним, склонившись, стоял его недавний попутчик, всадивший Гребневу в затылок ржавый гвоздь. Невольно Арсений вскинул руку к затылку, отыскивая незажившую отметину. Болячка тут же нашлась. Причем она вспухла так, будто под кровавой засохшей корочкой в самом деле торчала шляпка гвоздя.
– Я его ненавижу, – прохрипел Арсений. – И откуда он только взялся на мою голову?
– Откуда – неважно! Но почему бы тебе не избавиться от негодяя?
– Избавиться? – переспросил Гребнев. – Убить, что ли?
Фарн одобрительно улыбнулся в ответ.
Арсений растерялся. Не столько от дерзости предложения, сколько оттого, что внутренне он тут же согласился. Слово «убить» не вызвало в его душе ни намека на отторжение. Скорее, себе, своей податливости, а не Фарну он попытался возразить:
– Тетя Оля его любит. Она верит, что ЭРик в самом деле ее сын.
– И что из того?
Насмешливый тон окончательно обескуражил Арсения. Он беспомощно закрутил головой, будто надеялся прочесть в воздухе указание свыше. Но ничего не обнаружилось в пыльном, нагретом послеполуденном солнцем воздухе. «Безвыходность» – единственное слово, которое было способно сгуститься из этой удушливой смеси.
– Я все-таки обязан… я должен, – пробормотал Арсений.
– Должен? – передразнил Фарн. – Кому? За что?
– Тетя Оля меня воспитала.
– Подумаешь, милость. Она не сделала из тебя достойного человека. Такого, который мог бы стать моим избранником. Она лишила тебя высшего счастья любить меня. Именно поэтому ты ровным счетом ничего не достиг. Именно она вселила в тебя чувство зависимости от всех и неуверенности в себе. И при этом она лишила тебя веры в меня – такое не прощается.
Господи, да ведь он произносит именно то, о чем так часто думал сам Арсений. С каждым новым словом Фарн вбивал новый гвоздь в голову Арсения. Но тот не протестовал. Напротив, он испытывал необыкновенную легкость: наконец-то он освободился от своей бессмысленной, никому не нужной положительности. Теперь-то он сможет все: напишет самый лучший, самый гениальный в мире роман, раскроет, как переспелый гранат, сложность своей натуры и, обливаясь то ли потом, то ли кровью, взберется на такую вершину, какая прежде не снилась.
– А главное, проходимцу известно о камнях, – продолжал нашептывать Фарн. – Как ты вывернешься, если о краже проведает не только Ольга Михайловна, но и Белкин, который считает себя наследником по праву. Уж он-то душу из тебя вынет.
– Да, да, я убью его! – воскликнул Арсений. – Если бы кто-нибудь знал, как я его ненавижу!
– Я знаю, – ответил Фарн. – Но будь с ним осторожен. Он силен. Невероятно!
Ирина сварила кофе. Она вообще мерзко готовила, а кофе, даже из самых лучших зерен, всегда отдавал у нее горелыми желудями. Но приходилось мириться: Ольга Михайловна не пожелала потчевать троицу незваных гостей. Она сидела в углу и смотрела на захватчиков красными от слез глазами. Позвать на помощь кого-нибудь она не могла: Белкин не подпускал ее к телефону. Даже на просьбу позвонить Арсению последовал отказ. Зато Ирина постоянно накручивала диск старенького аппарата в надежде, что Танчо явится наконец домой. Но домашний телефон не отвечал.
– Ну как, твой сыночек пенсию всю прожрал? – поинтересовался Белкин, разрезая батон вдоль и накладывая поверх толстый ломоть молочной колбасы. – Колбаса дерьмовая, я такую есть уже отвык, как бы понос не пробрал, – поморщился он.
– ЭРик зарабатывает, – ответила Ольга Михайловна с достоинством.
– Зарабатывает? – передразнил Белкин. – Милостыню, что ли, просит? Или рассказики о параллельном мире печатает? В этом, как его, «Когте дьявола», где твой племянничек подвизается? Ха-ха, сладкая парочка! Во всем этом есть какая-то своя безумная логика.
