В моих руках Дана превращалась в тонкий нежный шелк, в материал, который так легко смять, разорвать или уничтожить, и поэтому с ним нужно обращаться очень бережно. От ее высокомерия и привычки повелевать не оставалось и следа, а глаза из мертвых и холодных становились теплыми, почти человеческими — такое выражение я часто видел в глазах смертных. Иногда мне в голову закрадывалась предательская мысль, и я спрашивал себя: с другим она вела бы себя точно так же? Кто я такой, чтобы думать о себе как об особенном существе? Ее младший брат по крови, по создателю? У нее много братьев, мы все равны. Мой статус? В этом плане я далеко не единственный, она могла выбрать кого-то другого, кого-то, кто ни в чем не уступает мне. То, что я почти две тысячи лет был один, и она решила, что я жду ее?
Вот и сейчас я снова задал себе этот вопрос. Дана лежала спиной ко мне, устроившись на моей руке, и смотрела в окно.
— Скажи, почему ты выбрала именно меня?
— Опять ты за свое. Иногда мне кажется, что ты нарочно хочешь меня позлить. Я выбрала именно тебя потому, что выбрала именно тебя. Мне не нравится сопляк-подкаблучник Амир, который только и жаждет, что обзавестись женщиной, плетущей из него веревки. Кстати, вот он ею и обзавелся. Мне не нравится позер Рафаэль, который говорит много красивых слов, но на деле не стоит и ломаного гроша. — Она повернулась ко мне. — А ты не такой, Винсент. Кто из нас еще может спокойно заявить «я сам — закон» и нарушить любой из темных законов, не побоявшись возмездия? Став отчасти людьми, мы получили много хорошего, но плохого нам дали не меньше. Например, это раболепие. Ненавижу раболепие. Ты видел, как все опускают глаза и мгновенно соглашаются, когда я что-то говорю? Все опускают глаза и соглашаются. Кроме тебя. Говорят, что после меня ты был самым любимым созданием отца, он не чаял в тебе души, и ему нужно было сделать над собой большое усилие, чтобы отпустить тебя. Я могла откусить тебе голову только из ревности, и ты знал это, но не избегал меня. Так что и страх тебе чужд.
— Мне не чужд страх. Я боюсь тебя потерять.
— Я тоже боюсь тебя потерять. Но в данном случае страх делает нас сильнее.
Дана придвинулась ближе ко мне, и я обнял ее.
— Где там твоя гостья? — спросил я. — Она опаздывает.
— И на самом деле, где она? Вот сейчас я точно разозлюсь. — Дана высвободилась из моих объятий и поднялась с кровати. — Винсент, я хочу свой ужин! Сейчас же!
Гостья появилась минут через тридцать — как раз тогда, когда Дана расправилась со своим «ужином». Сияя довольной улыбкой, она погладила молоденького темноволосого мальчика по щеке и объяснила ему, что он «решил прогуляться перед сном, но заплутал и попал в незнакомый квартал». Мальчик выглядел ошарашенным: он вежливо поклонился, осторожно улыбнулся, оглядев сначала меня, потом — Дану, и ушел в сопровождении слуги, который пообещал вывести его из «незнакомого квартала» и объяснить ему, как добраться до дома.
— Ты заставила нас ждать, Клодин, — упрекнула Дана пришедшую женщину.
Ответом ей было едва заметное движение плеч — Даниного гнева Клодин явно не боялась. Впрочем, Дане сейчас злиться не хотелось — по ее лицу было заметно, что она совсем не прочь подремать после сытного ужина.
Гостья заправила за ухо непослушный локон светлых волос.
— Прошу прощения, госпожа, — ответила она вежливо. — Меня задержали дела. Чем могу помочь?
По мере того, как Дана излагала свою просьбу, лицо Клодин становилось все более непроницаемым.
— У вас нет ничего святого, — отрезала она.
— Не тебе говорить о святом. Если мы делаем зло, то мы делаем его открыто и берем на себя ответственность, а не прикрываемся именем Бога, как это делаете вы.
Женщина дернулась, как от удара по лицу. Она угрожающе вытянулась на стуле и посмотрела на Дану, но та встретила ее взгляд спокойно и уверенно.
— Когда и где?
— Через два дня. Небольшая церковь недалеко отсюда, рядом с конторой ростовщика. Вечером.
— Спасибо. Сколько ты хочешь за свои услуги?
Услышав цену, Дана нахмурилась.
— Не слишком ли много за организацию пустяковой церемонии?
— Это для вас она является таковой. А для нас она…
— … свята. Как вы предсказуемы и надоедливы! Сегодня рассчитаемся в другой форме. На этот раз ты оказала мне большую услугу. Подойди-ка к зеркалу.
Клодин подошла к зеркалу и остановилась на расстоянии пары шагов от него, изучая свое отражение. Дана открыла шкатулку с драгоценностями и извлекла оттуда колье из темно-зеленых камней.
— Посмотри-ка, что у меня есть!
Женщина стояла, не двигаясь, и тем самым позволяя Дане сначала приложить колье к ее шее, а потом застегнуть крошечный замок.
— Из Греции. Говорят, оно принадлежало самой гетере Фрине.
Клодин задумчиво погладила зеленые камни.
— Право, госпожа, мне кажется, это слишком… я просила у вас намного меньше!
— Тогда, может, останешься ненадолго и составишь нам с Винсентом компанию, чтобы мы не скучали до утра? — Клодин предприняла попытку отойти от зеркала, но Дана уже крепко держала ее за плечи. — Ты так приятно пахнешь. Это запах ночи и еще чего-то дикого… такого свежего и непредсказуемого. Мы проводим тебя до дому с утра. Оставайся.
— Разве что на час, госпожа… меня ждут дела…
Дана рассмеялась, посмотрела в зеркало, поправив волосы, и отошла для того, чтобы закрыть шкатулку.
— Если бы ты начала спорить со мной, то доставила бы мне большее удовольствие. Через два дня?
Клодин ответила не сразу — она изучала лицо Даны так, будто увидела ее впервые.
— Да, госпожа.
— Может, ты хочешь пойти со мной?
Женщина замотала головой, и Дана снова улыбнулась.
— Хорошо. Тогда мы будем веселиться в тесной компании. В этом тоже есть своя прелесть.
Я вошел в двери церкви как раз тогда, когда часы на далекой башне пробили восемь. По случаю церемонии на мне был старый костюм отца: единственное, что более-менее подходило для такого дня. Чего, правда, нельзя было сказать о размере: костюм сидел на мне как на вешалке, и пришлось попросить одну из моих младших сестер его подшить. Не могу сказать, что теперь он выглядел идеально, но мысли мои были далеки от костюма. В моем кармане лежало кольцо — Елена вернула его мне, потому что я должен был воспользоваться им во время венчания.
Путь мой от дома до церкви занял минут сорок, и все это время я мучительно размышлял о том, во что же мы ввязались, и кто эта таинственная женщина, которую мы встретили на кладбище. Может, она на самом деле подруга отца Елены, уже все рассказала ему, и я буду ждать напрасно? Иначе откуда же ей известно мое имя, и как она оказалась на кладбище в нужный момент? С другой стороны, я хорошо знал ее отца: на такую низость он никогда бы не пошел. И, если бы на самом деле не хотел, чтобы мы с Еленой встречались, то просто увез бы ее из города.
