Найдя все ещё кипятившуюся Акме в библиотеке Нелея, принц холодно принёс ей свои извинения, смиренно утверждая, что думал лишь о том, как бы осчастливить её. Откланявшись, он вновь попросил прощения, развернулся и ушёл. На следующий день он на несколько суток уехал в Милар, чтобы там встретить высоких гостей.
Его превосходно разыгранное смирение и ледяное отчуждение поначалу успокоили разозлённую девушку, но через какое-то время душа её начала беспокойно ныть, ибо ей казалось — она была с ним довольно груба, и ей следовало обязательно уверить принца, что она нисколько не оскорблена, а даже польщена его вниманием. Она не объяснила, что в Кибельмиде было не принято принимать подарки от мужчины, если он не является её родственником или мужем. Покой она потеряла окончательно, едва осознала, что после прибытия гостей ему будет некогда, и, быть может, уже неинтересно выслушивать её объяснения, а после Совета она с братом навсегда покинут Кеос.
В последние дни своего пребывания в Кеосе после столь неожиданного отъезда Гаральда Акме начала замечать, как восхитителен принц, как он внимателен к ней и галантен. Она редко принимала его ухаживания, опасаясь слухов и осуждения, но сейчас, когда всё было кончено и потеряно, ей очень хотелось вновь увидеть его сияющее лицо и сказать ему хотя бы несколько тёплых слов на прощание.
Приятно удивлённый и развеселённый поступком своей сестры, Лорен заметил её беспокойство и испугался, не влюбилась ли она. Когда осторожно осведомился по этому поводу, ответом было презрительное и негодующее молчание, немного его успокоившее.
— Но я всё-таки была груба с ним даже тогда, когда он просил у меня прощения, — тихо отозвалась Акме, мучительно взглянув на брата.
— Он неплохой малый; умный, хитрый, но слишком любвеобильный, — спокойно отвечал Лорен. — Полагаю, он хотел соблазнить тебя. И эти серьги были его красноречивым предложением. Ты отвергла его, опозорив. А ещё он самолюбив, что отобьёт его приставания к тебе. Не жалей. И не ломай себе голову из-за этого, сестра: совсем скоро мы уедем отсюда.
Акме продолжила уроки с Провидицей. Она училась управлять своим огнём. Лорен сопровождал сестру и внимательно наблюдал за ней.
Царица переносила Акме в коридоры Иркаллы, и они бродили там вместе. Девушка проводила рукой по холодным стенам, и камень серебрился голубоватыми всполохами, расходясь волной до потолка. Иркалла словно приветствовала её. Акме видела подземные гроты, окутанные голубоватым сиянием. В них — деревья, развесистые кустарники, цветы, животные, пасущиеся на полянах. Косули, лисы, горные козлы, птицы, бабочки и мотыльки. В пещере мягко журчал водопад.
— Это Иркалла? — удивилась Акме.
— В Иркалле тоже есть жизнь.
Девушка училась вызывать свой огонь, управлять им и останавливать его неудержимый поток. Сложно было вызвать Силу, когда вокруг не было демонов или других опасностей. Но Акме пыталась сделать это из спокойного состояния. А Провидица помогала ей — погружала подопечную в священную полудрёму, благодаря которой Акме могла бы сосредоточиться на своей внутренней Силе. Постепенно эта концентрация помогала высвободить голубой огонь.
Но когда она научилась его высвобождать, появилась другая трудность — ей никак не удавалось им управлять; он сам управлял нею. Тогда на помощь приходил Лорен. Он обнимал сестру, клал ей на голову ладонь, и Акме успокаивалась. Белый свет брата проливался тёплой водой, тёк по волосам, даря ей наивысшую благодать.
После таких занятий она с трудом добиралась до спальни и падала на кровать как подкошенная, засыпая на несколько часов. После пробуждения была готова съесть целую лошадь — так сильно ей хотелось кушать.
Акме не пугалась этих уроков, а скорее нуждалась в них. Они помогали ей не вспоминать Гаральда, его улыбку и восхитительные поцелуи. Через свой огонь пыталась похоронить мысли об этом мужчине, освободиться от боли и сосредоточиться на предстоящем путешествии. Постепенно ей это удавалось.
А в Кеосе нынче, ровно через месяц и две недели после прибытия в Нелей предков Рианора, был великий праздник. От въездных ворот растянулось небывалое красочное шествие, невиданное вот уже много десятков лет. В открытых колясках, задрапированных разноцветным бархатом, позолоченных повозках и на горделивых статных жеребцах в алых с золотом попонах восседали владыки Архея. Величественные и роскошно одетые, они улыбались встречающим их жителям Кеоса, которые высыпали на улицы вдоль главной дороги и приветствовали их одобрительными криками, цветами и восхищёнными улыбками. Следом за высокопоставленными лицами и послами ехали их приближённые, множество слуг и даже придворные музыканты, поэты, художники и ваятели, без которых гости никак не могли обойтись в Кеосе. В свитах государей было множество красивых девушек и юношей. Облачённые в пышные одежды, они театрально изображали различные мифы древности и искусно играли свои роли.
Всё это яркое великолепие ослепляло: разноцветные шелка, золотая и серебряная парча, изумительные украшения сверкали в лучах жаркого летнего солнца. Шествие замыкали шуты да скоморохи, лихо отплясывающие под развесёлые трели музыкантов и певцов. На забаву Нелейскому двору привезли дрессированных животных: косолапых медведей, наряженных в парчовые одежды и атлас. Хитрые акидийцы любили зрелищность и помимо прочего привезли в дар государю Трену двух огромных и белых как снег кошек с аккуратными угольно-чёрными полосками по всему телу и длинному хвосту; лапы их были огромны, а оружием служили невероятно длинные и острые когти да клыки. Перепуганные снежные барсы сидели в клетках и низко рычали, пугая окружающих.
А впереди всех на своём великолепном жеребце, облачённом в золотую попону и золотую сбрую с крупными рубинами, ехал Его Высочество принц Арнил Вальдеборг, и его встречали, как триумфатора. Неотразимая улыбка королевской особы сияла ярче золотых украшений любого из гостей. Молодой мужчина приветствовал народ, горделиво выпрямившись и высоко подняв правую руку. Стража, вооружённая до зубов, — высоченная, закованная в сверкающие латы, окружала всю процессию и плотнее всего — своего принца, но это не мешало молодым девушкам подбегать и вручать ему букеты первых в этом году цветов. Букетами удостаивались и послы, и государи.
Принцессу Альварию осыпали нежными лепестками белых роз, отчего она густо краснела и улыбалась. Одна из юных крестьянских девушек — светлоокая, темнобровая, златовласая, словно заря, резво подскочила к Арнилу, протягивая венок из белоснежных асфоделей. Движения девушки были так молниеносны и целенаправленны, что стража подбежала к ней и перегородила путь к Арнилу, ощетинившись мечами и пиками. Процессия остановилась. Гости с тревогой выглядывали из-за плеч друг друга, но успокоились, когда услышали громкий и открытый бархатистый смех молодого мужчины.
Принц приказал страже расступиться, подъехал к девушке, наклонился, без усилий поднял её и посадил перед собой на коня. Она, очаровательно зардевшись, возложила ему на голову венок из священных цветов, будто царственный венец, прошептала: «Да здравствует Его Высочество принц Арнил!» и по обычаю расцеловала его в обе щёки. Арнил под одобрительный рев толпы прижался к её пухлым благоухающим устам ответным долгим поцелуем, разжал её маленький беленький кулачок, высыпал в её ладошку горсть золотых монет, отдал её, опьянённую поцелуем и всё ещё не понимающую, что произошло, стражам, а те вернули её в толпу. Молодой принц был встречен одобрением, и процессия продолжила своей великий и радостный ход.
— Любопытно, — пробормотала королева Акидии Аккаста на ухо своему советнику, — столь же любѝм ли кронпринц Дарон своим народом, сколь этот красивый мальчик?.. Если нет, то Трену стоит глубоко задуматься, кому именно оставить свой блистательный трон после своей кончины.
Тем временем в тронном зале Нелея царила суматоха. Собралось великое множество роскошно одетых придворных. Все они заметно волновались, едва могли устоять на месте от возбуждения и любопытства.
