Он опять замолчал, вглядываясь в отсвет утонувшего солнца. Молчал он долго, но Ирил не решился поторопить наставника. Наконец торк очнулся. Он пососал погасшую трубку, сплюнул и задумчиво потеребил боевой султан из волос, неизменно затянутый на темени.
– И все-таки что-то они здесь оставили, – задумчиво протянул он. – Территории что-то хранят. И океан хранит. А Твари охраняют.
Молчание.
– А халь здесь нет. И Старшие Расы договорились, что их здесь и не будет. Я не знаю, почему так произошло, мальчик, – он пристально взглянул на Ирила. – Но знаю, что Лепестки проверяют Пестик регулярно. И забирают отсюда всех халь.
– Куда? – вырвалось у Ирила.
– Куда-то, – пожал плечами торк. – К себе, наверное, куда еще.
– А людей?
Тахор нахмурился:
– Про людей ничего не знаю. У меня не было знакомых халь из ваших. И не слышал я ничего про вас. Так что про людей – это ты сам выяснишь.
– Они придут за мной? – тихо спросил Ирил.
– Раньше я бы сказал, что мы еще глянем, кто кого… – он тяжело вздохнул.
Положительно, расстроенный Тахор – зрелище то еще. Можно сказать, забавное даже. Только не для Ирила. И не сейчас.
– Что-то случилось? – догадался наконец Ланья.
Торк искоса посмотрел на него. Ирилу даже показалось, что в глазах Тахора мелькнула отеческая усмешка, ему никак не свойственная, но она тут же и пропала.
– Случилось, – он сосредоточенно, даже слишком сосредоточенно, начал опять раскуривать трубку.
Ланья смотрел на него во все глаза, но Тахор не спешил продолжать. Подталкивать же наставника было несколько… неправильно. Этому Ирил выучился хорошо. «Вообще, удобная вещь, эта трубка, – подосадовал изнывающий Ланья. – Когда на военном совете, например, сказать нечего, хватаешься за нее – и давай раскуривать. Глядишь, чего и придумается или другой кто-то выступит. То-то торки чуть что – сразу за курево хватаются». Тахор, наконец, справился со своей трубкой. Но когда он поднял глаза, Ирилу вдруг непонятно почему захотелось, чтобы он покурил еще немного. Или много. Что-то странное глянуло на него из глаз торка. Странное и страшное.
– Случилось, сынок, – Ирил вздрогнул. Никогда раньше Тахор не называл его «сынок». Как угодно ласково или одобрительно, но не «сынок». – Война случилась. Люди с аталь сцепились.
Ланья нахмурился, не понимая. Война. В Клевере. Ну и что? А они-то тут при чем?
– Что самое интересное, – невольно хмыкнул не увидевший его гримасы торк, – люди аталь-то давят. По всему Зеленому Лепестку проходятся.
Он повертел недоверчиво головой и тут увидел сведенные брови Ирила.
– Что непонятно?
– А мы-то при чем? – высказал свои сомнения вслух Ланья. – Кто-то где-то в Клевере воюет, нам-то до этого какое дело?
– Люди воюют с аталь, – терпеливо, как ребенку, начал объяснять Тахор. Ирил уже знал эту манеру учителя: теперь надо очень внимательно слушать и лучше сразу всё понимать, Тахор плохо относился к дополнительным вопросам. – У аталь магия, у людей – нет. Но зато у них много-много всяких штук интересных, для смертоубийства предназначенных.
Взгляд торка загорелся. Ирил ни секунды не сомневался, что Тахору глубоко наплевать, кто там в Зеленом Лепестке победит. Его, как и любого торка, занимал сам процесс.
– На мой взгляд, силы равны, – продолжал Тахор. – Но тут, как раз в самый разгар заварушки, выясняется, что есть Пестик, где люди тоже могут использовать хальер. Причем гораздо эффективнее, чем сами аталь. И они тут есть.
– Кто «они»? – не понял Ирил.
– Люди, – Тахор все еще говорил тихо, но чувствовалось, что это край. С уточняющими вопросами пора заканчивать.
– Ага, – глубокомысленно согласился с ним Ирил. – А я тут при чем?
– Ты – человек, – очень медленно и очень ровно проговорил торк.
Ланья сжался – сейчас рванет. Но не задать следующий вопрос он не мог:
– А при чем я к Огненному Лепестку? Что аталь могут хотеть от меня?
Против обыкновения Тахор не сорвался:
– Ты – человек, и ты – халь, хоть и слабый. А значит, существует вероятность, что выступишь на стороне своих сородичей.
– Зачем? – изумился Ланья. – Зачем мне воевать с Зеленым Лепестком? Что плохого мне сделали аталь?
– У войны свои законы, мальчик, – немного грустно сказал Тахор, – вопросы «зачем» и «почему» хороши, когда вокруг мир и всё хорошо. А когда случается такое, как сейчас, никто не станет разбираться, как ты относишься к аталь. Жизнь штука длинная и непредсказуемая – завтра не знаешь, что будет. Так что проще с самого начала убрать всё, что мешает, и жить спокойно. А в таких игрушках, как война «раса на расу», – тут вообще все правила побоку. Ты уж поверь старому воину.
Он поежился, словно вспомнив что-то неприятное, и замолчал.
Ночь уже давно победила слабый отсвет уснувшего солнца, и в наступившей темноте контур сидящего торка угадывался еле-еле. Вместе с ним потихоньку пропадала и надежда Ирила.
– И что же мне теперь делать? – обреченно спросил он темноту.
– Нам, – поправила его темнота хриплым голосом наставника.
У Ланьи потеплело на душе. Тахор неожиданно поднялся на ноги одним движением. Легким и быстрым.
– Еще сильнее тренироваться, – каркнул он. – Готовься, сынок, дальше будет только хуже. Но одно тебе скажу: Тахора Гумануч-он никто до сих пор так и не смог закопать. И я планирую сохранить эту традицию. Ну и тебя немного научить тому же. А пока готовься много работать. И поменьше напоминай окружающим, что ты халь.
«Куда уж больше-то?» – простонал про себя Ирил. Но вслух этого не сказал, да и некому уже было. Учитель растворился в ночной темноте.
– Что видишь? – Сова ловким движением перевернула чашку с остатками доша на тарелку, подержала немного и подняла.
– Клякса? – с сомнением протянул Ирил.
Они сидели в небольшой таверне почти в самом центре Хайара. Старик Ррадушит держал эту таверну уже невесть сколько лет, но дош в ней варили все так же вкусно. Вкуснее всех в Хайаре. То ли потому, что Ррадушит был глеммом, а глеммы всегда отличались способностями к варке разных зелий, то ли дош он знал где покупать. А может, и потому, что все давным-давно знали, что самый вкусный дош – у Ррадушита. Знали – и всё тут. Они с Совой всегда ходили сюда, чтобы посидеть, поболтать, когда Ирил выбирался в Хайар.
– Может, и клякса, – лукаво улыбнулась Сова. – Но хоть что-то она тебе напоминает?
Вообще-то её звали не Сова, а Тилуи Неказке, обычное для Пестика человеческое имя, но еще в самом детстве её отец всем и каждому рассказал, что его очаровательная дочка ну никак не желает спать по ночам, а днем ее не разбудишь. Дочку он любил без ума и придумывал ей кучу ласковых прозвищ, но запомнилось всем почему-то только одно. И уже давным-давно Тилуи никак по-другому не называли. Она не возражала. Ирил тоже. Тем более что она по-прежнему предпочитала дню ночь. Все их безумные прогулки и самые интересные приключения приходились именно на ночи. Ирил уже перешагнул подростковый период (и то сказать, не мальчик уже – восемнадцать месяцев дождей, сахашей, встретил), но определить свое отношение к Сове он до сих пор так и не мог. В отличие от большинства простых и податливых девчонок Хайара (в самом северном поселении, как и во всем остальном Пестике, консервативные взгляды Лепестков приживались с трудом), высокая статная Сова всяких там вольностей никому не позволяла. Не то чтобы она прилагала много усилий, чтобы отшивать воздыхателей, нет. Просто одного ее взгляда обычно хватало, чтобы любой подвыпивший (про трезвых и говорить не приходится) рыбак или вольд тут же понимал: тут ловить нечего. Ирил иногда даже завидовал: надо же так уметь. Хотя именно эта ее способность и заставляла его держаться на расстоянии. Иногда он об этом жалел. Улыбчивая большеглазая девчонка не раз и не два приходила к нему во сне, окутывая его облаком светлых волос, но наяву Ланья слишком дорожил отношениями со своим, чего уж там, единственным, другом, чтобы проверять, не изменится ли что-то между ними, если…
Занятия с Тахором, темп жизни, да и удаленность их дома от Хайара никак не способствовали большому количеству друзей. В город Ирил выбирался редко, дома дел хватало, а мать с наставником и не старались найти ему друзей. Не потому, что не любили или им было наплевать на мальчишку, а потому, что, в дополнение к способностям к хальер, которые они старались прятать как могли, еще по совету Са-Сефары, с годами у Ирила появилась еще одна новая не радующая черта. Вспышки неконтролируемого гнева приходили внезапно и мгновенно. Ирил и сам не мог сказать, что в следующий раз вызовет его неудовольствие, но, когда это случалось, рядом было лучше не находиться. Единственным человеком, на которого он и помыслить не мог поднять руку, была мать. Всем остальным лучше было прятаться. Ланья бросался даже на Тахора. На того, к счастью, бросаться было бессмысленно – как водой из чашки на гранитную скалу плескать, но всё равно… Хорошо еще, что торк никогда не расставался со своими амулетами, блокирующими хальер, торки мастера на такие штуки: Ланья и магию пускал в дело, не задумываясь.
