Меня ввели в главные замковые покои, в которых и располагалась сама тюрьма — камеры, помещения охраны и кабинеты начальства. Сопровождали меня двое конвоиров с обнажёнными саблями, но вели меня ещё не в камеру, а, как оказалось, к начальнику тюрьмы. Его кабинет имел окно и оштукатуренные стены, до высоты среднего роста окрашенные в бежевый цвет, а обставлен он был вполне современной мебелью, как-то не вписывавшейся в общий вид замка. На полу лежал ковёр, с потолка свисала керосинка под коническим абажуром, а на столе горели три свечи в массивном канделябре. Строго говоря, кабинет был не бог весть какой красивый, и попытки придать ему уютный вид имели весьма скромный результат. В массивном кресле с высокой резной спинкой сидел мужчина средних лет с короткой стрижкой, в чёрном костюме полувоенного фасона, в сапогах и с сигарой в зубах. Он листал какой-то журнал, а когда меня ввели, поднял на меня взгляд небольших холодных серых глаз и подвинул к себе какую-то папку. Внешность этого господина была весьма заурядной: как говорится, взгляду не за что зацепиться. Не глядя на меня и не здороваясь, он спросил:
— Ну, как вам наша крепость?
Как будто я не осуждённая, а приехала на экскурсию. Я ответила:
— Впечатляет.
Он вынул изо рта сигару и сказал:
— Надо добавлять "сэр", когда говорите со мной. Как-никак, я начальник тюрьмы.
Как будто какое-то зябкое веяние коснулось меня, когда я встретилась с его бесстрастно-холодным взглядом. В его негромком спокойном голосе прозвучало нечто, что заставило меня выпрямиться и сказать:
— Извините, сэр.
Господин в полувоенном костюме удовлетворился моим ответом и отвёл от меня свой обдающий холодом взгляд. Он открыл папку — довольно тонкую, в которой было всего два или три листа.
— Значит, осуждённая Аврора Магнус. Что ж, добро пожаловать в тюрьму Кэльдбеорг. Будем знакомы: начальник тюрьмы Август Минерва. Что ещё вам необходимо знать? Заключённых у нас немного — всего три десятка. Их провинности перед Орденом не так тяжелы, как ваша… Вы здесь на данный момент одна, кто осуждён за убийство. Обычно за такое преступление выносится смертный приговор, но у вас, видимо, был хороший защитник. Здесь у нас содержатся заключённые обоих полов — разумеется, в отдельных камерах. Тут все сидят в одиночках. Всякого рода любовные связи запрещаются. Наказание одно — карцер, лишение пайка. Условия здесь не санаторные, но жить можно. Если будете соблюдать наши несложные правила, то, вполне возможно, отбудете свой срок без особых проблем и благополучно выйдете на свободу. Есть какие-нибудь вопросы?
— Мне положены свидания? — спросила я.
— Одно за весь срок, — ответил начальник тюрьмы, перелистывая скудное содержимое папки. И добавил, снова подняв на меня холодный, острый и цепкий взгляд от страниц: — И то если я сочту, что вы его заслуживаете.
Я спросила тихо, уже ни на что не надеясь:
— А переписка?
— Исключено, — сказал он. — Это не обычная тюрьма. Замок Кэльдбеорг — место, в котором вы поймёте, как Орден относится к тем, кто нагло попирает его законы.
5.3. Десять дюймов
Я получила вполне конкретное представление об отношении ко мне Ордена в тот же день. После знакомства с начальником меня отвели в помывочную — помещение с довольно низким сводчатым потолком и скользким полом. Вдоль длинной стены располагались в ряд несколько каменных ванн — точнее, это был один каменный узкий и длинный бассейн, разделённый на несколько частей перегородками. По всей длине бассейна тянулся уступ в каменной стене, на котором стояли тазики из оцинкованного железа, в них лежали ковшики, а над ними из стены торчали желобки. У противоположной стены располагались: деревянная массивная скамья, большой деревянный шкаф и широкий, ярко пылающий камин. Благодаря этому камину помещение было не таким неуютным и холодным, и мне невольно захотелось возле него погреться. На полке у огня грелась вода в большом закопчённом бачке, а на табуретке сидел жирный лысый тип в фартуке и грубых сапогах, с закатанными рукавами, до того бледный, что его можно было принять за оживший кусок сала. Его пухлый двойной подбородок и щёки были намылены, и он скоблил их складной бритвой.
— Эй, Ингвар! У нас новенькая, — сказал один из моих надзирателей. — Приведи её в надлежащий вид.
Кусок сала в фартуке по имени Ингвар остановил руку с бритвой, покосился в мою сторону, моргнув заплывшими поросячьими глазками, и сказал неожиданно высоким, каким-то бабьим голосом и со странным выговором:
— Айн момент, обождатт ест неопходимо… Фидите — порядок на лице нафодим? Натобно её покамест приготовитт, одёжу снятт — это фи и делайтт.
Надзиратель сказал мне:
— Раздевайся.
— Полностью? — спросила я.
— Полностью, полностью, — усмехнулся он. — Ты что, привыкла мыться в одежде? Снимай всё и давай сюда. Тебе выдадут другой наряд.
Я разделась догола и отдала ему все вещи. Он и его напарник откровенно разглядывали меня.
— Она ничего, — сказал один другому.
У меня было большое желание проутюжить его по ухмыляющейся физиономии, но я удержалась. Мне не хотелось нарываться на неприятности в первый же день.
— Ну, ладно, — сказал представитель здешней охраны. — Мы подождём в коридоре. Давайте тут поживее!
Бряцая саблями и стуча каблуками сапогов, они вышли. И я осталась вдвоём с куском сала по имени Ингвар, который заканчивал скоблить своё жирное лицо у камина.
— Клади тфой славний парочка пулки фон туда. — Он показал кивком на табуретку, стоявшую под небольшим оконцем в потолке, из которого падал тусклый свет холодного северного дня.
Догадавшись, что мне предлагают устроить мой зад на табуретке, я прошла мимо скамейки и шкафа и уселась, зажав руки между голых колен. Ингвар спросил:
— Какофо ты назыфайтт? Тфой имя?
— Аврора Магнус, — сказала я.
— Сколько тебе фпаяйтт имели?
— Что, простите? — не поняла я.
Он хрюкнул.
— Ну, сколько лет? Срок? — уточнил он свой вопрос.
— Пять лет, — ответила я. — Это немного.
— Таа, это не ест шибко много, — усмехнулся он. — Но это если на фоле. А тут один гот за десятт идёт, ха-ха! Пят помножит на десятт — выходит полсотни, точно так!.. Это и ест тфой настоящий срок, милочка…
— Что, такие плохие условия? — пробормотала я.
Ингвар снова ухмыльнулся — правда, беззлобно.
— Тут тугофато тебе придётся. Если ф тебе тух слабий, мошно и ноги протянут… Анабиоз, точно так. Слабост, упадок силы, анабиоз. Знаешь?.. Попал в него — считай, тебя нет. И никто с тобой возиться не станет. Тогда тебе на шею камень — и в море. На отин заключённый меньше, ха-ха! Ета тля рыпка. Тут ф море такие зубастые рыпка плавайтт, такие голодний… хам! — Ингвар щёлкнул зубами и осклабился в клыкастой улыбке. — И от тебя осталась полофина.
