— Может быть, и нет, — ровным голосом произнес Тропос. — Нет, если ты добровольно расскажешь мне то, что я хочу узнать. Например, эта твоя очаровательная маленькая хозяйка, Ривен, — что ты могла бы рассказать мне о ней?
Сэл подозрительно покосилась на мага и промолчала.
— О, не бойся выдать мне эту великую тайну, моя милая и чрезвычайно преданная пиллаун. Мне известно, что это дочь Ниомы. Мне также известно, что она замышляет, мирно играя на свирели для королевы-матери и для гостей в Джедестроме. Она хочет вернуть себе свой камень доуми, так ведь?
И снова Сэл только моргала своими крупными пурпурными глазами, никак не отвечая на вопросы волшебника.
Тропос хихикнул:
— Может быть, мне тоже есть что рассказать тебе о твоей маленькой госпоже. Тебе, должно быть, будет небезынтересно узнать, к примеру, что Ривен вот-вот выйдет замуж за Броуна. О да, тебе это удивительно, но я уверяю тебя, что это правда. Правитель Полуострова совсем потерял голову от этой девчонки и выбрал ее своей невестой, отвергнув всех остальных кандидаток. Боюсь, однако, что с его стороны это был не слишком разумный поступок, ибо, поступая таким образом, он настраивает против себя всех своих соседей. Более того, публично унизив нашу маленькую Фидасию, он дал нашему новому королю Аранту отличный повод продемонстрировать свое неудовольствие.
— Не могу поверить, что Ривен согласилась стать женой Броуна, — не выдержала Сэл. — Она его ненавидит!
Тропос снова рассмеялся:
— Ненавидит настолько сильно, что хочет стать его женой и выкрасть у него свой камень. Это даст ей новые силы, я уверен. Между прочим, я в немалой степени помог ей достичь своей цели, предоставив обезумевшему от любви правителю Полуострова самую романтическую возможность попробовать, насколько прекрасно ее молодое гибкое тело. Интересно посмотреть, что будет, когда она об этом узнает. Но я вовсе не об этом хотел спросить тебя, моя прелестная пиллаун.
— Я не прелестная и не твоя, — насмешливо перебила Сэл. — И я не собираюсь отвечать ни на один из твоих отвратительных вопросов.
— Даже на вопрос о родителях Ривен? — льстивым голосом осведомился Тропос.
Сэл удивленно заморгала, и маг пояснил свой вопрос.
— Я догадался, что ее мать Ниома. Меня занимает иное — кто был ее отцом? Видишь ли, когда я впервые вызвал изображение лица твоей госпожи в моем смотровом стекле, я был поражен цветом ее глаз. Я совершенно убежден, что точно такие же глаза я видел у кое-кого другого. — Тропос облизал тонкие сухие губы своим нездорового цвета языком. — У меня был друг детства, и твоя Ривен очень сильно мне его напомнила…
Сэл не отвечала, и Тропос слегка улыбнулся ей своим узким ртом:
— Теперь-то мне известно, что Ниома была, так сказать… весьма любвеобильна, и отцом Ривен, должно быть, стал один из ее многочисленных любовников. Однако так уж получилось, что мой приятель был без памяти влюблен в Ниому примерно в то же самое время, когда, если я правильно рассчитал, Ниома зачала дочь. Разве это не любопытно?
— Какое это может иметь значение — кто отец Ривен? — сердито поинтересовалась Сэл.
— О, огромное значение! — Тропос откинулся на стуле и сложил руки на животе. — А теперь, чтобы доставить тебе и себе удовольствие, я хочу показать тебе первую брачную ночь твоей госпожи.
Сэл широко раскрыла глаза и негодующе пискнула.
— Да-да! И не нужно этой ложной скромности, пиллаун. Нам ли с тобой не знать, как устроен этот мир?
Посмеиваясь над волнением, охватившим пиллаун. Тропос встал из-за стола и достал с полки широкую хрустальную чашу. Установив ее рядом с клеткой пиллаун он раскупорил флакон с какой-то жидкостью. Наливая жидкость из флакона в чашу, Тропос. промолвил:
— Это очень дорогое и редкое средство и я обычно берегу его. Однако ради такого случая, мне кажется, стоит им воспользоваться.
Голубая жидкость в чаше заволновалась и над ней поднялся светящийся пар.
— Смотри внимательно, птица, и ты увидишь, как наша счастливая парочка проведет эту ночь.
* * *
Броун шагал вдоль своей спальни, то и дело останавливаясь, чтобы поднять повыше подсвечник с зажженными свечами или поудобнее установить на столе поднос с бокалами вина. Бросив взгляд на песочные часы, он сцепил за спиной пальцы рук. «Скоро, — твердил он себе, — скоро служанки Ривен приведут ее ко мне». До сегодняшней церемонии в соответствии с традициями они были разлучены на несколько недель, которые должны были пройти между Оглашением и свадьбой, и Броун на все лады клял эти традиции.
Броун представил себе, что как раз в эти минуты Ривен должна была заканчивать церемониальное омовение, готовясь к наслаждениям этой ночи. Он не знал всех подробностей обряда, но догадывался, что это должно напоминать то, через что он только что прошел.
Вспомнив свое собственное купание и шутки, которыми перебрасывались помогавшие ему слуги, Броун улыбнулся. Один только Альбин хранил на лице мрачное выражение. К этому времени Броун уже догадался, что его посланник тоже был влюблен в Ривен, и, сжалившись над чувствами юноши, король отослал его переживать свое разочарование в одиночестве.
Глубоко вздохнув, Броун почувствовал сладкий аромат, который поднимался от огромного букета белых роз, установленного в изголовье его кровати. Эти розы напомнили ему нежную бархатистость кожи Ривен, которая была столь же приятна, как лепестки этих цветов. Сдерживая нетерпение, король бросил быстрый взгляд на дверь. Скоро в эту дверь войдет Ривен, одетая в такой же белый шелк, как и он сам, а ее атласные темные волосы будут свободно ниспадать на ее изящную, словно из кости выточенную белую шею.
В ту ночь в саду пахло ветром и травой. Он долго ждал Ривен, наполовину уверенный в том, что она не придет. Все же он решил подождать до рассвета, чтобы быть уверенным до конца, и Ривен сполна вознаградила его за терпение. Она скользила над травой медленно и плавно, словно лунатик, напоминая персонаж из сновидений в своей светлой рубашке, освещенная серебристым лунным сиянием. И она пала в его объятия так спокойно и в то же самое время так жадно, что страсть полностью овладела им.
Броун опустился в кресло и облокотился затылком на подголовник полированного дерева. После той ночи в саду он понял, что одна лишь Ривен должна быть его женой и королевой.
До того как он впервые увидел Ривен, обручение с Фидасией представлялось ему верным политическим шагом, но теперь возобладали иные соображения. Камни, которые он носил на голове, вытягивали из него жизненные силы, и ему пришлось прямо взглянуть фактам в лицо. Он все еще был силен и чувствовал себя вполне мужчиной, но сколько это продлится? Что, если к тому времени, когда Фидасия достигнет половой зрелости, он будет уже неспособен зачать наследника, который так необходим для полдержания стабильности Полуострова?
