Так во второй раз за время своего несчастного существования Кебба оказался в заточении. Его магия оказалась бессильна, а его злость обратилась на него самого.
Сначала он кричал сквозь невидимые, но непроницаемые стены своей ловушки. Но шум штормов заглушил его крик. Затем он пытался договориться с морским народом, но в этом не было никакого смысла, потому что Кебба ничего не мог предложить взамен. Океан остался глух к его мольбам.
Наконец, он совершенно обессилел, уткнулся лицом в мшистую скалу среди выброшенных водорослей и больше не двигался.
Однако мозг Кеббы продолжал работать. Он грыз себя изнутри, словно крыса. В его душе осталась только ненависть. И ненависть глодала его. Она добралась до его сердца. Эта ненависть не находила выхода, не могла реализоваться. И как всякая содержащаяся в чем-то большая сила, она начала бродить и бурлить.
Время шло. Качар не жаловался на жизнь. Он продолжал творить чудеса и стал очень уважаемым чародеем. Каждый год в определенный день он бросал в море драгоценный камень. Он никогда не забывал об этом. Но однажды ночью, когда Качару исполнилось уже двести лет, он наконец устал от жизни и с улыбкой умер. В этот год никто не бросил в море драгоценный камень для короля, и магическая ограда вокруг скалы Кеббы рассеялась.
Но, конечно же, Кебба, лишенный пищи, воздуха и движения, не дожил до этого времени. Псевдобессмертие, дарованное ему пребыванием в шкуре чудовища, исчезло вместе с самой шкурой. Нет, Кебба не мог дожить до этого времени и не дожил. И само тело, разумеется, давно пропало со скалы, там не сохранилось даже его белых костей.
И все же что-то осталось, то, что не могло умереть. То, что кипело, бурлило и приобретало все большую силу в этом заточении. Неослабевающая, бессмертная, голодная ненависть.
И теперь она наконец вырвалась на свободу.
Ненависть всегда существовала на земле, какой бы земля ни была, плоской или круглой.
Ненависть Кеббы ринулась со скалы через море в раннюю ночную мглу. Она пока еще не обрела форму, но уже имела слабый запах металла, разъедаемого кислотой. Ненависть требовала пищи, поскольку до сих пор была вынуждена питаться лишь собой. А земля стала для нее изобильной кладовой с широко открытыми дверями.
Начался шторм. Ураган разрывал небо, а океан вздымался навстречу ему. Ненависть Кеббы нашла тонущее судно. Его паруса были разодраны, как и само небо, а нижнюю палубу заливала вода. В трюмах пищали крысы, проклиная свою судьбу. Люди пытались спустить маленькую шлюпку с верхней палубы. Но они так ожесточенно боролись за место в шлюпке, что не успевал кто-нибудь убить своего соперника, как появлялся еще один и убивал его самого. Здесь Ненависть Кеббы пообедала и поужинала, набравшись новых сил.
Подкрепившись, Ненависть полетела к берегу. В сосновом лесу пятеро разбойников напали на путника и зарезали его. Но, поскольку каждый пытался отхватить себе больший кусок добычи, началась драка. Ненависть снова перекусила. В освещенном многочисленными огнями городе муж навалился на жену, доказывая свои права на нее и проклиная несчастную за то, что она его ненавидит и хочет свести в могилу. Во дворе разъяренная женщина секла своего раба, еще совсем ребенка. Раб же, распластавшись на холодном камне, под ударами плетки мечтал лишь о том, как бы выбить ей глаз. В уютной таверне два бедняка замышляли убийство богача, завидуя его богатству. В башне девушка сидела на бархатной кровати и втыкала булавки в сердце восковой фигуры бросившего ее любовника. Под мостом двое подростков дрались за право обладать третьим, который лишь смеялся над ними, презирая обоих. На дороге до смерти забили прокаженного…
Ненависть не просто кормилась, она пировала. Ненависть летела дальше по земле и пировала.
Мир был большим банкетным столом, за которым подавались блюда на различный вкус. Ненависть, горячая как огонь, — та, что убивала; ненависть, холодная как лед, — та, что распространяла ложные слухи и лгала; еще одна ненависть, которая просто молчаливо ненавидела; была и черная, как глубокая шахта, самая жестокая из всех, ненависть, направленная внутрь. Она вбирала энергию зла и умножала ее. Вот какими деликатесами объедалась Ненависть Кеббы. И она, становясь все энергичнее, все активнее, набухала и давала ростки.
Вскоре и она, защищенная своей аурой, научилась зарождать сама ненависть на земле. Там, где она проносилась по воле случая, летая, будто туча, неудовольствие перерастало в дикую скрипящую зубами ненависть. Девушка, утомленная болтовней своей сестры, хватала кинжал и пронзала грудь несчастной. Слуга, долгое время завидовавший богатству своего хозяина, наконец-то покупал яд. Все поддавались минутной слабости. Даже король, раздосадованный пустячной обидой, начал войну против своего брата.
И тогда на земле наступила новая эра, эра Ненависти.
Города и королевства воевали между собой. Убийства отдельных людей быстро переросли в массовую резню. Повсюду лилась кровь, свирепствовал огонь и раздавался лязг стали. Воздух наполнился плачем и проклятиями.
Маленькое семечко, попадая на плодородную почву, прорастает и становится деревом. Ненависть Кеббы, небольшая по размерам, передвигаясь по земле, поглощала в себя все Зло и разрасталась. И вскоре это дерево накрыло своей тенью весь мир. Конечно, до того момента прошло много лет, но время не имеет значения для бытия. Пока Ненависть могла питаться, смерть ей не грозила. А еды на земле было предостаточно. Время играло ей на руку.
Ненависть неустанно работала. Сама земля начала корчиться и стонать от злобы. Ее прекрасные просторы превратились в поля сражений, вороны хлопали крыльями над усеявшими ее трупами. Когда-то она гордилась своими лесами и огромными городами, теперь же все деревья были сожжены, а города превратились в руины. Землетрясения раскололи землю, горы изрыгали огонь, а моря бурлили, словно кипящие котлы. Некогда прекрасный лик солнца теперь был весь в синяках, а луна стала красной. Чума поднималась из болот, кутаясь в желтые и черные одежды. Голод шел по ее стопам, обгладывая собственные косточки. Смерть царила повсюду, но, возможно, даже Он, один из королей Тьмы, Владыка Смерти, с трудом собирал такой урожай, его амбары были переполнены трупами.
Люди начали проклинать богов. По утрам они убивали друг друга, по ночам же, после битв, они бесновались перед алтарями безмолвных богов. В слепой ненависти к своим богам они ломали их изображения и оскверняли их святыни.
— Богов не существует. Но кто же тогда создал их для нас? — кричали тут и там. В свете раскалывающихся гор на берегах бушующих морей люди не видели накрывшую их тень, тень Ненависти, которую они сами же и вскормили.
