Черный корабль умирал у скалы. Он умирал плохо, и Спиро почувствовал, что улыбается, глядя на смерть врагов. Его мама, любимая мама, сладкий запах пота которой до сих пор чудился мальчику ночами, тоже умирала в муках. Он хотел бы забыть все, что произошло в тот день, но не мог. И скорее всего, ему не суждено этого забыть до самой смерти. Но он не разучился улыбаться, а только что приобрел новый повод для радости – смерть врага.
Под ногами у Спироса зашуршало, словно под настилом пристани завозилась огромная крыса, и он невольно сделал шаг назад, но тут же наткнулся спиной на препятствие. Тяжелые сильные руки легли ему на плечи, и мальчишка, повернув голову, увидел, что за его спиной стоит закутанный в свой потертый плащ Ираклий – его новый кумир и хозяин. Лицо приезжего было совершенно бесстрастно, темные глаза блестели в бликах пламени, как черные агаты. Белки глаз стали совершенно незаметны в таком освещении, и Ираклий смотрел на смерть глазами смерти – угольно-черными, блестящими, источающими холодный ужас.
Он ободряюще похлопал мальчика по плечу, и оба остались на месте. Шорох стал громче и за край настила уцепилась чья-то обгорелая рука, более напоминающая птичью лапу, чем человеческую конечность. Потом на доски легла вторая рука, уже не такая страшная, и на причал выбрался мокрый, израненный и жалкий человек.
Боль безжалостно скрутила его тело. Он не мог подняться и не мог лечь – мышцы чуть не рвались от каждого движения. Из раны на лбу сочилась темная, как смола, кровь, сгоревшие борода и волосы покрывали кожу коркой. Пират был обуглен, как горелое полено, но в ухе его сияла непонятно каким образом уцелевшая и не закоптившаяся серьга.
Потратив все силы на подъем по скользким скалам, на которых крепился настил, он упал на одно колено и едва не опрокинулся на бок, разевая в крике рот. Спиро стиснул кулаки и двинулся вперед, но сильная и твердая рука Ираклия не дала ему сделать и шага. Мальчик обернулся, скаля зубы, но понял, что Ираклий не хотел сдерживать его: приезжий протягивал Спиросу меч, который весь вечер прятал под плащом.
Мальчик взял оружие. Клинок был тяжел, но рукоять, любовно перемотанная кожаной лентой, так ухватисто легла в руку, словно меч давно принадлежал Спиро. Ираклий нагнулся так, что их лица почти соприкоснулись, и спросил негромко:
– Хочешь убить?
Мальчишка кивнул, и потащил оружие к себе.
– Не спеши, – сказал приезжий. – Возьми его покрепче, я преподам тебе первый урок. Посмотри на врага… Он жалок?
Раненый попытался подняться с колена, но не смог и смотрел на стоящих перед ним людей с ужасом и ненавистью.
– Нет, он не жалок, – произнес Спиро чужим, сиплым голосом.
– Правильно, он не жалок. Он омерзителен. Так?
– Да.
– Но он безоружен! Он ранен! Он истекает кровью!
– Мою мать, – просипел Спирос, захлебываясь от переполнявшей его ненависти, – убили безоружной. Ее изнасиловали по очереди четверо таких же пиратов, как он. А может быть, он и был одним из них, я не видел лиц. Потом они принялись резать ее ножами и запихивать в раны сено… Она кричала… Тогда они забили ей в рот огромный пучок травы и смеялись, пока она задыхалась. И кололи ее мечами… Око за око, господин. Око за око. Это закон Божий.
– Храни Господь ее душу… – сказал Ираклий. – Будет удобнее, если ты возьмешься за рукоять двумя руками. Клинок еще великоват для твоего роста. Занеси лезвие за голову, бей сплеча.
Клинок ударил раненого, но сил у мальчишки не хватило, и, скользнув по виску наискосок, железо лишь сорвало с черепа пирата кожу, но не пробило кость. Зато снесло бандиту ухо вместе с серьгой, и золотой полумесяц с куском мяса на нем упал на доски пирса. Пират зарычал от боли, так рычит раненый волк, и сделал попытку броситься на Спиро, но тут же, потеряв равновесие, рухнул на оба колена.
– Отлично, так даже лучше! – обрадовался приезжий и помог мальчику перехватить меч поудобнее. Он стал за ним, широко расставив ноги, и взял руки Спиро в свои, словно управлял марионеткой. – Еще разок! Сверху вниз! Вкладывай в удар вес!
Они уже были не одни на краю пристани. Некоторые из одетых в темное людей, закончив свою кровавую жатву, пришли посмотреть на последний акт ночной трагедии.
Меч описал в воздухе полукруг, клинок зашуршал, набирая скорость, и с мясным звуком вошел в тело в полутора ладонях от основания шеи. Хрустнула кость, лезвие на мгновение застряло в ране, и Ираклий подал рукоять на себя, совершая танцевальное движение. Мальчишка невольно повторил его с точностью, словно они с новым наставником составляли единое целое. Клинок выскользнул из раны, сделав разрез шире и глубже. Брызнула кровь.
Спиро уже не улыбался, он скалился, не отводя взгляда от умирающего врага. Жизнь покидала изувеченное тело морского разбойника, но дух все еще не оставил его. Глаза пирата помутнели, и он больше не пытался привстать, но не просил пощады и не отводил взгляда от своего убийцы.
– Месть сладка, – прошептал Ираклий на ухо мальчишке. – Око за око, малыш, это высшая справедливость…
И тут разбойник засмеялся.
Это было невероятно. Обожженный, изрубленный, блюющий кровью, сукровицей и морской водой кусок плоти смеялся. Обуглившиеся губы растянулись в улыбке, лопаясь, как раздавленные пиявки, из-под сожженных век выкатился наружу уродливый, словно потерявшая панцирь улитка, глаз.
В горле умирающего забулькало, и Ираклий не сразу разобрал сказанное.
– …ой же. ак…я, – выдавил из себя пират, выплюнул густую струю черной крови, и повторил разборчивей, на вульгарной латыни:
– Ты будешь таким, как я…
Чудное четверорукое и четвероногое существо развернуло корпус, чуть согнуло колени и лезвие меча по короткой дуге взмыло над его правым плечом. Ветер подхватил полу плаща, и смотрящим со стороны на мгновение показалось, что хищная птица распахнула крылья над стоящим коленопреклоненно разбойником. Отблески пожара коснулись окровавленной стали: красное смешалось с красным.
– Нет, – возразил негромко тот, кто здесь и сегодня называл себя Ираклием. – Он не станет таким, как ты…
Меч качнулся, четверорукое четвероногое существо шагнуло вперед, вкладывая весь вес в движение лезвия.
– Он станет таким, как я!
Клинок, направленный умелой рукой, рассек шею пирата с легкостью – так тяжелый топор смахивает со ствола сухой сучок. Голова склонилась на бок и скатилась по плечу, глухо стукнув по доскам настила. Вслед за ней ничком рухнуло тело.
– Уж не знаю, что лучше… – вполголоса произнес Людвиг, отворачиваясь.
Говорил он себе под нос, но стоящий в нескольких шагах Василий его расслышал и ухмыльнулся в усы, стрельнув в сторону северянина неожиданно недобрым взглядом.
