— Даже не верится, если честно! — пробормотал Андрей Петрович. Вместе с режиссером фильма, Алексеем Сергеевичем, они стояли на балконе, при полном параде, держа в руках бокалы с шампанским. Премьера прошла с оглушительным успехом, папарацци дежурили не только у всех входов и выходов, но и торчали во всех ближайших окнах окружавших Гранд Театр домов.
— Просто не верится, что все это может чувствовать наш сын. Ведь ему всего лишь тринадцать лет! — Марта потрясенно замолчала. Старик хмыкнул:
— Он талантлив, чист и неиспорчен. Он великолепен. Кроме того, наша подготовка не прошла даром.
— Подготовка?
— Разумеется. Далеко не сразу, даже у таких актеров, как Максим, все получается. Он очень долго готовился к этому. Марта поплотнее закуталась в короткий белый плащик — на этом этаже довольно сил дул ветер. Она поежилась, вспоминая, что чувствовал Максим, находящийся на высоте почти пятнадцати километров, когда мощнейшим порывом ветра сдуло с утеса того самого геолога-разведчика, и он повис на силовых тросах, ударившись об скалы. Его, потерявшего сознание, весом в скафандре в пять сотен килограммов, трое вытаскивали целый час. Из-за жуткой усталости они остались на этом утесе на двое суток.
— Расскажите. Мы должны знать. Режиссер невесело рассмеялся:
— Вы сейчас просите раскрыть меня производственные секреты, а ведь я давал расписку о неразглашении. Да и в контракте с вами был указан этот пункт.
— Он наш сын, — отец упрямо выставил подбородок, — Кроме того, мы и так уже многое узнали без вашей помощи.
— Ах да… Это ваше расследование. Ну что же. Вы хотите знать детали?
— Конечно! Ведь вы и ваша кинокомпания получает просто сумасшедшие деньги за прокат этих фильмов!
— Вы тоже немалые, — парировал Алексей Сергеевич. Марта побледнела и поджала губы. — Ладно, оставим эту тему, а не то скатимся до взаимных оскорблений. Если честно, то в определенном смысле я завидую Максиму.
— Вот как? Известности или его душевному состоянию? — Андрей Петрович очень постарался добавить в голос как можно больше сарказма, и ему это удалось.
— Скорее состоянию, — совершенно серьезно ответил режиссер, пожевав фильтр сигареты. — Я прожил довольно длинную жизнь, скоро она подойдет к концу. Она была не слишком радостна и безоблачна, в результате я остался совершенно один. У меня нет ни семьи, ни хоть сколько-нибудь стоящих друзей. Хотя, конечно, есть что вспомнить… А вот ваш мальчик прожил не одну жизнь. Яркую, наполненную событиями. Несколько десятков разных судеб, разных жизненных ситуаций, разных обстоятельств.
— Что?
— Мне все-таки удалось удивить вас, да? — старик подмигнул. — Вижу, удалось.
Неужели вы думаете, что тринадцатилетний мальчишка может обладать тем гигантским запасом воли и характера, чтобы возглавить экспедицию на покорение самой великой вершины? Или стать командиром отряда специального назначения, и успешно провести не одну операцию на территории противника? Вспомните фильм «Мы воевали»! Или, может, он до конца поверил в серьезность угроз каких-то там злых магов в фильме «Чудеса волшебной страны»? Хотя в это как раз он и мог поверить. Возраст. Так вот! Каждую свою роль он действительно прожил, от начала и до конца. Сам, практически без нашей помощи. Правда он не помнит об этом, мы стираем прожитые сценарии. Алексей Сергеевич глянул на родителей мальчика, и его уколола совесть, совсем немного. Подступает старость, однако. Он продолжил:
— И не надо так на меня смотреть! На это способен практически любой человек, в определенных условиях. Например, при аутизме, когда мозг не реагирует на внешние раздражители и живет сам в себе. Мы можем моделировать в сознании пациента настоящие, с его точки зрения, миры и ситуации — это не так сложно как кажется.
Технологии уже отработаны, а производительность головного мозга, особенно такого молодого, настолько велика, что уместить пятьдесят лет можно всего в один месяц реального времени. Марта потихонечку нащупала позади себя стул и аккуратно присела, чтобы осознать все то, что ей сейчас сказали.
— Эээ, мы, конечно, предполагали что-то подобное, — промямлил, наконец, Андрей Петрович, — но чтобы так!
— Вы должны немедленно прекратить это! — Марта выглядела очень решительно, — Мы настаиваем!
— Вот как? Вы настаиваете? Кажется, вы не до конца осознаете случившееся, — режиссер поставил бокал на низкий столик.
— Да что тут понимать! Это… это же просто чудовищно! Он же только ребенок, а вы сделали из него… Вы сделали из него непонятно что! Мы немедленно забираем его домой! Сами найдем подходящую клинику и компетентного врача.
— Никаких проблем, — режиссер пожал плечами, — Его никто не держит, впрочем, как и вам никто не мешает видеться с сыном. Можете забрать его хоть завтра. К тому же контракт нами заключался как раз на три картины, если помните. Родители Максима явно не ожидали, что никакого сопротивления не будет. Они опять выглядели удивленными.
— Но советую вам все-таки подумать, прежде чем принимать какое-то решение. Хорошенько все взвесить. Вы слышали про актера Александра Бровского?
— Да, конечно… Один из первых сенсоактеров. Звезда мировой величины, легенда.
— Вот его адрес, — Алексей Сергеевич протянул бумажку, — вам стоит встретиться.
* * *
… В яму его просто зашвырнули, как грязную тряпку бросают в ведро. Он влетел в темноту, чувствительно ударился ногами и упал на пол. Сил для того, чтобы встать — не было.
— Новенького подогнали, — хмыкнул кто-то в темноте, — Поднимите его. Его подхватили под руки и поставили прямо, еле живого от побоев.
— Эк уделали-то как! — крякнул неизвестный, — Авось неделю-то протянет. Едва ворочая языком, новичок просипел:
— Не дождетесь…
— Га, га, га!!! С гонором новичок-то, поглядите-ка… — толи обрадовался, толи разозлился говоривший, — Ну? Чего встали как столбы! На шконку свободную положите его, пусть отлеживается. Боец, блин. Первые несколько дней его не трогали, но и не помогали: «Выживет — славно, сдохнет — всем же лучше», раны от ожогов на груди постепенно покрылись жесткой коростой и уже не саднили, как раньше. Иногда, примерно раз в день, возвращавшиеся с работ приносили ему еды: зачерствелый кусок хлеба и еще что-то непонятное, мерзкое, но напоминающее мясо. Теми зубами, что остались после побоев, он жадно грыз пищу и тут же забывался сном. С ним никто не разговаривал, он и сам не стремился к общению. Даже когда он в первый раз встал и, шатаясь, побрел к «сраному углу», никто не обратил на него внимания. По крайней мере, не показал этого. А на утро его пинком сорвали со шконки и вытащили из ямы, вместе со всеми. Ударами вбили в строй:
