— Даже не думай отпускать шуточки. Ты тоже, — спросила она, голосом неожиданно таким тихим, что можно было испугаться, — каким-то образом участвовал в этом, маленький брат?
— Он не участвовал! — быстро возразил Ательберт прежде, чем Гарет смог ответить. А потом сделал ошибку, попытавшись изобразить умиротворяющую улыбку.
— Хорошо, — сказала Джудит. — Тогда мне предстоит убить только тебя.
Кендра подняла свое плетение с травы.
— Свяжи его сперва вот этим, — предложила она.
— Осторожно, сестра, — сказала Джудит. — Почему ты не проснулась, когда я закричала?
— Я к этому привыкла? — мягко спросила Кендра.
Гарет фыркнул. Неразумно. Быстро попытался превратить этот звук в кашель. Джудит сделала шаг к ним обоим.
— Я… крепко сплю? — поспешно поправилась Кендра. — И возможно, твое мужество так велико, что крик показался тебе пронзительным, хотя был всего лишь…
— Я сорвала голос, — категорично заявила ее сестра. — Была середина проклятой Джадом ночи. Я выбилась из сил. И легла на холодный, твердый, грязный череп в моей постели. Кажется, — прибавила она, — его зубы в меня впились.
Услышав это последнее задумчивое замечание, Хакон внезапно попал в крайне затруднительное положение. Он бросил взгляд на Гарета, и увиденное его утешило: младший принц отчаянно трясся, стараясь подавить смех. Гарет плакал от усилий не взвыть. Хакон обнаружил, что больше не способен стоять прямо. Он опустился на колени. У него дрожали плечи. Он почувствовал, как у него потекло из носа. Изо рта вырывались всхлипы.
— О, посмотрите на этих двоих, — сказала Кендра сочувствующим тоном. — Ладно, вот что мы сделаем. Джудит, положи этот меч. — «Она проявляет просто сверхъестественную сдержанность при данных обстоятельствах», — подумал Хакон. — Ательберт, оставайся там, где стоишь. Закрой глаза, руки прижми к бокам. Это была трусливая, подлая, недостойная, очень смешная выходка, и ты должен за нее заплатить, иначе Джудит сделает жизнь для всех нас невыносимой, а мне совсем не хочется вместо тебя страдать. Джудит, иди и ударь его изо всех сил, но не мечом.
— Ты здесь судья, сестренка? — ледяным тоном спросила Джудит.
— Кому-то же надо им быть. Гарет и Хакон уже писают в штаны, — ответила Кендра. — Отец был бы недоволен, если бы ты убила его наследника, и ты бы, вероятно, об этом пожалела потом. Немного.
Хакон вытер нос. Такого у них дома не бывает. Гарет лежал на спине, издавая приглушенные звуки. Хакону показалось, что он услышал, как тот простонал: «Зубы!»
Джудит взглянула на него, потом на Кендру и, наконец, перевела взгляд на Ательберта. Через долгое мгновение она кивнула головой, один раз.
— Сделай это, глупец, — быстро сказала Кендра старшему брату.
Ательберт снова сглотнул.
— Пусть она сначала бросит меч, — осторожно возразил он. Кажется, он по-прежнему был готов спасаться бегством.
— Бросит. Джудит?
Джудит уронила меч. Но ее прищуренные глаза оставались угрожающе мрачными. Она отвела от лица пряди волос, развевающихся на ветру. Она носила зеленую тунику, подпоясанную кожаным ремнем поверх штанов для верховой езды, свой любимый наряд. Она выглядит, подумал вдруг Хакон, как Никар Охотница, носительница меча, невеста Тюнира, которой его семья, конечно, больше не поклоняется, так как перешла от кровавых жертвоприношений к… менее жестокой вере в Джада.
Ательберт вздохнул, и ему удалось почти равнодушно пожать плечами. Он закрыл глаза и расставил ноги, готовясь принять удар. Гарету удалось приподняться и почти сесть. Он вытер глаза тыльной стороной ладони. У Кендры на обычно спокойном, красивом лице застыло странное выражение.
Джудит, которую когда-нибудь будут приветствовать по всему острову и за морями как Леди Реденскую, и прославлять многие грядущие поколения за мужество, и оплакивать поэты в песнях еще долго после того, как расстановка сил и границы в мире изменятся и снова изменятся, прошла по залитой солнцем мокрой траве, не замедляя шага, и ударила брата обутой в сапог ногой сильно (очень сильно) снизу вверх между ног, куда чуть было не попал меч.
Ательберт издал сдавленное шипение и рухнул на траву, прижимая руки к этому месту.
Джудит лишь краткое мгновение смотрела на него. Потом отвернулась. Ее глаза встретились с глазами Хакона. Она улыбнулась ему по-королевски, милостиво и непринужденно на ярком летнем лугу.
— Вы вчетвером выпили все вино? — ласково спросила она. — Мне вдруг что-то захотелось пить.
Именно в тот момент, когда Хакон стоял на коленях и торопливо наполнял для нее чашу, расплескивая вино, они увидели идущих с юга сингаэлей на противоположном берегу реки.
Четыре человека и собака. Они остановились, глядя на королевских детей на траве. Ательберт лежал неподвижно, крепко зажмурившись, прерывисто дыша, прижав обе руки к промежности. Глядя через речку на собаку, Хакон внезапно задрожал, как от холода. Он поставил чашу Джудит, так и не подав ей, и встал.
Когда у тебя так волосы встают дыбом, гласит старое предание, значит, гусь прошел по земле в том месте, где будут лежать твои кости. Он взглянул на Кендру (он всегда смотрел на нее) и увидел, что она стоит очень неподвижно, глядя через реку, со странным выражением на лице. Хакон подумал, не почувствовала ли и она нечто странное в этом животном, будто это ощущение могло каким-то образом их объединить.
При желании можно было назвать волкодава, идущего рядом с младшим из четырех мужчин, темно-серым. Или можно было сказать, что он черный на фоне деревьев, когда солнце ненадолго скрылось за тучкой и птицы мгновенно смолкли.
Сейнион Льюэртский щурился, глядя против солнца на восток. Потом тучка набежала на солнце, и он увидел, как старшая дочь Элдреда первой узнала его, расплылась в радостной улыбке и быстро побежала к ним по траве. Он вошел в воду реки, которая оказалась прохладной и была ему здесь по пояс, чтобы ей не пришлось самой идти в воду. Он знал Джудит; она бы бросилась в речку. На берегу реки она подошла к нему и преклонила колени.
С искренней радостью он осенил знаком солнечного диска ее рыжие волосы и не сделал замечания по поводу того, что они рассыпались в беспорядке по плечам. В прошлый свой визит в Эсферт он сказал отцу Джудит, что ей следовало родиться женщиной сингаэлей, так ярко она сияет.
— Она не сияет, — кисло пробормотал Элдред. — Она горит.
Взглянув за ее спину, он увидел младших сестру и Рата, мальчика, по-видимому, из эрлингов, и с опозданием заметил скорчившегося на траве наследника Элдреда. Он заморгал.
— Дитя, что здесь случилось? — спросил он. — Ательберт?..
