Итак, Ирис училась новым приемам и совершенствовала старые. Поначалу она могла изобразить разве что кукольный домик; через год ей уже ничего не стоило создать иллюзию настоящего замка. Или, скажем, начав с миниатюрного грозового облачка, проливавшего, к ужасу Софии, ливень на коврик, она вскоре научилась мастерски копировать настоящую бурю с громом и молниями. И, самое главное, она постигла, что можно горькое питье делать сладким, а неприятную пищу – вкусной. Здесь она достигла таких высот, что могла уже обманывать саму себя. Если она забывала причесаться, то создать иллюзию прически было для нее легче легкого.
Я объяснил, что, когда она станет постарше, это умение пригодится ей даже больше, чем сейчас. В любой момент она сможет сделать себя прекрасной и великолепно одетой. Увлеченная этой мыслью, девочка немедленно придала себе облик взрослой женщины в платье с глубоким вырезом. Затем иллюзия одежды рассеялась, а иллюзия тела осталась.
– Я очень теперь привлекательна, Добрый Волшебник? – застенчиво спросила она.
– Нет, – сказал я.
Иллюзия надула губки.
– А почему? Грудь недостаточно большая?
– Большая, – сказал я. – Но одна. А у женщин две груди. Просто принято называть это в единственном числе – грудь.
Разговор, конечно, шел на грани раскрытия Тайн Взрослой Жизни, но ведь, в конце концов, Ирис была девочка, и мы обсуждали не мужскую анатомию.
– Называй как хочешь, – сказала она, и я даже вздрогнул, заподозрив на секунду, что имею дело с Метрией. Но нет, это было просто совпадение. – А груди должны быть очень большие?
– На этот счет есть разные точки зрения, – сказал я. – Но соски на них должны быть обязательно.
Тут воздух потемнел и в отдалении глухо загремело. Слово было запретное. Мы почти переступили порог Тайн Взрослой Жизни, дальше идти было опасно.
– Оп! – сказала Ирис, и грудь иллюзии украсилась сосками.
Тут послышались шаги в коридоре, иллюзия растворилась, и на месте ее возникла непричесанная Ирис.
– Расскажи мне еще об иллюзии красоты, Добрый Волшебник, – сказала Ирис, в то время как София вносила в комнату тарелку с бутербродами.
Из этого я заключил, что девочка вдобавок и тактична. София, хоть она и из Мандении, наверняка бы раскричалась, застав меня наедине с такой иллюзией. Границы тайн взрослой жизни подчас весьма размыты, но матерям они всегда кажутся четкими и узкими.
Через год мы отправили Ирис домой. Ей к тому времени уже исполнилось семь лет. Я предупредил ее, что приятные иллюзии воспринимаются людьми лучше, чем озорные, и она это запомнила. Если раньше она спасалась от касторки, ставя на пути матери призрачную стену, то теперь просто-напросто придавала лекарству вкус ванильного сиропа. Ее семья была нам очень благодарна.
***
София решила навестить родных в Мандении, и я дал ей заклинание, пропускающее через Щит. Я ожидал, что где-то через месяц она сама будет рада вернуться в Ксант из этой ужасной Мандении. Но, к моему удивлению, вернулась она почти немедленно, причем очень взволнованная.
– Ее нет! – воскликнула она.
– Мандении? Быть не может!
– Тем не менее это так! Там сейчас вообще пусто!
Я должен был взглянуть на такое диво. София была права: сразу за перешейком начиналось пустое пространство. Мандения исчезла.
Большой утраты я в этом, честно говоря, не видел. Все терпеть не могли Мандению и особенно сами манденийцы, которым там приходилось вариться всю жизнь. Состояние у них у всех, как правило, подавленное, и они вечно заглушали его крепкими напитками. Но София была непреклонна: исчезла ее родина, и я должен был ее отыскать. Со вздохом углубился я в эту новую проблему.
И выяснилось, что территория Мандении издавна делилась на участки, каждому из которых давался свой так называемый «почтовый индекс». Каждый год Служба Связи, занимавшаяся тем, что связывала манденийцев по рукам и ногам, давала участкам новые индексы. А в этот год кто-то там по рассеянности забыл это сделать. И целая страна формально исчезла. То есть исчезла вовсе. Впрочем, в Ксанте это заметили лишь двое: София да я.
Я написал письмо, присыпал его магической пылью и, сунув в конверт, отправил его на главпочту, куда оно и пришло, потому что больше прийти было некуда. В письме я изложил проблему и попросил, чтобы забытые земли были вновь снабжены индексами.
Улита едет, когда-то будет! Однако письмо мое все же добралось, и через некоторое время Мандения снова объявилась. София съездила к родным, и, вернувшись, рассказала странную новость, что в Мандении исчезновения страны вообще никто не заметил. Не исключено, что это государство вообще было создано путем присвоения ему почтового индекса. Словом, загадочная история!
***
Когда в 1008 году Ирис покинула нас, ей было семь лет. Достигнув семнадцатилетнего возраста она вновь пришла к замку – на этот раз Ответ был нужен ей самой. Ирис хотела знать, есть ли где-нибудь уголок, в котором она могла бы жить сама по себе. В семнадцать лет такое желание вполне естественно.
Я раскрыл Книгу Ответов. Был такой уголок. Небольшой остров у западного побережья Ксанта, чуть ли не напротив... Забыл, чего именно... Ну, в общем, в том месте, где эта штука подходит к океану. Земли там малонаселенные, так что уголок был вполне подходящий.
Она отправилась туда, и назвала свое владение – Остров Иллюзий. Собственно говоря, она сделала островок сплошным наваждением, менявшимся по ее прихоти. Словом, зажила сама по себе. Так она там и обитала, начиная осознавать помаленьку, что желаемое и необходимое – подчас далеко не одно и то же.
***
В 1021 году, в возрасте двадцати четырех лет, Волшебник Трент, наскучив ожиданием естественной смерти Короля Шторма, решил отобрать у него трон. Я был доволен таким его решением, но мнение свое держал при себе. Формально я должен был поддерживать законного государя. Трент не обратился ко мне за советом, и я высоко оценил его такт. В те дни я старался не вмешиваться в события, но внимательно следил за ними с помощью заклинаний.
Трент явно нуждался в сторонниках, чтобы вести борьбу против Короля и заставить того отречься от престола. Поразмыслив, Трент решил опереться на кентавров центрального Ксанта. (Что касается копытных обитателей Острова Кентавров, то они решительно отказались вмешиваться в политику, считая ее самой грязной разновидностью людской магии. И они были правы.) Но и кентавры центрального Ксанта не поддержали Трента, и тогда он устроил демонстрацию силы: обратил всю рыбу Рыбной речки в светлячков. Это был нешуточный подвиг, потому что наделенная магической силой река защищалась, как могла. Победить ее мог лишь выдающийся Волшебник.
