Перворожденные дружно переглянулись и, благодарно кивнув Воеводе, щедро пришпорили скакунов, отчего несчастные кони едва не встали на дыбы. Обиженно заржав, скакуны послушно сорвались с места. На дороге столбом взвилась серая пыль, дробно простучали копыта, мелькнули две смазанные тени, и все стихло: эльфов будто ветром сдуло.
- Эк оно как, - хмыкнул Воевода, провожая их глазами и, одновременно, причудливым свистом подзывая своего жеребца. - Аж взвились! Всего пару недель тому за "ушастых" морду бы кинулись бить. Губу бы оттопырили и носы вздернули, гордецы. А теперь - фиг. Даже не мявкнули и по матушке не послали, как водится. Про "спасибо" вспомнили, извиняться вдруг надумали... надо же. Видать, здорово их зацепило, дурней остроухих. Да, похоже, надолго. Потому как, судя по всему, близость нашего малыша даже из жалкого эльфа способна сделать нормального человека...
-Глава 12-
Город показался на горизонте после полудня.
Завидев острые шпили далеких башен, мощные каменные стены с узкими прорезями бойниц, широкие металлические ворота, в которые вливался нескончаемый поток посетителей, Таррэн мысленно присвистнул. Ничего себе! Каких-то сто пятьдесят лет назад Стиллос представлял собой лишь крупное село, где имелась всего одна прямая улица (и то, немощеная), несколько десятков бревенчатых домов, небольшой постоялый двор, опасно покосившийся частокол вокруг распаханных полей, да несколько вечно жующих, мычащих и (чуть реже) блеющих стад, пасущихся неподалеку. Со стороны которых коварный ветер до и дело доносил милые сердцу селян ароматы свежескошенного сена и навоза.
Однако с тех пор, как король Ибратос (дед нынешнего повелителя Интариса) повелел замостить Западный тракт вплоть до Бекровеля, причем в обход прежнего Мшистого Пути, который шел в опасной близости от Больших Болот, Стиллос разительно изменился. Вместе с торговыми караванами сюда потянулись и люди, а за людьми, как водится, деньги. Затем - посредники, перекупщики, мастеровые, маги... а потом их домочадцы, друзья, знакомые или просто обычные люди, возжелавшие перемен. И вскоре вместо деревянных домов выросли добротные каменные хоромы. Да не в один-два, а в три, а то и в четыре поверха. Появилась собственная ратуша, первые храмы, здание Городского Совета. Постоялые дворы стали плодиться, как грибы после дождя. Бурный характер Язузы, славящейся своими порогами и водопадами, быстро приструнили. Лишние камни вдоль нее повывезли, берега облагородили, русло углубили и пустили вниз по течению груженые товарами ладьи... всего за полвека бывшая деревня превратилась в крепкий торговый город. Еще через сто лет и вовсе расцвела буйным цветом ремесел и всевозможного промысла. А потом и вовсе разрослась, раздобрела, вольготно раскинулась сразу на оба берега удивительно покорной реки, спустившись далеко в обе стороны от прежней размежеванной границы, потому как уже очень давно перестала помещаться в узком кольце городских стен.
Таррэн, оглядев все это великолепие, только головой покачал: надо же. Всего два десятилетия назад здесь было гораздо спокойнее и тише. А теперь даже издалека можно заметить вечную суету и вездесущую суматоху, свойственную всем большим городам. Громоздящиеся друг на дружке белокаменные дома, вьющийся кольцами дым над крышами многочисленных кузен... и шум. Многолюдный, многоголосый и никогда не смолкаемый шум деловой столицы Интариса.
Линнувиэль заерзал в седле и с нескрываемым беспокойством оглянулся, но, пошарив глазами по окрестностям, нигде не увидел Белки. Против ожиданий, ее изящная фигурка не маячила ни на границе леса, ни на соседнем пригорке. Не виднелась на обочине широкой дороги, старательно выглядывая припозднившихся путников. Не грозила маленьким кулачком со стен, красноречиво обещая устроить разнос за опоздание. И даже в распахнутых, намертво вросших под собственной тяжестью ворот Стиллоса не мелькала ее черная курточка. Где она? Опоздала? Разминулись? Не пришла?!
Карраш рядом с ним замер на миг красивой статуей, свысока изучая суетной город, затем жадно раздул ноздри и с шумом втянул прохладный воздух. Секунду покачался на широко расставленных ногах, странно прянул ушами и, довольно рыкнув, вдруг решительно сбежал с зеленого пригорка.
- Значит, малыш уже внутри, - негромко перевел Шранк, направляя своего невозмутимого жеребца следом. - След совсем свежий, не больше трех часов прошло: Карраш свое дело знает.
Ирташ согласно заурчал и тоже прибавил шаг.
Перворожденные на зверей недоверчиво покосились, многозначительно переглянулись между собой, а затем без лишних слов последовали за молодым лордом, чье невозмутимое спокойствие лучше всяких доказательств свидетельствовали: Белик действительно сумел их обогнать и вот уже несколько часов беззаботно гуляет по чистым мостовым Стиллоса, с любопытством глазеет на яркие вывески, пугает прохожих своими выходками и, заодно, молча костерит еле плетущихся эльфов, которые за целый день даже на лошадях не сумели его настичь.
Формальности на воротах уладили быстро. Большей частью потому, что ни один из стражников не пожелал связываться с остроухими гостями, вздумавшими заехать в великий город не просто с ходу, минуя длинную вереницу усталых путников, что прибыли раньше и теперь отстаивали утомительную очередь, а даже с седла не соизволили слезть. Наглость с их стороны, конечно, но возмутиться, как и на Быстром Пути, никто не посмел. Всего лишь проводили злобными взглядами, поджали губы, недовольно заворчали, да сердито сплюнули вслед. Предварительно убедившись, конечно, что ушастые нелюди, не пожалевшие оставить на входе аж целых три золотых (это за девятерых-то!), сразу свернули за угол, явно направляясь к "Золотой Подкове". Туда, где можно не только ночь переждать, а пообедать "скромно и со вкусом", как вполголоса определил Маликон.
Почему именно туда?
Да просто потому, что их высокомерные высочества считали ниже своего достоинства посещать гостиницу рангом ниже, чем раззолоченная до последнего сортира "Подкова", где самый последний из лакеев был одет богаче зажиточного горожанина, а шустрые служаночки все до единой слыли удивительными красотками. Еще бы! Господа Перворожденные всегда требовали себе только самого лучшего! В том числе и этого, эстеты остроухие! Более того, даже отсюда нередко уезжали, недовольные качеством обслуживания: то им изгородь живая не по нраву, то музыкант за обедом на пол-ноты сфальшивил, то простыни недостаточно белые, то комары над ухом жужжат...
Шранк, едва успев спешиться и неторопливо зайдя в обеденный зал, больше напоминающий Зал Приемов у какого-нибудь небогатого короля, тихо присвистнул и озадаченно поскреб затылок: ну, если уж ЭТО для Перворожденных "скромно", то я тогда вообще не знаю, что они подразумевают под роскошью! Один фонтан во дворе чего стоит! Чистый мрамор! Из горных выработок чуть не столетней давности, каждый камешек из которых ценился на вес золота! Лошадей у них забрали конюхи столь чопорные, что таких, наверное, уже не встретишь даже во дворцах. Внутри все сверкает и блистает безупречной чистотой, ручки сияют не хуже бриллиантов, под ногами - пушистые ковры, на стенах - искусно вытканные гобелены, которыми не стыдно было бы и в музее любоваться. Лестницы чуть не из палисандра выточены, да такие ажурные, резные, воздушные, что прямо идешь и думаешь, как бы не провалиться вниз ненароком. Двери только дубовые, мощные, какие не всяким тараном прошибешь. На каждой - индивидуальный замочек с подходящим только к нему ключом. Комнаты же - вовсе не комнаты, но целые хоромы, а уж что творилось внутри...
