Только после второго щепка он понял, чего я хотела, и подсадил меня небрежно вверх. Так как все смотрели на сцену, как будто там происходило восьмое чудо света, никто не обратил внимания на то, что девчонка с гипсом балансировала на грохочущем усилителе, а это мне очень подходило.
С любопытством, я просканировала сцену. Несмотря на моё горе, я громко рассмеялась, когда увидела господина Рюбзама. Он натянул себе на свой лысый лоб яркую шерстяную шапку, а на нос нацепил чёрные солнцезащитные очки, также на нём были надеты выцветшие джинсы и вязаный жилет, который тоже уже повидал лучшие дни. С закрытыми глазами он нажимал на клавиши своего органа, восторженная улыбка на губах и наслаждался лучшим моментом своей жизни.
Что же касалось Билли, Софи была права. Бас-гитара шла ему. Сцена шла ему! И да, глаза его тоже светились. Мне даже показалось, что он похудел; он больше не выглядел пухленьким, а скорее компактным, как будто излишняя масса не жир, а состоит только из тщательно натренированных мускулов. Что не могло быть правдой, если он провёл прошедшие недели на диване плохо проветриваемой комнаты для репетиций.
Рейлл, с голым торсом и бесстрастным лицом, бил по своим ударникам; Шак, в честь выступления, намазал себе волосы дополнительной порцией жира и натянул свою узкую футболку, под которой выделялся даже его пупок. Но где был Леандер? То, что там играла Led Purple, звучало хорошо, слишком хорошо. Бросив мимолётный взгляд в сторону, я увидела, как госпожа Дангель снимает свою коричневую курточку, отбрасывает её от себя подальше и расстёгивает обе верхние пуговицы на блузке.
- Smooooooke on the water, - подпевали сотни людей и поднимали руки вверх. Я должна была призывать себя к порядку, чтобы не присоединится к ним, и вытягивала шею, заглядывая в каждый угол сцены, которая теперь была освещёна только мерцающими огнями.
Вот - не были ли это ботинки Леандера? Это должны были быть они, потому что кому они должны были ещё принадлежать? Но почему они выглядывали носками вверх из-под ударников? Он что, лежал там сзади? И если он лежал там, а не стоял, не был впереди, рядом с микрофонами - означало ли это, что он ... что он ...?
Прекратите, хотела я закричать и может быть я даже так и сделала. Немедленно прекратите! У нас на сцене труп! Нам нужна скорая помощь! Но никто не обращал на меня внимания.
Сильный порыв ветра заставил зашататься стойку с монитором рядом с усилителем, и я уже испугалась, что он упадёт на меня, как ветер внезапно стих. Я вытеснила представление о том, что не только люди толпились здесь, а также и Sky Patrol массами наполнял небо, ангелы-хранители и члены бригады, было ли у них вообще ещё место, чтобы летать.
Шак заиграл своё соло на гитаре. Это звучало хорошо, очень хорошо. Слишком хорошо для него. Это должно было означать, что Леандер был ещё жив. Это просто не могло быть иначе. Я должна буду подождать следующую песню и наедятся, что он тогда покажется, большего я не могла сделать.
Глазами я искала быстрый путь к сцене - быстрый и безопасный путь. Да, так это может сработать: С помощью стойки для монитора перескочить через головы, приземлиться - было невысоко, только два метра, предположила я, прокрасться к краю сцены и шмыгнуть на неё сквозь чёрную ткань. Так я смогу подобраться сзади, если они начнут играть Child in Time и Леандер был ещё живым и в этот момент только собирал силы для решающего выступления, вместо того, чтобы быть мёртвым ...
- Да! - теперь и я возликовала вместе с остальными, когда группа после нескончаемых оваций начала играть следующие такты. Это была Child in Time. Один единственный кроваво-красный свет был направлен на господина Рюбзама - господин Рюбзам в центре внимания, разглядываемый сотнями, но он ничего этого не замечал, потому что его веки закрылись.
О, я любила эту часть песни. Она звучала более волшебно, чем всё другое, что я до этого слышала. Мурашки на спине были такими сильными, что она почти болела. Они перешли на мои руки, на ноги и подкатились нежной волной к зубам, пока всё моё лицо не стало покалывать, тёплое и холодное одновременно.
Эту часть я должна ещё подождать ... Это ещё не была та часть, где им был нужен Леандер. Она была ещё впереди: те высокие, хриплые крики о помощи, которые пронизывали тебя насквозь и которые, как рассказала мне бабушка Анни, даже больше не исполнял певец Deep Purple, потому что боялся, что это навсегда подорвёт его голос. (Меня же удивляло лишь то, что певец был всё ещё жив и выступал, но господин Рюбзам как раз убедительно доказывал то, что никогда не бывает поздно.)
Из-за чистого возбуждения, я сама себе щипала руки, чтобы боль позволяла оставаться мне в здравом уме. Было бы так просто спуститься к толпе, где мои одноклассники и учителя смотрели вперёд с открытыми ртами и влажными глазами.
Вставай! - подумала я настойчиво. - Леандер, тебе нужно сейчас выйти на сцену! - Носок его ботинка вздрогнул.
Ещё пел Шак, лучше, чем я когда-либо считала возможным. - See the blind man, he’s shooting at the world, the bullets flying, they’re taking toll …
- Леандер! Сейчас твоя очередь! - закричала я. На меня всё равно никто не обращал внимания. Как привидение, он поднялся из-под ударников и, качаясь, прошёл вперёд неуклюжими шагами, где Шак освободил для него микрофон, как будто они об этом договорились.
Я сухо всхлипнула, когда увидела Леандра. Его щёки провалились и были бледными, волосы свисали прядями на покрытый кровью лоб, каждое отдельное движение стоило ему невероятных сил. Но когда он наклонился, притянув микрофон к своим бледным губам и начал петь, забыл и он, как ему было плохо. Мы все забыли об этом.
Софи начала плакать и обеими руками ворошить волосы Леона, который улыбаясь, позволял ей это делать, хотя его причёска, спадающая на лоб, была его святыней. Госпожа Дангель преподнесла ещё несколько сантиметров своего декольте к всеобщему обозрению, а ребята за мной, которые до этого ещё свистели, стали обниматься и ударять друг друга приятельски по спине.
Не только Софи ревела. Многие девчонки ревели. Некоторые также пронзительно кричали и проталкивались вперёд к сцене, как будто там пели дуэтом Джастин Бибер и Бруно Марс. Притом что это, был охранник, которого никто кроме меня не мог ни видеть, ни слышать.
Я сжала обеими руками мои щёки, чтобы снова прийти в себя, схватилась правой рукой за стойку с монитором и перескочила как обезьянка через головы других, чтобы прыгнуть на землю возле зрителей.
Это было нелегко, потому что гипс нарушал моё равновесие, но я смогла выровняться и пробраться дальше к сцене, где с размаха мимо ткани поднялась вверх.
Так как все взгляды были направлены на пустую стойку микрофона, а все музыканты, включая Леандера, держали глаза закрытыми, я смогла незамечено протиснуться мимо ударников и Шаком, где сразу же начала танцевать довольно экстремальный вольный танец, за который в обычных обстоятельствах мне было бы очень стыдно. Я рассчитывала на то, что кто-то из публики рассмеётся или начнёт на меня показывать пальцами, но думала, что будет лучше находиться на сцене, исполняя танец, и сделать вид, будто принадлежу к группе и как будто меня специально наняли для этой части. Если бы я только стояла, то один из учителей возможно насторожился бы и убрал меня со сцены.
