Федькину стопу, всё время контролируя его реакцию. Но реакции не было никакой.
— Ладно. Кажись всё нормально. Так чего кричишь? Людей пугаешь.
Федька опять уставился на меня. А я в ответ прищурился и многозначительно так, улыбнулся. Уж не знаю, чего у него в голове щёлкнуло, но в глазах промелькнул ужас. Он резко вскочил и помчался со стадиона.
Меня тронули за руку. Обернувшись заметил Алёнку с Татьяной.
— Это чего у вас тут произошло?
— Да как обычно. Рождение очередного ужасного слуха.
— Почему ужасного?
Я поднял руки и чуть согнул кончики пальцев, изображая когти.
— Я ужас, летящий на крыльях ночи…
— Эй ужас, а нас возьмёшь? Мы тоже полетать хотим.
Когда народ разошёлся, и Татьяна убежала к другим своим подружкам, Алёнка взяла меня за руку и потянула за здание школы. Оказавшись в стороне от чужих глаз она заговорила:
— Валь, я хочу тебе кое-что показать.
Какой же она ещё ребёнок. А давно ли я сам перестал ощущать себя таким? И перестал ли? Почему-то находясь рядом с ней, во мне просыпается желание оградить её от других. Всё время кажется, что другие люди обязательно обидят эту маленькую кнопку. Хотя она и грозиться их всех «прикнопить». Вот и сейчас она просто излучает нетерпение и скрытность.
— А с чего такая таинственность? И почему, ты хочешь показать это именно мне? У тебя же есть близкие подружки, вон хоть Танюшка.
Она в задумчивости вытянула губки и посмотрела на небо.
— Мне стало казаться, что Танька мне не подруга. Она просто соседка и прилипала. У меня только один друг и это, ты.
Вот только этого мне и не хватало. Это же лично моя фишка, не иметь друзей. Для меня понятие друг, это очень серьёзно. Хотя. Если у неё Меркурий в водном знаке, как и у меня, то такой вариант вполне возможен. А если там ещё и Венера, то так и должно было произойти. Так, не о том сейчас речь.
— Ну хорошо. Я весь в внимании.
Алёнка подошла к яблоне и прижала ладошку к её стволу. Посмотрела на ветку, и та стала потихоньку опускаться. Когда ветка оказалась совсем низко, Алёнка отошла от ствола и сорвав с ветки яблоко, вопросительно уставилась на меня.
Ну что сказать? У меня просто не было никаких слов. Я конечно понимал, как такое можно сделать. Но сам до такого применения не додумался.
— Молодец. А ветку назад вернуть не хочешь? Думаю, яблоньке так будет неудобно.
— Ой! — она быстро подскочила к стволу, — а ты ведь совсем не удивился. Я знала, знала, что ты так тоже можешь. Ведь ты волшебник. Настоящий волшебник.
— С чего это вдруг я волшебником стал.
— А я слышала, как мама с папой о тебе говорили. Папа показывал какую-то пешку. Он сказал, что ты палочку, прямо на его глазах в пешку превратил. Вот. А мама рассказала, как ты «по щелчку пальцев» научил и на велосипеде ездить, и плавать. Прямо волшебство какое-то.
— Ну надеюсь ты, — усмехнулся я — не считаешь это волшебством? Ведь сама помнишь, как училась. И никаких заклинаний я не творил. Сама сейчас такое показала, что тоже можешь за волшебницу сойти.
— Вот поэтому, я и не стала показывать это никому, даже маме.
— А мне зачем показала?
Алёнка распахнула глаза.
— Как, зачем? Ведь это у меня получилось после встречи с тобой. Раз. Тётя Тара, которая ко мне во сне приходила, оказалась твоей знакомой. Два. Из квартиры нашей всякую бяку выгнал. Три.
Тут она перешла на шёпот:
— Церковными свечами. Мама запретила про них даже упоминать. А ты знал, как ими пользоваться.
Надо сказать, что для её возраста, выводы она сделала просто железобетонные. Не зря я говорил, что аналитик из неё получится великолепный.
— Ты, конечно, молодец, что углядела всё это. Но для чего, ты мне, сейчас, показала?
Алёнка засмущалась.
— Ну раз ты всё это умеешь, то, может быть и меня научишь. — она схватила мою руку, будто боялась, что могу исчезнуть и затараторила, — ты не думай, я не напрашиваюсь. И я никому, никому не скажу. Да и не могу я никому рассказать, только тебе получается. А ты скоро уедешь, а я так хочу научиться. А я…
Аленка резко замолчала и из её глаз брызнули слёзы. Они лились в полной тишине, прерываемой редкими всхлипами. Ну как можно остаться безучастным к такому искреннему проявлению чувств?
Я притянул её к себе и обняв стал потихоньку гладить по голове.
— Ну что ты, что ты. Маленьким волшебницам не пристало плакать. Не нужно показывать людям как тебе тяжело. Ведь ты самая сильная и умная. Ты же лучше всех будешь учиться в школе. Что бы быть волшебником, надо очень много знать.
Алёнка особо сильно всхлипнула и стала успокаиваться.
— Но ведь даже самые отличные отличники не становятся волшебниками. А ты ещё даже не учишься, а уже можешь.
— Наверно потому, что «волшебники», — я выделил это слово голосом, — должны знать ещё больше, чем отличники.
Она подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Это как?
— А как ты заставила яблоньку, опустить для тебя ветку?
— Я её попросила.
— Значит любой это может?
— Нет. — замотала она веером золотых волос, — любой не может. Ведь она не слышит их, а ещё у неё сил для этого нет. Я помогаю яблоне, это сделать.
— Вот видишь. Ты это знаешь, а другие не знают. Только поэтому ты и волшебница. Хорошие ученики потом поступают в институты и узнают ещё много всего. А лучшие становятся учёными и их тоже можно считать волшебниками.
Алёнка задумалась. Потом опять замотала головой.
— Нет. Ты не про то говоришь. Я не понимаю, почему, но это другое. Ну ты же знаешь, что не про то. Валь, ну как?
Как же ей объяснить, что это никакое не волшебство? Это просто другая грань алмаза, под названием, жизнь. Слишком мы зациклились, если это не может быть, но есть, значит магия.
— Хорошо. Вот давай посмотрим на машину. В неё заливают бензин, чтобы получить огонь, а там потом такое происходит, что она перевозит грузы на большие расстояния. Получается, что человек заставил подчиниться огонь, и тот теперь служит ему, перемещая большие грузы. Чем не волшебство?
Глаза Алёнки вспыхнули, и она чуть не запрыгала от радости.
— Вот, вот. Я же говорила, что это другое.
Тут уже в пору было удивляться мне. Как другое? Это же классическое описание магического артефакта.
