Неожиданно вокруг птички образовался словно огромный желтоватый пузырь, принц попытался пробить его, но лишь отскочил от стенок обратно к центру. Клюв его отрывался и закрывался, но слов больше было не слышно.
— Идеально, — с искренним восхищением произнесла королева. — Не знала, что ты и так можешь.
— А я не знал, что у тебя есть ручная тварь. Или, говоришь, он призраком раньше был? — Амоа говорил с явно преувеличенным интересом.
— Это долгая история, — Киара грустно улыбнулась ему и отвернулась к морю.
После слов Стивена о том, что Амоа разворотил крышу замка и что-то там сжёг, спрашивать подробности больше не было желания. Да, она понимала, что рано или поздно надо будет вернуться обратно и столкнуться нос к носу с последствиями. Возможно, все, чего она добивалась таким трудом — доверие народа, лояльность аристократов — будет утеряно, придется начинать все сначала…
Она почувствовала, как ее плеча коснулась рука мужчины. По спине тут же пробежала стайка мурашек. Она чуть подалась назад, и Амоа тут же обхватил ее за талию, прижал к себе, касаясь губами обнаженного плеча.
— Спасибо… — прошептала она. Она должна быть сильной, должна контролировать ситуацию, но как же не хочется.
Отголоски прошедшей ночи, речь Филипа, нападение, проклятие, тварь, в которую превратилась найденная ею когда-то на поле птица. Все это смешалось воедино и сейчас оставалось с ней холодом на плечам, горьким осадком на сердце.
Ей просто хотелось немного тепла, чтобы хоть на мгновение забыть все это.
— Ты меня спас… — добавила она, хотя дыхание сбивалось от поцелуев, от неторопливой ласки мужчины, скользящего руками по ее платью. — Не знаю как, но спас.
Амоа вдруг замер, его ловкие пальцы прекратили свое движение, губы замерли в нескольких миллиметрах над ее кожей.
— Я далеко не герой. И если бы не твой проклятый ритуал, то, возможно, я бы и пальцем не пошевелил.
Зачем он говорит ей это? Киара закусила губу, понимая, что перехватившее дыхание может выдать ее. Создатель! Зачем? Глаза против воли защипало. Бездна, она и не думала, что такая чувствительная. Или это просто на фоне пережитого стресса она реагирует так остро?
— Даже после всего того, что было… — Кая очень надеялась, что голос ее не подвел, но, договорив, поняла, как глупо это, должно быть, прозвучало.
А что, собственно, было? Бесконечные стычки? Язвительные комментарии? Несколько раз чуть не переспали, да и только…
— Если бы не ритуал, то этого «было» не было бы, — его ответ чуть успокоил, придал уверенности, но она по-прежнему не поворачивалась к нему лицом.
— Ясно. Что ж. Хорошо, что я все-таки провела тот ритуал. По крайней мере, теперь жива.
— Я просто хочу, чтобы ты знала. Я не ручной зверек, которого можно посадить в клетку, — в его голосе мелькнуло на мгновение что-то сердитое, почти рычащее. И, вместе с тем, безумно завораживающее. — Даже не бешёный пес, которого можно сделать цепным. Я не герой, Киара. И никогда им не буду. Но сейчас я стою здесь. За твоей спиной.
Кая тяжело сглотнула. На короткое мгновение, в какой-то безумный миг ей показалось, что последние его слова прозвучали почти так же, как если бы он сказал: «Но сейчас… я твой».
И, возможно, это только игра ее воспаленного разума, возможно, она просто выдает желаемое за действительное, но это не могло не задеть нужных струн в ее душе. Словно кожа стала в несколько раз чувствительнее, и она ощущала его, даже сквозь небольшое расстояние. Тепло его тела, силу его желания, огонь его души.
— Просто подай мне какой-нибудь знак.
Кая не знала, о каком именно знаке толкует Амоа и зачем ему вообще нужны какие-то знаки, когда она и так здесь, рядом с ним.
Но наконец, найдя в себе силы, она повернулась к нему и посмотрела прямо в магические змеиные глаза.
— Поцелуй меня, — это должно было прозвучать повелительно, но вышло не слишком смело.
Нианца не пришлось просить дважды. Он сгреб ее в объятия, притянув к себе, прижимаясь губами к ее губам так, словно от этого сейчас зависела его жизнь.
Жадно и зло, неистово. Сжимая руками плечи, оставляя на коже царапины.
Киара и сама моментально включилась в эту то ли игру, то ли реальное боевое противостояние. Ласки не были аккуратным, в этом не было нежности. Лишь дикая, первобытная страсть.
Их отвлек громкий хлопок, а затем восторженный голос:
— Да вас и на минуту одних нельзя оставить. Такие страсти и без меня. А кто свечку держать будет?
Амоа, не глядя, бросил куда-то за спину огненный шар, но сумасшедшая птичка лишь ловко отпрыгнула в сторону.
Кая закатила глаза, выныривая из объятий мужчины, на ходу поправляя задранное платье.
— Как был невозможной задницей, так ей и остался, — прошипела она, пнув в сторону принца мелкий камушек.
— Не хотите, чтобы я подсматривал, просто скажите. Запирать-то зачем? — с обидой потянул Стивен, попытавшись, очевидно, состроить какую-то милую мордашку. Но на обезображенной магией морде странной птицы это смотрелось зловеще.
— Знаешь, я думаю, что если хорошо постараться, то смогу убить это неразумение… — прошипел рассерженно Амоа.
Обернувшись на нианца, Киара невольно облизнулась. Его волосы были чуть растрепаны, рубашка распахнута на груди, открывая обзор на точеные перекаты мускул, и даже завязки на брюках чуть приспущены.
В голове, между тем, эхом отразились его слова:
«Я не герой, Киара. Но сейчас я здесь. За твоей спиной».
— Нам все равно надо возвращаться, — с сожалением сбросив наваждение, она все же приняла решение. — Тебе придется еще раз стать драконом.
— Ура! Обожаю полеты, — радостно захлопал крыльями Стивен.
— Тебя, курица, я могу пнуть для ускорения, — Амоа этому ее решению, кажется, не обрадовался.
Глава 18
Можно было ожидать, что в пещере будет темно. Но стены слабо светились каким-то мягким потусторонним мерцанием, поэтому Амоа видел куда шел.
Большая часть работавших тут детей выбежала наружу, как только начались подземные толчки. Но ни Рене, ни ее сестры Амоа навстречу не попалось. Поэтому он, стараясь не думать о подкарауливающих его за каждым поворотом тварей, спускался все глубже.
И вот парадокс, чем ниже он опускался, тем светлее становилось. Хотя, возможно, это просто его глаза привыкали к полутьме и с каждой минутой видели все лучше.
Убедившись, что отошел достаточно далеко от выхода, Амоа осмелился негромко позвать:
— Рене… Ты здесь? Ты меня слышишь? — но ответом ему служило лишь эхо из отраженных от каменных стен звуков.
А стоило пройти еще пару шагов вперед, как мужчина оказался у развилки. И куда теперь идти? Направо или налево? Позвав еще один раз и не получив ответа, он неуверенно потоптался на месте, разглядывая проходы. Если здесь ходили дети, может быть, есть какой-нибудь знак на стене, чтобы они не заблудились? Или еще что-то, что подскажет направление.
Но стоило ему только войти в один из проходов, чтобы как следует осмотреть здесь все в надежде на подсказку, как гору вновь застряло, на голову посыпались сначала мелкие камешки, а затем уже вполне крупные булыжники. Амоа только и успел, что отскочить в сторону, сгруппироваться и прикрыть голову руками, пока выход из туннеля не оказался полностью перекрыт.
— Как нарочно, — выругался сквозь зубы мужчина, стряхивая с себя каменную пыль. Словно что-то или кто-то хотел, чтобы он шел прямо.
И он пошел. Теперь с каждым сделанным шагом ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Ему начали мерещиться желтые огни где-то на периферии зрения, но стоило обернуться — как иллюзия тут же пропадала.
По коже ползли неприятные мурашки, на лбу выступил противный липкий пот, несмотря на холод, идущий от камней, которые никогда не видели солнца.
Три или четыре раза дорога снова разветвлялась, и, понимая, что другого варианта, кроме как идти дальше, у него нет — Амоа каждый раз выбирал тот ход, что был левее.
