В ярко-синем небе, как пришитая, застыла на месте чайка, летевшая против ветра. Гавань Авлида собрала в своих объятиях огромный флот. Список, рассчитанный Одиссеем на восковой табличке, составил около тысячи двухсот кораблей, пришедших из всех концов Ахайи.
Они стояли так плотно борт о борт, что между ними не могла проскользнуть даже рыбачья лодка. При подобной тесноте промедление с отплытием грозило прилипчивыми болезнями. Людей на борту начинало пучить от плохой воды, а нечистоты они выливали прямо в море.
Пора было отчаливать, но они не могли дождаться попутного ветра. Тихий утром, к полудню он крепчал до штормового. Все жертвы были уже принесены. Последнюю из них — младшую дочь Агамемнона Ифигению — зарезали перед самым отплытием. Девочке едва минуло шесть. Она еще не носила ничего, кроме кожаного шнурка с шариком из сердолика на загорелой шейке. В гинекее у Клитемнестры и у многочисленных царских любовниц резвился целый выводок таких крошек. Каждая из них — капля священной крови — была всего лишь платой за то, что сегодня царь отбирал у семей сильных молодых мужчин, иные из которых не вернутся. Народ умирает за вождя, и в обмен царь заранее метит себя такой же потерей, как и остальные. Это его плата. Его долг. Его рок.
Ничего не подозревавшую Ифигению привели к отцу. Она прибежала с глиняной лошадкой в руках, показывая сломанное колесико. Агамемнон обнял ее и повернул лицом к себе. А Калхас, жрец Артемиды Львиной, перехватил девочке горло ножом. Все произошло быстро. Клитемнестра не успела даже вскрикнуть. Ей тоже ничего не сказали, но она уже теряла детей таким образом и вскоре оправилась от истерики. Только-то разбила лоб о камни, разорвала одежду и расцарапала лицо.
— Златорогая лань поскакала в урочище Девы на север! — провозгласил Калхас. — Пусть Хозяйка возьмет ее жизнь вместо ваших. Всякий, на кого попадет капля жертвенной крови, спасется.
Двое молодых жрецов помогли ему разделить тело на две части. Их возложили на алтари по обеим сторонам мощеной дороги из крепости в порт, и войска промаршировали между ними, окропляемые щедрой царской рукой.
Ветер переменился. С полудня, против обыкновения, море утихло. Путь был свободен, и корабли ахейцев выступили на соединение с флотом Илиона.
14.
Лунный свет иногда пахнет апельсиновой цедрой, иногда свинцом. Зависит от фазы. Мед и флорентийская зелень, тина и молоко растворены в нем, не смешиваясь.
Софи сидела на балконе и расчесывала волосы костяным гребнем. За частой сетью листвы в темноте сада было слышно, как струится на отмелях река. Местные девушки уходили туда танцевать, давя пятками песок и кружась волчками в своих юбках-колоколах. Мадам Шлиман завидовала им. Они вскидывали руки к небу, звенели браслетами, а костяные флейты высвистывали мелодии, возраста которых никто не знал.
Справа хрустнула ветка душистого лавра, и над матово белевшими перилами появилась голова Артура.
— Вас не было ни вчера, ни третьего дня, — извиняющимся голосом начал он, — а после землетрясения я не рискую…
Но Софи не дала ему договорить.
— Тише, Генрих услышит. Он внизу сортирует находки.
Оба потянулись друг к другу почти инстинктивно, и уже в следующую минуту слова перестали значить для них что-нибудь, кроме набора звуков. Порывистых и коротких. Затем долгих и нежных. И наконец, полных взаимной благодарности.
— А я подумала, что вы пришли рассказать мне вечернюю сказку, — шепнула Софи, собирая с пола рассыпанные в спешке заколки.
Артур встал перед ней на колени, чтобы помочь.
— Вы не устали от чужих сказок, мадам?
— Только от отсутствия своей.
Молодая женщина сгребла в охапку гребень и ленты.
— Я хочу знать, чем кончилась война? Кто вернулся домой, а кто погиб? Неужели и Одиссей умер на этом острове?
— Нет. — Эванс рывком сел на перила. — Войны делают настоящих царей, и Одиссей не исключение. Агамемнон и Менелай были убиты, преследуя критян в горах. После их смерти именно Лаэртид как создатель братства женихов Елены и победитель флота Миноса возглавил армию. А по возвращении домой он был избран главой союза ахейских владык и перебрался с Итаки в Микены. Верная Пенелопа не чаяла ни таких почестей, ни такого богатства. Но ее огорчало, что Одиссей забрал сына нимфы Калипсо Телегона к себе и воспитывал вместе с Телемахом. Соперничество из-за отца подтолкнуло юношей к драке, и Телемах был заколот братом прямо за пиршественным столом. У царя не поднялась рука казнить сына, Телегона изгнали. Это случилось незадолго до нашествия северных варваров — дорийцев. Одиссей еще успел организовать отпор дикарям, но погиб в битве при Пилосе. После чего союз распался, а Грецию затопили захватчики. Так закончилась история великой войны. Вы довольны, моя госпожа?
Софи вздохнула. Она не знала, что сказать. И эти бредни вдохновляют ее мужа?
— Вы уже вскрыли двери Лабиринта? — спросила женщина.
— Нет пока, — Эванс мотнул головой, — и мне будет спокойнее, если вас не окажется рядом, когда мы все-таки вломимся в этот туннель.
15.
Сириус — Собачья звезда — сопровождал ахейские корабли всю дорогу от Авлиды до Архипелага. У выхода из хаоса его островов курсировали длинные троянские суда. Ими руководил Гектор, с которым прибыл и молодой Ахилл. Ахейцы, наслушавшись историй о силе мальчика-зверя, приветствовали его дружными криками.
Одиссей смотрел на грозную флотилию, способную вспенить веслами всю Эгеиду, и не позволял себе ликовать. Другие цари шумно восхищались необыкновенной мощью, собранной Агамемноном. Никогда еще Ахайя не выставляла такого войска. Никогда ее драчливые, недружные вожди не объединялись против общего врага.
И во главе всех стояли златовратные Микены. Их царь — первый среди равных. Но уже закрадывались сомнения: равных ли? Тот, кто подготовил такой поход, может ли быть равен остальным? Ведь именно дочь Агамемнона Ифигению принесли в жертву. Никто из других царей не отдал ребенка под нож. А из дому воинов увел каждый. Получается, микенец расплатился за всех? Теперь он может приказывать не только своим, но и чужим подданным.
Пока вожди жаждали добычи, ропот не поднимался. И только иногда кошачьими когтями скребло на сердце: а как поведет себя Атрид в случае победы? Львиная доли сокровищ Крита будет отвезена к Львиным воротам. Что тогда убережет остальные города от диктата "первого среди равных"? Эти мысли ясно читались в глазах царей на военных советах, и Одиссей только переглядывался с Нестором, который тоже угадывал тревоги соседей.
