- Вот уже около часа, - немного самодовольно ответил мужчина. - Я отвезу вас домой, а по дороге мы поговорим.
Мы пересекли площадь, отклонили приглашение извозчика и сели в паромобиль. В отличие от Клеймора Станислав вел его сам. Начиная засыпать под урчание мотора, я первой нарушила молчание. Мне есть о чем поведать маркизу. Любопытно посмотреть на его реакцию.
- Помнится вы спрашивали есть ли кто, кого вам следует опасаться?
- И? - мужчина послал мне заинтересованный взгляд и чувственную предвкушающую улыбку.
- Графа Клеймора, - я не стала томить своего спутника. - Он… Скажем так, пообещал оторвать вам кое-что…
- Даже так?! - хмыкнул Станислав. Веселье ему к лицу. Оно делает его моложе, несмотря на расползающие от губ и глаз морщинки.
- Почти что. Я лишь слегка приукрасила, - хорошее настроение передалось и мне. - И вам придется поговорить с моими родителями. Не сегодня, но скоро, - маркиз взлернул бровь. - Видите ли, они считают Людвига более подходящей кандидатурой на мою руку и сердце, - я поморщилась.
- А вы сами, как думаете, герцогиня? - маркиз вывернул руль влево, уходя от столкновения с неподвижным экипажем, чей извозчик забыл зажечь сигнальные лампы.
- Разве я недостаточно ясно выразилась в письме? - мне не понравилось, куда свернула беседа. Не одобряю копания в чужих мозгах.
- Вполне, но это ваше условие… Для чего вам отсрочка до окончания учебы? - настала моя очередь играть мимикой лица.
- Догадайтесь сами, Станислав, но я не сниму его. Надеюсь, вы не передумаете? - я обдала его холодным раздражением. Пусть привыкает. К такой разной мне и перепадам настроения, подобного осенней погоде.
- Нет, - паромобиль свернул на дорогу к моему кварталу. Здесь дорога была лучше освещена, а на улицах чаще попадались кэбы.
- А вам зачем женитьба на мне? - вряд ли я получу правдивый ответ, но попытаться стоит. А вдруг?
Станислав заливисто рассмеялся.
- У каждой пары есть небольшие секреты друг от друга. У вас он уже есть, а этот будет моим. Попробуйте отгадать сами, Алесса… - мужчина с лихвой отплатил мне за мою скрытность.
Я кивнула, дав себе зарок непременно заняться озвученной загадкой. Как я и предполагала, с Ошанским скука меня не побеспокоит.
Селестине казалось, будто она видит сон. Не спит, а именно наблюдает за людьми и событиями. Как бы со стороны. Подсматривает. Поэтому ей было отчасти легче переносить особенно тошнотворные сцены. Слава Человеку, всего лишь сюрреалистические видения, в которых Нечто охотится на человека и употребляет его в пищу. И она… Она находится среди стаи Нечто и стремится не отставать от них в кощунственном чревоугодии.
Девушка не смогла сказать, в какой именно момент из стороннего наблюдателя она стала полноправным и осознающим свои действия участником. Одномоментно. Реальность обрушилась на Селестину подобно разрушительному зимнему шторму на героический кораблик. Мгновенно жестоко истерзанный дикой правдой разум человека не выдержал и раскололся, как скорлупа ореха, обнажив иссохшее ядро.
Она. Никогда. Не была. Только человеком… Но так искусно ее второе, вполне материальное, "я" пряталось в дебрях… тела? Души? А есть она у нее? Достоин ли такой монстр, как она владеть сосредоточием чистоты и невинности или отныне удел Селестины ненасытная утроба, которая только и вопит: дай, дай, дай… Крови, мозгов, сладкой таяющей на языке печеночки… Ничто не может заглушить этот голод.
Страшно. До полоумного бега, до выдирания волос, до непрестанного повторения одного и того же слова "нет", причислять себя к людям со всеми вытекающими отсюда последствиями. Четким разграничением деяний на хорошо и плохо, должна и можно, простят и осудят. И тут же видеть в этих самых людях кусок хорошего мяса. Поддерживать в обществе аристократов светскую беседу, вовремя меняя выражение лица, а глазами следить за движениями собеседников. Просчитывать лучшую из возможных траекторию нападения, чтобы одним укусом перегрызть горло.
Селестина вспомнила: она всегда знала - тени, плавно скользящие в зеркальных поверхностях, живые. И ждут часа, чтобы покинуть плоскую территорию обитания и вырваться в объемный мир. Тени преследовали девушку с самого детства. Выглядывали из зачерненных тьмой стекол. Подсматривали из бликов хрусталя. Сопровождали во время прогулок по городу. И даже скалились из весенних луж. Пока не решились завладеть ею. Погасшая свеча в умывальной. Звон осыпавшихся осколков. Но она не прикасалась к стеклу! И цокот когтей в завывании ветра… В тот миг, в девушке поселились желтоглазые кошмары.
Естественно. И привычно. К одному тянет, вторым пользовалась всю жизнь. Что выбрать? Отвращение к самой себе на толстом ломте удовольствия, потому что никто не запретит испытывать его, или… смерть, ибо человеку не под силу сдержать вызволенные из небытия инстинкты охотника. Даже не поздно. Рано. Они одержат верх и накажут за попытку запихнуть их внутрь тесной тюремной камеры воли. Так зачем отказываться?
Зная наперед. Выучив маршрут. Вооруженная толикой везения. Селестина пряталась за углом школы. Она ждала. Темноволосого кудрявого малыша, и пятнадцати его шагов в нужную ей сторону. Возле дома не гадить! Да помнит она правило, но следующая охота не скоро, а желудок полон раскаленных углей уже сейчас. И мальчишка прекрасно подойдет, чтобы унять этот жар.
Открылась со скрипом дверь. Ломкий голос попрощался с кем-то внутри здания. Четыре ступеньки крыльца с притоптанным за день снегом. Семь шагов, и жертва покинет световое пятно. Он не успеет испугаться. Он вообще ничего не успеет почувствовать. И позвать на помощь…
За вдох до прыжка кто-то свалил Селестину с ног. Другой оборотень прижал передними лапами ее тело к земле и опасно скалиться возле ее шеи. Беззвучно. В тени. Краем удлиненного глаза провожает, напевающего веселую мелодию мальчишку. Ей не справиться. Оборотень сильный. И привычен к убийству. В том числе себе подобных.
Девушку бросили в грязный подвал, где она вновь обрела человеческий вид, но не повадки, присущие аристократической крови. Желание отведать запрещенной плоти сводило ее с ума. Селестина выла от досады. Бросалась на ржавые прутья. Каждый день личный слуга Скайди приносил ей роскошный обед, который она уплетала за обе щеки. Не ощущая вкуса и не испытывая наслаждения от изысканных блюд. Лишь бы набить желудок и притупить боль. Во второй половине дня к ней спускалась Томарэ. Она повторяла свою историю. Похожую, но другую. В подробностях описывая свои муки. И добавляла в конце - он придет и поможет, если Селестина не справится сама, но лучше не доводить до этого, ибо его снисхождение не чудо, а боль…
