Он прошел по дороге по меньшей мере ярдов тридцать, не переставая бояться, что Лаура окликнет его и заговорит с ним.
***
Добравшись до работы, Ричард увидел Джона Рема, сидевшего около задних колес собственного пикапа, который стоял на подъездной дорожке клиента. Справа от него громоздились новые, недавно напиленные дубовые доски. В клетчатой рубашке и красных подтяжках, сидя рядом со своими сокровищами, Рем походил на Санта-Клауса.
– Думаю, мы могли бы начать шкафы сегодня, после проверки панелей. Повезло мне, нашел довольно приличный дуб вчера вечером. Если говорить честно, лучший из всех, что я видел.
– Как тебе хочется, Джон, – ответил Ричард.
Рем подергал себя за бороду.
– Еще один неплохой день, босс.
– Надеюсь, Джон.
Взглянув на Ричарда, Рем все понял: он повидал уже достаточно, чтобы понимать.
– Мы потихоньку со всем справимся, босс, потихоньку со всем справимся.
Ричард помог ему занести в дом дубовые доски.
Как позже обнаружил Ричард Альби, он был совершенно прав, что удрал от трех призраков, вышедших из черного "шевроле": они представляли опасность и явно собирались его убить; к тому, что осталось от его жены, он не испытывал никакого сострадания. Но последние две жертвы Дракона, пятый и шестой человек, погибшие от рук Рена Ван Хорна, не оказались настолько удачливы. Они тоже встретились с призраками, но они встретились с ними, будучи совершенно беспомощными; жертвы повстречались не только с призраками, но и с самим доктором Реном Ван Хорном незадолго до того, как Ричард Альби пережил второе сильнейшее потрясение в жизни; Рен Ван Хорн пугал их точно так же, как пугал четыре предыдущие жертвы, – так что оба несчастных, по крайней мере один из них, на своем опыте познали смысл слова "призрачность". К этому времени с "призрачностью" можно было столкнуться каждый день, просто гуляя по улицам Хэмпстеда.
Последними двумя людьми, погибшими от рук самого респектабельного гинеколога города, оказались Франц Гол-, ланд и его жена Квинни.
Свое имя Квинни Голланд получила от отца, кокни по имени Альберт Мартин, который приехал в Америку в возрасте двадцати лет и обнаружил, что для американцев его речь звучит по меньшей мере как речь герцога. Альберт подыскал хорошо оплачиваемую работу в универмаге "Маки" в Нью-Йорке и женился на продавщице из отдела готового платья; у него находилось время, чтобы поразвлечься почти с каждой хорошенькой женщиной, очаровывая их аморальным, но практичным умом настоящего лондонца. И в конце концов ему удалось скопить достаточно денег, чтобы приобрести в Хэмпстеде, штат Коннектикут, небольшой магазин одежды.
Квинни росла энергичной и практичной девушкой, почитая те идеалы джентльменства, которые, как ей казалось, полностью олицетворял отец. Сын главы местного похоронного агентства Франц Голланд лучше всех подходил под эти строгие стандарты. Даже будучи подростком, Франц уже обладал отличными манерами, был вежлив и предупредителен, и Квинни, переняв практичную сметку отца, понимала, что в бизнесе, которым он будет заниматься, покупатели не переведутся никогда. "Это как туалетная бумага", – как-то с полной серьезностью пояснил Франц. Люди всегда будут нуждаться в его услугах. Квинни могла бы сказать: "Хорош бизнес – дерьмо да смерть!", но даже тени такой мысли не появилось на ее лице. Они поженились через два года после школы. И очень скоро Квинни сделала так, что стала просто незаменима в фирме "Борнли и Голланд", выполняя всю работу, связанную с заполнением счетов, их отправкой и регистрацией заказчиков. Практичность, унаследованная ею от Альберта Мартина, дала свои плоды.
К 1980 году, когда их браку должно было исполниться тридцать лет, Франц Голланд уже не мог представить, чтобы работа похоронного бюро обходилась без жены, целый день находящейся в конторе. И поэтому странное поведение Квинни в последнее время вызывало еще большее беспокойство.
Он мог найти необходимые документы, но обычно это дважды в день делала жена, и сейчас Франц с трудом соображал, где лежат необходимые каталоги и счета.
В течение тринадцати дней Квинни не занималась ничем, кроме того, что смотрела телевизор. Она даже не одевалась. Утром, просыпаясь, она шла в ванную, чистила зубы, а потом включала старенький телевизор в спальне. Садилась на постель и сходила с ума – так, во всяком случае, воспринимал это Франц. Тринадцать дней назад все началось с того, что она заговорила с Томи Брокау, потом заспорила с появившейся на экране Джейн Поли и вновь повеселела, когда началась передача, где принимала участие Джейн Шэлит. Она беседовала со всеми людьми, появляющимися на экране телевизора. Квинни не просто обращалась к Томи Брокау и Вальтеру Кронкиту, Теду Коппелу и другим людям, чьи лица круглые сутки заполняли экран, – она вела с ними беседы.
Когда ведущий программы "Сегодня" сказал: "Сегодня многие люди испытывают материальные трудности частично из-за довольно высокой платы за обучение детей в колледжах и университетах", то Квинни взволнованно ответила: "О, я не знала этого, Томи! Что ж, я, кажется, начинаю понимать, что все эти колледжи приносят не одну лишь пользу!" И так продолжалось целыми днями. Поначалу Франц думал, что Квинни просто разыгрывает его, но она не прекращала это занятие, и он стал понимать, что жена сошла с ума: что еще можно сказать о женщине, которая принимает изображение в телевизоре за настоящего, живого человека?
Квинни даже не ела. Он приносил ей сандвичи, подымаясь в их спальню, расположенную на втором этаже похоронной конторы; жена смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом, говорила: "Спасибо, дорогой" и возвращалась к беседе с Картером Олдфилдом из передачи "Папа с тобой". Сандвичи сохли на тарелке целый день, и в шесть часов, когда Франц приносил ей суп, он убирал их. Она пила "Таб", или "Мелло Елло", или еще что-нибудь, что рекламировалось с экрана. Эти тошнотворные безалкогольные напитки были, по-видимому, единственным, что поддерживало в ней жизнь.
Квинни сидела наверху совершенно отсутствующая, словно загипнотизированная, а Франц в это время обслуживал посетителей, которых сейчас стало больше, чем обычно.
Часто, проходя через нижние рабочие помещения, намного более просторные, чем их квартирка на втором этаже, он слышал позывные передач, которые сейчас смотрела Квинни.
Когда раздавалась веселая песенка "Красный Роб, Роб, Робин ищет Боба, Боба, Боббина…", значит, в следующие шестьдесят минут жена погрузится в серьезный диалог с Картером Олдфилдом; знакомые такты "Да-да-да, да-да-да, ДУМ" означали, что пришло время передачи "Я люблю Люси".
