Дик осторожно пробирался по скату крыши. Повезло. Секунда-другая, и его накрыли бы прямо там, у камина, где он осторожно снимал кинжал со стенки. И чем заказчику приглянулся именно этот? В таких дорогих апартаментах и поинтереснее штуки есть. Но нет, ему назвали второй справа, в потертых ножнах с тонкой серебряной окантовкой и рукоятью с гравировкой звезды. Больше ничего наказали не брать. Как был, с кинжалом в руках, он сиганул в окно и замер на карнизе между окнами. Быстро запрятал добычу в заплечный мешок и полез на крышу.
Лунная ночь – не лучший помощник в таком деле. Хуже только лунная ночь с легкой пеленой облаков, которая рассеивает свет, делая небо еще коварнее. Вот как сегодня. Но заказчик ждать не желал, а Дику очень нужны деньги. С тех пор, как мать слегла, надежда только на него. Ну и что, что ему пятнадцать лет. Лиззи десять, и то работает, платочки дома вышивает. За гроши, конечно, кто ж соплюхе хорошую цену даст, но и то подмога. В услужение он сестру не пустит! Слишком хорошо знает, что бывает в услужении с девочками, если нет отца с тяжелыми кулаками. Вот подрастет Лиззи, пойдет к модисткам, может, пригодится где ее вышивка. А он помыкался, помыкался, получая тумаков больше, чем денег, и понял, что кроме как ловкостью и умением быстро бегать заработать не сможет.
Нет, неудачный день. Тьфу, ночь. Его подвела наледь на крыше, и чтоб не сверзиться вниз, пришлось упереться ногами в жестяной желоб, а тот возьми и громыхни. Полицейский задрал голову, заметил, как шевелится подозрительная тень, и засвистел; сейчас набегут, возьмут дом в кольцо… Спуститься с пятого этажа во двор Дик уже не успевал. Оставалось только подцепить ножом створку окошка и шмыгнуть внутрь чердака. Там темно. Наверное, всякий хлам хранят. Не наткнуться бы на какую-нибудь рухлядь. Грохоту будет…
Дик тихо скользнул в окно. Огляделся. В комнатушке кто-то жил. Холодного света хватало, чтобы разглядеть обстановку: неровно крашеные стены, узкая кровать, видавшая виды стойка с умывальником, одежда на вбитых в стенку гвоздях, листок исписанной бумаги и бутылочка чернил на облезлом табурете. С подушки свешивалась растрепанная коса.
Затопали, загрохотали, заговорили за дверью, и Дик, не раздумывая, юркнул под кровать, пребольно ударился коленом о какой-то ящик и затих.
Стучали в дверь так, что и мертвого поднимут. Кровать над головой Дика заскрипела, и босые ступни зашлепали к двери. Тут было-то каких-то три шага. Скрипнули петли, и не дав хозяйке ни слова сказать, хриплый голос гаркнул:
– Кто еще есть?
– А? – возмутились сонным голосом. – Что?! Вы что себе позволяете?
– Простите, госпожа, не имел намерений вас оскорбить. Мы ловим вора, он крался по крыше и наверняка прячется где-то в доме. Позвольте…
Дверь скрипнула еще раз, и в полоске между полом и свисающим одеялом посветлело – видимо, полицейский осматривал комнату с принесенным с собой фонарем. Проговорив положенные извинения, полицейский убрался. Госпожа зевнула, заперла дверь и вернулась в кровать.
Дик понял, что куковать ему тут, пока хозяйка чердака не уйдет на работу. Замок был врезной, он успел заметить, а значит, справится. Этому-то его уже научили. Сейчас вылезать нельзя, полиция еще будет шуровать час-другой, а потом побегут по улицам ранние пташки на службу. Неровен час, кто заметит. А то и полиция оставит пост у дома. Нет, придется ждать.
До побудки еще добрых два часа, и Дик решил размяться. Он-то выспался загодя, перед ночным походом, зная, что сонному прыгать несподручно. Да и холодно было лежать, не двигаясь. Скакать по карнизам в кожухе неудобно, и пошел он налегке, запрятав одежу неподалеку. Теперь подмерзал.
Выполз из-под кровати, прислушался к спящей – сопит себе тихо. Прошелся по комнате – пять шагов вдоль, три поперек. Осмотрелся получше. Платье на гвозде висело совсем простое, темное, с парой прицепившихся в юбке светлых ниток и со следами мела на рукаве. Наверное, здесь поселили модистку или швею из мастерской, что на первом этаже.
Он вчера, как примеривался, на витрины смотрел – мастерская из тех, где из шелка шьют и шелком вышивают. На остальных этажах сдаются квартиры, недорогие, но и не для бедноты. Чердак, наверное, тоже сдается.
Нет, скорей, это не модистка и не швея, а помощница, работает за гроши, поэтому живет в клетушке под самой крышей. Он присмотрелся к спящей – точно помощница, молодая совсем.
Походил еще, помахал руками-ногами, и не удержался – заглянул в листок. Света от луны было достаточно, чтоб он справился с чтением. Дела-а-а…
От скуки Дик стал придумывать, кем бы мог быть этот Фред. Приказчик какой, наверное. А может, напротив, замахнулась эта Катарина куда повыше, а тот поигрался и сменил на другую дурочку.
Дик снова глянул на спящую: миленькая. Нет, не хотелось для нее такой судьбы. Найти бы этого Фреда да поговорить по душам. Дик, конечно, еще в плечах узковат, но пару ударов знает.
А и правда, получится ли найти? Дик оглядел комнатку. На гвоздях висит всего два платья, шляпка и вовсе одна, потертое пальто из грубой шерсти, шаль в изголовье кровати – это да, холодно тут. Над кроватью обогревалка виднеется, но на всю комнату ее не хватает. Зарядки дороги.
Нет ничего, что могло бы указать на неведомого Фреда. Не может быть, чтоб у этой Катарины не осталось ни засушенного цветка, ни билетика из синематографа на память. Неужто этот скряга ничего ей не дарил? Хотя… шаль с виду дорогущая, не чета остальной одежде. Хоть какая-то от Фреда польза. Что ж он ей обогревалку получше не купил? Хотя… вряд ли она приглашала кавалера в гости.
Дик едва не хлопнул себя по лбу. Ящик!
Прислушиваясь к дыханию на кровати, Дик вытащил даже не ящик, а небольшой сундучок. Ага! Кроме женских мелочей, в жестяной коробочке хранилась – Дик едва не рассмеялся! – засушенная роза, билетик в синематограф и три записки.
Дик повернул бумажки к свету.
“Рин, милая, у меня срочное дело. Дождешься до завтра? Твой Ф.”
“Рин, будь готова сегодня к семи, я заеду за тобой. Ф.”
Третья даже не записка, а открытка, которую прикладывают к подаркам:
“С Днем рождения, любимая! Всегда твой Фред”.
Хмыкнув, Дик осмотрел напечатанный на другой стороне открытки букетик цветов с розовой лентой, на всякий случай изучил засушенную розу и обнаружил, что лепестки будто с махрой по концам, а сами концы, кажись, светлее остального. Жаль, что темно, цвет толком не рассмотреть. Он сложил всё назад, но когда возвращал шкатулку в сундук, его пальцы наткнулись на что-то твердое, будто картонное. Стараясь запомнить, что и как лежало, Дик вытащил стопку книг.
Четыре книжки изрядно потрепались, у одной даже корешок отклеился. Небось, на развале куплены. Названия Дику ни о чем не говорили, но судя по обложкам – не из тех, что продаются по пять медяков.
Дик пробовал читать, когда в подрабатывал у толстяка Сэма в кухне. В ворохе бумаг на растопку ему попались две рваные тонкие книжки. Одна – про приключения моряков на острове с дикарями, вторая – где частный сыщик расследовал загадочные убийства.
Но книги из сундучка были другого сорта, такое с уличных лотков не продают и на растопку не пускают. Знать, Катарина не из тёмной нищеты выбилась, какое-никакое образование получила. Наверное, дочь какого-нибудь чиновника. То ли из дома ушла, то ли семья разорилась. А что, у них тоже, как у Дика: отец помер, и если денег не отложено, крутись, как хочешь.
Пятой книгой был томик стихов, совсем новый. Так и есть: на первой странице дарственная надпись. Тьфу… снова этот Фред.
Дик потрогал шаль. Вязка показалась ему необычной, красивой, у матери таких нет. Цвет не разобрать, но по краю идут полоски потемнее. Шерсть мягкая. Эх, нужно утром рассмотреть, если Катарина не возьмет ее с собой в мастерскую. Наверное, не возьмет. В дорогом салоне хорошо топят, иначе как же клиенткам примерять наряды.
Снизу зазвучал колокол, Дик бросил шаль на кровать и нырнул в укрытие.
