Более трех лет я не подпускала к себе мужчин. Более трех лет бегала от любых проявлений чувств, отмахивалась от признаний и боялась близких телесных контактов. После Рода меня скручивало от отвращения при одной мысли о сексе. До недавнего момента. А сейчас, всякий раз, как Файнс оказывается поблизости, бабочки порхают у меня в животе, губы пощипывает, кожа зудит, требуя прикосновений, по ней словно крошечные электрические разряды проносятся. Я каждым волоском, каждой клеточкой своего тела чувствую его присутствие рядом, его уверенную силу, мужественную ауру, чувствую непонятную, но непреодолимую тягу к этому мужчине. Он будоражит, как крепкое вино, заставляет злиться, гневаться, вспыхивать. Рядом с ним я чувствую себя по — настоящему живой. Энергия бурлит во мне, злость и возбуждение гуляют в крови. Я хочу с ним спорить, препираться. И да… хочу ощутить его губы на своих губах.
"Значит, Файнс", — мысленно подвела черту и тяжело обреченно вздохнула. Он воплотил в себе всю гамму чувственных эмоций, желаний и симпатий. Неоднозначных и противоречивых. В нем сочетаются животная сексуальная привлекательность и яркое очарование, внешняя красота и внутренний стальной стержень. Сила и нежность. Язвительность и интеллект. Все то, что так привлекает меня в мужчинах. Получается, он — мой идеал, моя вторая половинка? И от этой мысли мне становится тревожно…
Я металась по дому, не в силах сосредоточиться на чем‑то одном, а бабушка молча посматривала на все это исподлобья. Ясно, что Дэн прилетит сегодня: слишком двусмысленно мы расстались вчера, да и к Кире он испытывает необъяснимо сильную симпатию. И я боялась, что, увидев его воочию, не смогу скрыть свои чувства, не смогу разговаривать с ним с той ироничной небрежностью, с какой мы общались раньше. И решила трусливо сбежать. Успокоюсь, поживу без гостей некоторое время — авось, моя непонятная симпатия и заглохнет. "Может, это просто благодарность за спасение дочери?" — подумала я, успокаиваясь.
— Кир, девочка моя, хочешь, поедем в столицу? Зоопарк, Фейриленд, кафе, аттракционы?
— Да! — закричала Кира. — Поехали!
Если бабушка и удивилась нашему экспромту, то виду не подала.
— Ба, мы поживем несколько дней в столичной квартире, а ты тут понаблюдай за зверьем. Хорошо? — поцеловала я морщинистую щеку.
— Конечно, — вздохнула бабушка, — веселитесь, детки. А если кто будет тебя спрашивать?
Она задала вопрос, которого я так боялась.
— Скажешь, что я улетела в гости к подруге, и ты не знаешь, когда вернусь.
Бабушка кивнула, и мы с дочкой пошли к ангару.
* * *
Три дня я трусливо пряталась в столичной квартире, не отвечая даже на звонки Алана и Ричарда. Мы с Кирой обошли все увеселительные места в городе, побывали и в центральном зоопарке, и в музеях, посетили дельфинарий и все мало — мальски приличные развлекательные центры и кафе, даже сказочный город Фейриленд… Правда, Кира иногда спрашивала, где тот "класивый дядя", но я малодушно переключала ее внимание на что‑нибудь интересное и увлекательное, и ребенок забывал о своем вопросе.
Если с Кирой все было просто и понятно, то мне так легко переключаться не удавалось. Я все время думала о Файнсе. Каждый день, с утра до вечера, а потом он не давал мне покоя и ночью, приходя во сне. Что‑то странное творилось со мной. Как будто я тяжело заболела неизлечимой болезнью с непонятными симптомами: кидало то в жар то в холод; то неожиданно поднималась температура, то бил озноб. Мне все время хотелось и плакать и смеяться одновременно.
Отвлечься не получалось. Незнакомые номера на входящих вызовах квартирного видеофона и личного телефона — браслета тревожили и приводили в смятение. Бабушка передавала, что каждый день кто‑нибудь да прилетает на ранчо и спрашивает, где я. Чаще всего прилетал Ричард, Алан регулярно звонил. Файнс был всего раз, в тот же день, когда мы улетели, больше бабушка его не видела. "Ну и ладно, — думала я в раздражении, — не слишком, значит, я ему нужна". Я‑то думала, что он каждый день будет прилетать, искать нас, выпытывать… Но нет. Может, я зря переживала? Может, я для него не более чем очередная легкая победа? Я все больше и больше погружалась в пучину отчаяния и безысходности. Не знала, что делать, как себя вести. Нужно было что‑то решать, а я впала в ступор. Была уверена, что после плена я повзрослела и поумнела — я глубоко ошибалась. Я такая же трусиха, какой и была.
Однажды утром, сразу после завтрака, я, не глядя, открыла дверь и обнаружила на пороге своей квартиры Файнса. "Нашел все‑таки", — подумала и даже немного обрадовалась: сейчас все решится и не нужно будет больше прятаться и врать. Мне уже самой надоела эта игра в кошки — мышки.
— Быстро собирайся, — резко кинул Файнс и, не глядя на меня, прошел в гостиную. — Десять минут на сборы.
— Но… — я в недоумении уставилась на него, проводив глазами до дивана, на котором он удобно и нагло расположился. — Что ты себе позволяешь?!
Кира, услышав голоса, с радостным воплем выбежала в одной пижаме из спальни.
— Дэн! Ты плиехал!
Радостно подскочила к мужчине и тут же была подхвачена на руки и усажена на колени. Я, все еще ничего не понимая, застыла у входной двери.
— У тебя осталось девять минут, — ровно сказал Файнс, по — прежнему смотря куда угодно, только не на меня, — если не поторопишься — полетишь в халате.
— Я не сдвинусь с места, пока ты мне все не объяснишь, — прошипела зло в ответ и кивнула дочери: — Кира, марш одеваться!
Дочка неохотно сползла с мужских колен и, надувшись, потопала в спальню.
— К планете приближаются обломки взорванного учеными астероида. Те решили освободить для разгона трассу возле Прим и убрали спутник, но что‑то с направлением взрыва пошло не так и через пару часов с неба начнут падать маленькие и большие глыбы…
Я слушала и недоверчиво качала головой.
— Не верю, — отрезала, — ученые обязательно что‑нибудь придумают.
— Они и придумали, — ответил Дэн. — Самые крупные куски распылили, а мелкие, до 5 метров в диаметре, не смогли. Так что нас ожидает метеоритный дождь и совсем скоро…
— Переждем на ферме, — фыркнула я, вполне допуская, что в городе нам делать нечего.
— На ранчо нет ничего, что бы мало — мальски сошло за подземное убежище. Я не буду подвергать ни тебя, ни себя, ни — особенно — Киру даже призрачной опасности. Так что мы улетаем на моем корабле. Неизвестно, как все пойдет… Лучше перестраховаться.
— Куда полетим? — возмутилась я. — Я никуда не полечу!
— Как хочешь, — хмыкнул Файнс. — Кира, иди ко мне.
