— Мы в подклети. Будем нужны — покличете.
— Покличем, — согласился Аваддон. — Вот он и покличет, — и указал тонким пальцем на Лионеля Калькониса.
В это время в одрине князя неспешно беседовали Годомысл и тысяцкий Тур Орог. И совсем не об Аваддоне, как показалось лекарю.
— Спокойной ли была дорога? — поинтересовался князь.
Теперь, когда рядом никого не было, кроме верного Тура, Годомысл выглядел несколько иначе. На его лице резче обозначились скулы, и темная пелена накатывалась на глаза, мешая рассмотреть лицо товарища детских игрищ.
— Спокойной, князюшко, — отвечал Тур Орог, делая вид, что не замечает состояния князя. — Хазары к нам который год уже не захаживают, в южных землях все спокойно. А мелкие ватаги разбойников против нашей-то силы как капля росы против ливня!
— Это хорошо, что на юге спокойно. Зато донесли нам секретные люди из стана обров, что готовятся они к новому походу. Ой, не ко времени это! Наследник мой, княжич Дагар, молод еще. Ему ли дружиной командовать? А меня, видно, болезнь-то совсем за себя сосватала! Похоже, скоро уже призовут меня предки…
— О чем это ты, друже Годомысл! — вознегодовал Тур. — Оставь эти мысли! Я привез тебе лекаря — самого лучшего, какого смог отыскать в землях своих и соседей наших. Молва гласит, будто он чудеса творит с больными и ранеными! Поверь, князюшко, в исцеление, и боги помогут нам!
— Хотел бы я верить, да только пророчество волхва Стовита не дает мне покоя. Видно, на роду мне написано смерть на одрине принять — как старцу немощному, а не на бранном поле — как подобает князю!
— Полно, Годомысл! Не время болезнь твою мыслями такими потчевать. Не впервой же нам от смерти-мачехи уходить! Не пришло еще время наше!!
— Ладно, любезный Тур, сладки твои речи, и слог твой приятен. Давай оставим пока болезнь-лихоманку. Позови ко мне княжича. Хочу поговорить с ним.
— Твоя воля, князь, иду.
По случаю возвращения воинства из пути неблизкого в княжеском дворе топили многочисленные бани. Гриди с шутками-прибаутками носили из реки воду, поленья березовые подкладывали в каменки, чтобы жару в баньках поболе нагнать, веники березовые, заготовленные по всем правилам, с крыш доставали. Квас да мед-сбитенек с брагою-корчагою на вечернее пиршество снаряжали. Гулеванье славное намечалось — за возвращение братов из долгой отлучки да за княжеское здоровьице!
Аваддон, к вечеру уже вполне освоившись со своим новым жилищем, смотрел сквозь дорогие римские стекла — заморские цветные витражи — на непонятную ему суету княжеской челяди. Лионель Кальконис стоял рядом. Он успел обойти весь двор-крепость князя, познакомиться со многими гридями и даже пофлиртовать с девушками возле княжьего терема. Всем он представлялся правой рукой самого Аваддона-лекаря, знатоком греческой философии и сладкозвучной поэзии сэром Лионелем де Кальконисом.
— Позвольте полюбопытствовать, — поинтересовался чародей, флегматично наблюдая за жизнью на княжеском дворе, — кто и когда успел вас произвести в рыцари? Или титул «сэр» вы от Годомысла получили?
— Надеюсь, вы, магистр, не откроете этим варварам моей маленькой тайны, ведь они в рыцарстве ровным счетом ничего не понимают!
— Я бы не советовал вам так думать: полчаса назад я слышал из своего окна разговор двух варягов. Уж эти бравые воины знают о рыцарстве немного больше, нежели наши гостеприимные хозяева! Думаю, вам хватило сообразительности не представиться им внебрачным сыном Одина? Представляю их реакцию!!
— Я очень рад, что у вас, магистр, к вечеру значительно улучшилось настроение. На ваши не совсем справедливые замечания я не стану обращать внимания, потому что вы сами приказали узнать побольше о крепости и ее обитателях. А как я могу сделать это, если росомоны не будут уважать во мне знатную особу?!
— Знатную особу? — переспросил Аваддон. — Хм, в этом что-то есть… Продолжайте.
— Крепость охраняется хорошо. Гриди князя чувствуют себя здесь в полной безопасности, поэтому ничего не скрывают. Всего воинов в крепости около пятисот человек, еще столько же в ближайшем остроге Выпь, в часе конного пути отсюда. Общее население крепости до двух тысяч человек. С ближайшими весями — небольшими селами — до пяти тысяч. У Годомысла хорошо организовано сообщение с ближайшими острогами к городками. В течение суток он может собрать войско в 3000 воинов!
— А что удалось узнать о самом князе?
— Сегодня у росомонов банный день. Вечером будет большое питие за здравие, а завтра… а завтра вы получите много новых сведений!
В этот момент в комнату вошел Руц (с пятого раза Аваддон научился различать отроков, предоставленных в его распоряжение).
— Когда изволите в бане париться? — спросил он, почесывая могучую шею.
— Что делать?! — Аваддон никак не ожидал, что банное столпотворение за окном может и его каким-то образом коснуться!
— Я говорю, когда в баню идти собираетесь? У нас уже все готово!
Аваддон оказался в затруднительном положении. В мире, где он провел почти всю свою многовековую жизнь, процесс омовения тела никогда не являлся культом. Было достаточно раз или два в год попасть под хороший ливень — и проблема с помывкой отпадала сама собой. Но здесь, у росомонов, мылись, по-видимому, чаще, чем трапезничали! Неужели и его, Аваддона, ждет та же чудовищная участь?!
Руц терпеливо ждал. Чародей должен был что-то сказать. И он сказал:
— А завтра можно?..
Видимо, фраза была неудачной, потому что лоб отрока Руца резко уменьшился за счет полезших в гости к чубу добрых васильковых глаз! Аваддон понял свою оплошность и попытался исправить положение:
— Мы уже готовы, куда идти?
Руц расценил первую фразу чужестранца как удачную шутку, поэтому улыбнулся и широким жестом указал на дверь:
— Милости просим к баеннику в гости!
— Кто это — «баенник»? — тихо спросил Аваддон у Лионеля, когда они шли позади Руца.
— Извините, магистр, но я ведь не могу знать весь пантеон мифологических существ росомонов! Может, это молитва такая перед омовением?
Баня находилась за стенами княжеского двора недалеко от реки. От строения к воде спускались деревянные мостки — чтобы удобнее было взбираться по крутому склону. Из дверей бани валил дым, а внутри происходило какое-то непонятное действо: там кто-то ухал, как филин, а потом вдруг что-то зашипело, словно выводок змей, и из дверей вывалился второй отрок — Эфандр. Малый был не столь могуч, как Руц, но и с ним в одном помещении можно было рассчитывать только на место у порога! Эфандр зафыркал, словно конь, и выдохнул со счастливой улыбкой на устах:
