Глава 15
И льется кровь…
Площадка близ Центрального рынка, расположенная аккурат напротив Ростовского кафедрального собора, видела многое. Бывали здесь пьяные драки, милицейские облавы, разборки скинхедов с кавказцами, и массовые танцы опьяненных отчаянием бомжей. Но того, что произошло здесь в десять часов утра шестнадцатого июня две тысячи восьмого года, не видели ни серые бетонные плиты, ни чугунные столбики с цепями, ни купола и кресты устремленного к небесам храма, ни памятник религиозному деятелю Димитрию Ростовскому. И никто из случившихся там в то утро людей — даже пара бравых парней, проходивших срочную службу в Чеченской республике в самые горячие ее годы…
Откуда она взялась, так никто и не понял. Словно сама собой возникла из ниоткуда посреди толпы спешащих по своим делам граждан. Абсолютно голая девушка, лет шестнадцати-семнадцати на вид. Что ж, такое порой случается — слишком много алкогольных напитков с не изученными до конца свойствами поступает в последние годы на прилавки торговых точек нашей страны. Да и сумасшедших тоже хватает. Но… кое-какие признаки мешали воспринимать ситуацию как, пусть и неприятный, но все же рядовой эпизод повседневной действительности.
— Господи, Боже мой! — произнесла абсолютно неверующая продавщица солнечных очков, когда увидела, что творится в паре десятков метров от нее.
Виновница переполоха двигалась, покачиваясь из стороны в сторону и выставив руки перед собой, словно глаза ей застил туман. Время от времени она натыкалась на кого-нибудь из прохожих, хватала этого человека за одежду и пыталась что-то сказать. Но изо рта девушки вырывалось только бессвязное бормотание. Люди брезгливо отшатывались от нее, или отталкивали несчастную, привычно принимая ее за пьяную. В адрес девушки звучали при этом весьма нелестные эпитеты. Не имело никакого значения, что от нее совсем не пахло спиртным — сформировавшийся на протяжении десятилетий общественный стереотип был куда сильнее живого человеческого интереса к творящемуся вокруг, и сострадания к ближним. Последние два качества, впрочем, давно покинули души огромной части населения России.
Те, кто наблюдал за происходящим с противоположной стороны — то есть, видел спину девушки — реагировали несколько иначе. Зрачки их расширялись, как у только что уколовшегося наркомана, а рты непроизвольно раскрывались. Кое-кто даже коротко вскрикивал и тут же стыдливо зажимал рот ладонью.
Первыми, кто воздержался от ругани и пассивно-идиотского созерцания, были двое крепких мужчин военной выправки, стоявшие близ автобусной остановки. Бойцы ВДВ Алексей Орлов и Сергей Кузнецов выбрали этот день, чтобы встретиться и поговорить о делах минувших. Эти двое были единственными, кто выжил из всего их отряда, воевавшего в Чечне.
— Леха, смотри, — Кузнецов кивнул на площадку за памятником Димитрию. — Девку-то конкретно колбасит.
— Вижу, — кивнул Орлов. — Как думаешь, что с ней?
— Да понятно, что, — лицо Сергея исказила болезненная гримаса. — Какие-нибудь ублюдки напоили, оттрахали, да и выбросили на улицу. Куда страна катится! — Кузнецов смачно сплюнул на проезжую часть.
— А народ-то, народ! — презрительно произнес Алексей. — Ты только погляди на них! У каждого на морде написано: "Хорошо, что у меня все в порядке". Блядь, и это за их безопасность мы с тобой в горах свою кровь проливали? Да я Шамиля Басаева уважаю больше, чем это быдло!
— Так, а мы какого члена стоим? — рыкнул Сергей. — Пойдем, поможем девчонке.
Бесцеремонно расталкивая собравшихся вокруг бедолажки зевак, бойцы приблизились к девушке, взяли ее под руки и отвели в сторону.
— Ну ни хрена себе! — воскликнул Орлов, когда взгляд его упал на спину пострадавшей.
— Да, брат, — мрачно сказал кузнецов. — А мы с тобой думали, что на войне побывали. Вот она где, война-то…
Спина девушки — от лопаток и до самых ягодиц — была испещрена надписями, нанесенными при помощи какого-то острого предмета. Вероятнее всего, ножа или даже скальпеля — образующие текст надрезы были ровными, четкими и глубокими. Но разобрать надписи возможным не представлялось — сделаны они были не русскими буквами и даже не латиницей. Какие-то странные символы, отдаленно напоминавшие древние иероглифы мертвых языков Азии. Лишь то, что многие из них повторялись, перемежаясь привычными знаками препинания, позволяло сделать вывод об осмысленном тексте.
— Маньяк поработал, — со знанием дела произнес Орлов.
— Скорее уж, сатанисты, — на это мысль его сослуживца натолкнули кровавые литеры.
Согнав продавщицу очков с ее раздвижного стула, десантники усадили туда несчастную девушку. Сергей присел перед ней на корточки и попытался выяснить, что произошло. Но в ответ слышался лишь бессмысленный набор звуков. Как если бы изуродованная собеседница Кузнецова не просто была пьяна, а… вовсе не умела говорить.
— Слушай, Серый, да она, по-моему, не видит и не слышит ни черта, — предположил Орлов.
— Да что это такое?! Уйдите отсюда! — заверещала опомнившаяся торговка.
— Заткнись, мразь! — рявкнул Алексей, посмотрев на толстую тетку так, что та на некоторое время тоже потеряла способность произносить слова.
— Слушай, Лех, по-моему, от нас тут толку мало, — сказал, выпрямляясь, Кузнецов. — Значит, так — сейчас я Витьке Ляхову позвоню — пусть к себе заберет ее.
— А это кто такой?
— Кореш мой один. В уголовном розыске работает. Нормальный парень, не успел еще прогнить. Так что должен помочь.
— И то верно, — согласился Орлов. — Мы с тобой простые граждане, а это, все-таки — дело для милиции.
— Милиция уже здесь, — раздалось у них за спинами. Развернувшись, бойцы увидели высокого мужчину в форме. На плечах его мундира красовались майорские погоны. За спиной старшего офицера маячили фигуры двух сержантов.
— Что здесь произошло? — спросил майор.
— Вот эти вот… — попыталась встрять торговка, но тут уже страж порядка подарил ей полный холодного яда взгляд.
— Я не у вас спрашиваю, — сказал он таким голосом, что у толстухи заныл подгнивший коренной зуб.
— Вот, девчонку кто-то искалечил, — кивком головы Кузнецов указал на жертву. — Еще и изнасиловали, похоже.
— Вот суки! — вырвалось у майора. Такая реакция показалась десантникам странноватой. Все-таки, милиционеры — неважно даже, "хорошие" или "плохие" — в таких ситуациях ведут себя равнодушно. Просто потому, что насмотрелись на работе такого, в сравнении с чем изнасилование, членовредительство и беготня голышом по базарной площади — не семечки даже, а сладкие кукурузные палочки…
