Завершив свою историю, Дженет тоже умолкла. Квентин парил в небе среди облаков. От вина ему мерещилось, что Земля болтается на карданной подвеске незакрепленная — и, видно, не ему одному: Джош, поднявшись на ноги, тут же потерял равновесие и упал.
Ему лениво похлопали, но он встал опять, сделал упор на согнутую в колене ногу и вдруг исполнил сальто назад.
— Работает, — объявил он, сияя. — Беру назад все, что наговорил про жрецов-викингов — работает, блин!
Пользу из древних чар извлек почему-то один только Джош. Пока остальные укладывались и вытряхивали одеяло, он вопил и скакал по полю, как Тарзан.
— Я викинг! Трепещите передо мной! Сила Тора и его воинства переполняет меня! Вашу мааааать!
— Надо же, как он счастлив, — сухо заметил Элиот. — В кои веки приготовил что-то как на картинке в поваренной книге.
Джош умчался в поисках более благодарной публики, распевая «Боевой гимн Республики». Дженет и Элиот побрели к Коттеджу, Квентин и Элис — к Дому. Их разморило от солнца и выпивки; Квентин решил, что завалится спать и не пойдет на обед.
— Как бы он не навредил кому-нибудь — прежде всего себе.
— Там предусмотрена какая-то система для защиты кожи и костяка, — успокоила его Элис. — Он может прошибить кулаком стену, ничего себе не сломав.
— Значит, прошибет обязательно.
Элис держалась еще тише обыкновенного. Только в сумеречных аллеях Лабиринта Квентин заметил, что ее щеки блестят от слез.
— Элис, милая, — сказал он с захолонувшим сердцем, поворачивая ее к себе. — В чем дело?
— Зачем ей нужно было это рассказывать? — пробормотала она, зарывшись в его плечо. — Зачем она так?
Квентин сразу почувствовал себя виноватым — он-то с удовольствием слушал Дженет. История действительно жуткая, но ему нравились готические рассказы.
— Да ведь она не со зла. Просто посплетничать захотелось.
— Не со зла? — Элис, отстранившись, свирепо вытерла слезы. — Я всегда думала, что мой брат погиб в автокатастрофе.
— Твой брат? — остолбенел Квентин. — Не понял.
— Он был на восемь лет старше меня. Родители сказали, что он погиб в автокатастрофе, но это он, я уверена.
— Кто? Тот парень?
— Думаю, да. Нет, не думаю — знаю. — Глаза Элис покраснели от слез и их насильственной ликвидации.
— Господи. Слушай, она не нарочно. Откуда ей было знать?
— Все она знает. — Элис снова двинулась к Дому. — Вон как время хорошо выбрала. И он был как раз такой, Чарли. Вечно влюблялся в кого попало. Он обязательно попытался бы спасти ее сам… дурень несчастный.
— Может, Дженет не знала все-таки.
— Ей того и надо, чтоб все так думали. Не поняли, какая она паскудная сука.
«Паскудный» в этом сезоне было самым модным ругательством Брекбиллса. Квентин продолжал бы заступаться за Дженет, но тут ему в голову стукнуло что-то другое.
— Так вот почему тебя не пригласили сюда, — медленно произнес он. — Из-за того, что произошло с твоим братом.
Она кивнула, глядя куда-то в пространство; ее неутомимый мозг уже принялся за работу, складывая новую мрачную картинку с учетом полученной информации.
— Они не хотели, чтобы и со мной что-то случилось… как будто я на такое способна. Господи, ну почему кругом одни идиоты?
Они остановились недалеко от выхода из Лабиринта, в густой тени, словно не готовы пока были выйти на дневной свет.
— По крайней мере, теперь я знаю. Но зачем она все-таки рассказала, Кью? Она же знала, что мне будет больно. Зачем?
Квентина беспокоил конфликт, наметившийся в их маленькой группе. Ему очень хотелось все объяснить и сгладить.
— Она злится, потому что ты красивее.
— Не поэтому, а потому что мы счастливы. Она сама давно влюблена в Элиота, но он-то ее не любит, — сказала Элис и пошла к выходу.
— Постой. — Квентин потряс головой, точно складывая рассыпавшийся пазл заново. — Зачем ей Элиот?
— Может, все дело в том, что она не может его получить — ей ведь все вынь да положь. Удивляюсь, как она еще за тебя не взялась. Думаешь, она не переспала с Джошем?
Они вышли из Лабиринта и поднялись на террасу, освещенную изнутри. На плитах лежали первые опавшие листья. Элис, как могла, привела в порядок лицо, благо косметики на нем почти не было. Квентин подавал ей бумажные носовые платки, думая о своем. Мир, полный неразгаданных тайн, не переставал удивлять его.
С приходом сентября в физической группе остались только Квентин и Элис. Другие покинули колледж в вихре осенних листьев, по первому холодку. Разлуку с ними оставшиеся ощутили как шок, но к этому чувству, как крепкий напиток в коктейле, примешивалось немалое облегчение. Квентину очень хотелось, чтобы отношения между физиками были хорошими, больше того — совершенными. Совершенство — тонкая и рвущаяся при малейшем изъяне вещь — входила в миф, который он создавал о Брекбиллсе с неменьшим тщанием, чем Пловер свое «Филлори». Этот миф он не просто рассказывал сам себе, но искренне хотел в него верить. Между тем подспудное давление в группе росло, и под конец все стало разваливаться. Даже Квентин со своей почти безграничной способностью не замечать очевидного вынужден был это признать. Возможно, Элис была права — возможно, Дженет в самом деле любила Элиота, а ее ненавидела. Другая возможная причина так била в глаза, что Квентин просто не мог себя заставить взглянуть на нее в упор. Так или нет, физики явно теряли любовь друг к другу, которая раньше давалась им без всяких усилий. Поэтому Квентину стало легче, когда они наконец расстались. Пусть они никогда уже не будут такими друзьями, как раньше, — теперь он сможет вспоминать о былой дружбе, как это удобно ему. Память, застывшая как янтарь, всегда будет с ним.
Сразу после начала семестра Квентин сделал то, что и так уже долго откладывал: пошел к декану Фоггу и поговорил с ним о Джулии. Фогг нахмурился и коротко сказал, что займется этим.
Квентину очень захотелось схватить его через стол за дурацкие лацканы: напортачил с чарами забвения, а теперь, видите ли, займется. Он из кожи лез, объясняя декану, на какие страдания тот обрек Джулию — ни один человек не смог бы этого вынести, — а Фогг только слушал, не проявляя эмоций. Квентин, не придумав ничего лучшего, все-таки добился от него обещания пойти на самые крайние меры, чтобы облегчить ей жизнь. От Фогга он вышел не в лучшем настроении, чем вошел.
Сидя в столовой или проходя на переменах по пыльным в косых лучах коридорам, Квентин начал сознавать, как оторвались они с Элис от коллектива за эти два года и как мало у него знакомых студентов. Все предметные группы были замкнутыми кружками, но физики и среди них умудрились выделиться — а теперь их, физиков, осталось всего-то двое. Он все так же посещал лекции с другими пятикурсниками и болтал с ними, но знал, что занимает в их жизни очень скромное место.
