Пока она раздумывала, Галька без лишней скромности протянула руку к ближайшему проводку и вдела его в ухо, и замаскировала с ловкостью смоляными прядями.
— "Битлы", "Скорпы"? — деловито уточнила подруга, Яна молча затрясла головой. С утра под настроение закачала на флэшку диск группы "Игрушки", и всё из-за любимой старой песни про радио "Трансвааль". Почти никто ее не знает, а Янке нравится:
"Вечером звездным, когда даже солнце
Не купит себе обратный билет,
Я становлюсь диджеем поздним
На радио, которого нет.
Радио "Трансвааль"…
Музыку, которую ты любила
И кассету, что на столе забыла
Слушаю я, и приходишь ты ко мне.
Ты далеко, но пусть эта песня
Губы сведет наши снова вместе
И пусть любовь летит на радиоволне
К тебе и мне."
"Так, кстати, не сильно вредно, если на двоих… Ну, и мы ж потихоньку, громко не врубаем", — выскочила откуда-то виноватая мысль, как понурый пес с поджатым хвостом. Вот ведь странно до предела: с мамой бы нарочно старалась сделать всё наоборот, раз запрещают, а перед папой как-то неудобно, чуть ли не угрызения совести одолевают… Наверно, потому что отец воспринимает ее как равную себе, зато для мамы она так и останется на всю жизнь беспомощной трехлетней девочкой, что без чуткого руководства и шагу ступить не сможет! Есть такое подозрение.
Погода располагала ко всему, чему угодно, только не вниканию в тонкости неправильных глаголов. Выкрутив назад шею, Янка заметила, что мальчишки на галёрке самозабвенно режутся в морской бой, а враждебный их компании "салон красоты" на первом ряду у двери вплотную занялся макияжем. (Это тоже Оксана придумала, всё-таки в высшей степени несправедливо: они с девчонками — "банда", а Макарова со своей расфуфыренной дальше некуда свитой — "салон красоты"!)
Юлька с Алиной за Яниной спиной начисто забыли про осторожность — эта подхваченная неизвестно где игра в прошлом году покорила весь лицей. Играли, понятное дело, большей частью на парах, за что Оксана уже не раз мариновала десятый "А" на внеурочном классном часе, распекала за лентяйство и грозила личной встречей с директором, бывало и такое… И всё равно не подействовало, до сих пор резвятся:
— Одна корова!
— М-м-м… Один бык.
— Две коровы.
— Чего-чего?
— Две коровы!
Оксана Юрьевна неохотно оторвалась от доски, где вдохновенно черкала длиннющие английские фразы, и оглянулась на них с изрядно преувеличенным удивлением:
— Не понимаю, вам что, не интересно? — прозвучало сие замечание как-то по-детски наивно, и даже чересчур, до подозрительного наивно… Подтверждая Янкину догадку, англичанка весело встряхнула русой головой с пышной укладкой "под мальчика" и ликующим голосом сообщила:
— Ну хорошо, на следующей паре контрольная! Уговорили.
Определив по выражению ее лица, что классная на этот раз вроде не шутит, "ашки" жалобно взвыли, потом в голос заныли и загундосили на все лады. Оксана на их причитания только довольно улыбалась, сияя глазами, как именинница:
— Ничего не знаю! Раз не хотите работать на паре…
— Мы хотим работать!
— Что-то я не вижу, как вы хотите!
— Мы недавно уже писа-а-ли! — справедливо возмутились с галёрки.
— Ничего, еще раз напишете! Ничего с вами не сделается.
Ситуация становилась безнадежной и глухой, как в танке. Десятый "А" трагически замолчал, соображая, какими мыслимыми и немыслимыми грехами заслужил такое жестокосердное к себе отношение… Но всего через минуту наметился путь к отступлению (и даже не путь в полном смысле этого слова, а узенькая извилистая лазейка). Оксана притворно вздохнула и самым сладким елейным голосом предложила:
— Ну, если до конца пары хорошо постараетесь, то посмотрим…
Подействовало безотказно: ребята все, как один, склонили над тетрадями головы и добросовестно принялись сдувать с доски злополучные примеры. Тишина несколько мгновений царила просто образцовая, прервала ее Юлька (для этой мамзели полминуты молчания — уже рекорд):
— Тихо шифером шурша,
Едет крыша не спеша!
Оксана будто только этого и ждала, с азартным блеском в светло-карих глазах воскликнула:
— Who will translate this into English? (Кто переведет это на английский?)
Но таких йогов-любителей не нашлось, так что звонок пришелся как нельзя кстати. До чего же длинная эта пара, растянулась на целую вечность…
Яна в глубине души переживала, что Оксана Юрьевна встанет в позу и не отдаст ей рисунок, а потому и к учительскому столу подошла неуверенно, без внутреннего куража, как туманно изъясняется Галя. "Точно, нужно было Гальку послать, она бы мигом у Оксаны выцыганила! — сообразила девочка с тоской. — Нахальство — второе счастье. Это она у нас специалист по внутренним куражам…" Чувствуя себя невыносимо глупо, Янка целую минуту переминалась с ноги на ногу возле Оксаниного стола, понятия не имея, с чего бы этот деликатный разговор начать. (Ведь не в первый же раз заловили на паре за рисованием, и даже не во второй и не в третий! Кажись, положение становится опасным…) Но англичанка ее выручила:
— Держите, — и протянула слегка помятый портрет. — Пора уже выставку организовывать: "Мое творчество на уроках английского."
— Я подумаю, — опять неожиданно для себя ляпнула Янка (совсем как только что на паре, про погоду, которая нелётная… И прорезается же это унаследованное от папы остроумие, когда оно совсем не в тему!). Но Оксана ничуть не рассердилась, с готовностью рассмеялась, запрокинув назад голову и демонстрируя дужки идеально ровных белых зубов. Конечно, с такими зубами грех не смеяться — ничего удивительно, что у них каждый раз на английском юморина почище, чем на первое апреля… Или, может, автоматически срабатывает небезызвестное одесское чувство юмора, трудно сказать.
Человек есть душа, пользующаяся телом
как оружием.
(Прокл)
Сиреной протрубил звонок с последней пары. Задумавшись о своем, Яна от неожиданности подпрыгнула на стуле, и последняя строчка только придуманной песни напрочь вылетела из головы. Еще секунду назад прекрасно ее помнила, а тут на тебе! Откуда только взялась эта обостренная чувствительность?.. До чего же хорошо было раньше, когда запахи были просто запахами, а не одуряющей вонью или "амбрэ" (как изысканно выражается историчка, принюхиваясь к кому-то из девочек). А на звуки — те, что исходили снаружи, — Янка еще недавно вообще не обращала внимания, и можно было врубать что-нибудь любимое на всю катушку. "Может, это мне в отместку, что над соседями издевалась?" — сами мысли казались словно чужими и какими-то для Яны не типичными — месяц назад ни за что бы так не подумала! Да что это, в конце концов, с ней происходит?!..