Олег Серёгин - Дети немилости

«Писание?» - недоуменно повторил я про себя, но чеканные строки уже грохотали в памяти.

Увидев, что Ее воля не исполняется, Она окуталась гневом.

Окутавшись гневом, Она изрекла вечную смерть.

Я знал Легендариум почти наизусть. Иные главы выучил еще ребенком, с голоса прабабки Ирвы: та способна была цитировать книгу с любого места. Ирва говаривала, что некоторые строки не понимает и теперь, после жизни, а я удивлялся – для меня Легендариум был историей о богах и героях.

Арсет взглянула на мир и увидела, что он светел.

Увидев, что мир светел, Арсет обрела силу любви.

Обретя силу, она встала против вечной смерти.

Рознь Выси и Бездны перед этим противостоянием – как летняя гроза перед движением материков…

- Выигрывать? – переспросил я невпопад. – Чтобы Высь победила?

Лаанга усмехнулся. Нервной костлявой рукой взял с подоконника лампу, включил и посветил мне в глаза; я растерянно прищурился, отворачиваясь.

- Щенок, - сказал Лаанга, что-то во мне рассмотрев, - не без мозгов, но щенок. Нет, государь Морэгтаи.

Маг помолчал. Жутко было смотреть ему в лицо: наглый буян, которому куда легче было дать двадцать лет, нежели истинные его двадцать тысяч, превратился в печального и умудренного старика.

- Я слишком близко, Мори, - проговорил он. – Я не скажу.

Я сморгнул.

Мир сморгнул вместе со мной.

Лаанга снова сидел в кресле, трубки у него никакой не было, а я стоял перед ним, плечом к плечу с Эррет, Онго, господином Атри, Великой Тенью… миг назад их не было рядом, я только теперь понял это, и волосы поднялись дыбом. Я помнил, что в Пятой магии Лаанга чувствует себя как дома, но одно дело понимать, и совсем другое – наблюдать запредельные силы в действии: испытание не для слабого духа.

«Любая магия – ничто перед силами Изначального, - напомнило неживое окно за спиной мага. - Могущества Выси и Бездны – игрушки в руках Старшей Матери…»

И я, наконец, разозлился.

Злость отрезвила. Я не страдал ложной гордостью, но сосредоточенно размышлять о собственном ничтожестве тоже отказывался. В моем положении это было, во-первых, глупо, а во-вторых, мешало работать. На мне лежала ответственность за миллионы подданных. Меня угораздило стать Господином Бездны, и не уступить свою волю безмозглой функции мирового зла мне удастся только ценой нечеловеческих усилий… если вообще удастся. Размышления об этом несли с собой страх, а страх цепенил, и потому следовало избегать бесплодных размышлений. Чтобы достойно исполнить свой долг, мне определенно требовалось немного здоровой гордыни.

«Кто, как не мы, воинство Заступницы на земле?» - произнес голос, похожий на голос Аливы.

Я выпрямился.

Эррет прильнула ко мне, незаметно взяла за руку. Лаанга смотрел на меня с кривой усмешкой, но сощуренные глаза его были теплы. «Мы пока еще не проиграли», - прочитал я в них.

- Какие действия нам следует предпринимать, господин Лаанга? – выравнивая дыхание, спросил я. Беседа с глазу на глаза окончилась, я подозревал, что скоро беседы окончатся вовсе, и нужно было торопиться.

Лаанга скорчил рожу.

- Делайте как написано, - сказал он, наморщившись с величественным видом.

- Где написано? – переспросил я, мигом озадачившись мыслями о древних манускриптах, текстологии и тому подобном. Связаться с Аллендором, затребовать копии хроник? С Рескиддой?..

Некромант расхохотался совершенно по-жеребячьи, и я заподозрил неладное.

- На роже у тебя написано, полудурок! – бросил Лаанга. – Все, остобесили вы мне. Брысь!

И отмахнулся, как от назойливых мух.

Дождь зарядил с утра. Под окнами мокли цветы, волнами ходили древесные кроны; пухлые пелены облаков точно опускались к самой земле, и казалось, вот-вот нанижутся на серебряные шпили. Река потемнела. Поверхность воды дрожала от ударов небесных капель. Вдоль улиц бежали зонты, храня под собою людей, а по оконным стеклам струились тонкие ручейки, словно упавшие прямо с волос Арсет Милосердной. Сплетая голос с хорами дождя, журчал в углу священный фонтанчик, подаренный мне когда-то прабабкой. Крупная сапфирового стекла звезда бледно светилась над серебряной статуэткой: Арсет стояла над чашей, и из сложенных ее рук проливалась вниз тоненькая струйка воды.

Я рано научился читать, но Ирва блюла древние священнические традиции и не позволяла несмышленому ребенку браться за Легендариум. Возможно, она была права – пустое любопытство обесценило бы древний и сложный текст, а в ее пересказе он становился роскошнее любой сказки… В четырнадцать я всерьез принялся за Писание и читал его в оригинале, на риеске, удивляясь, какими скучными и многословными оказываются на деле те истории, от которых в детстве щемило сердце. К примеру, «Речи Арсена» занимали десятую часть огромной книги, а смысл рассуждений святого царя и витязя сводился к нескольким строкам. Прабабка сделала все, чтобы укоренить во мне веру, и возможно, именно потому вопросы веры никогда прежде не занимали меня. То, что было сказкой, стало мудростью иносказания и плодами тысячелетнего опыта, но не сверхчувственным знанием.

Кажется, обстоятельства изменились.

Лаанга ничего не сказал толком, но сказал достаточно. Я понял, с кем мы имеем дело. Стоило вообразить себе это, и холодок бежал по спине. Мифический образ Первой песни Легендариума, огромный и абстрактный, придвинулся слишком близко.

Мне хотелось молиться.

…Сражение с вечной смертью требует сил превыше тех, что есть у Арсет. Сотни тысяч лет длится подвиг ее великой любви. Но как мать не в силах уберечь младенца от всего, что может ему грозить, так Арсет не в силах защитить мир от других опасностей. Поэтому он полон зла. Если бы Арсет могла обернуться, зло исчезло бы перед ее лицом. Она просто не может.

На то, чтобы биться со злом, есть люди.

Творя человека из своей крови, Арсет даровала ему огромные силы, которые могут умножаться едва ли не бесконечно, разум, чтобы распознать зло, и волю, чтобы справиться с ним. Слабому же должна быть подмога от сильных, кто рядом. Арсет стойко бьется, защищая людей, и хочет, чтобы дети ее были добры друг к другу. Но от нее им помощи ждать не следует: все ее силы отнимает сражение с вечной смертью. Сама Заступница просит о помощи тех, кто достиг высокой мудрости и большого могущества: пока Арсет стоит лицом к смерти, кто-то должен прикрывать ей спину.

Легендариум говорил: право на молитву есть только у тех, кому не осталось ничего больше, у тех, кому не в силах помочь никто.