Вечером состоялся пир, затеянный «прынцем». Такого не могли припомнить на своем веку никто из викингов: самые разнообразные фрукты перемешивались с изысканными яствами, вино текло рекой, полуодетые (для большинства же — полуголые) танцовщицы изгибались, призывно колыша всем, чем можно колыхать, музыканты, раздув щеки, выдувал медь из своих труб, невозмутимые черные парни махали гигантскими опахалами, разбросанные в великом изобилии подушки позволяли придавать телу более естественную сидячую позу. Наслаждайся жизнью, воин!
Торн опасался, что им в еду или питье могут подсыпать какое-нибудь сонное зелье, или, на худой конец, яд. Поэтому он предупредил всех есть только с общих блюд, а пить только тогда, когда будет уверенность, что с этого кувшина разливают всем. Правитель, памятуя о недавнем заговоре, был тоже крайне осторожен: всю еду и питье предварительно дегустировали очень довольные слуги.
Рогатый, выждав момент, когда ему нальют вина из кувшина, которым только что обнесли местную знать, поднял тост. Он встал на колени, так сказать, возвышаясь над столом, поднял вверх руку с кубком, пробормотал что-то непонятное даже самим норманнам и выпил на всеобщем обозрении. Народ не спеша присоединился к нему, пригубив из своих чаш. А викинг тем временем не торопился вновь улечься на подушки, он посмотрел по сторонам, убедившись, что все приложились к питию. Потом он вдруг поднялся с колен на ноги, схватил себя обеими руками за горло, выпучил глаза и захрипел. При этом он качался из стороны в сторону, всем своим видом показывая, что вот-вот упадет.
Его поведение не осталось незамеченным: танцовщицы прекратили колыхаться и дружно завизжали, придворные завыли, викинги побледнели, а стража схватилась за мечи. Никто не двигался с места, потому что охранники, взволнованные и испуганные, могли от избытка чувств и голову ненароком отхватить.
Рогатый между тем упал на спину, перевернулся на живот и подполз к своему месту. Викинги, увидев, что тот принялся с энтузиазмом есть, пить и еще подмигивать товарищам обеими глазами, тоже продолжили свой ужин. «Ай да молодец, Рог!» — подумал Охвен. — «По реакции хозяев теперь понятно, что злодейское отравление не входило в их планы». Хозяева тем временем голосили на все лады. Некоторые, обнаружив, что мертвых пока не видать, гости питаются за обе щеки, тоже прекращали упражняться в вокале и утомленно откидывались на подушки. Наконец, все, за исключением одного человека, умолкли, хлопая глазами и с трудом переводя дыхание. Визжал на высокой ноте богатырского сложения мужчина в намотанном на голове полотенце, или чем-то еще, что очень напоминало рушник. Он никак не мог остановиться, потому что, простившись с жизнью, закрыл глаза. Усердие его было вознаграждено едким запахом, от которого соседи солиста чуть не принялись падать в обморок. Даже невозмутимым норманнам смрад начал щипать глаза.
По указанию «прынца» виновника зловония вынесли куда-то за пределы видимости и слышимости, потому что наступила полная тишина, прерываемая только свистом опахал, в ускоренном темпе мелькающим в руках слуг. В это время, когда, казалось, можно было расслышать удары сердца соседа, Охвен дунул в свою дудку. Все в зале, включая стражников, подпрыгнули на шаг от пола. Охвен не мог не продудеть — это была лебединая песня сегодняшнего вечера. К первому лиходею со слабым желудком, прибавился еще один, без чалмы, но весь в сверкающих ожерельях. Его тоже вынесли стражники, которые не спешили успокаиваться после своего возвращения и, поводя носами, подозрительно оглядывали каждого.
Непринужденная атмосфера светского приема как-то скомкалась. Девушки-танцовщицы заплакали и упали на грудь мужчинам, сотрясаясь от рыданий. Норманны с сострадательными лицами гладили их по волосам и трогали за ягодицы, отбивая чужие лапы тех, которым не досталось плакальщиц.
— Шутка! — громко сказал Веселый Торн, смахнув ненароком со лба крупные капли пота.
— Шутка! — повторил «прынц» и, сдерживаясь, медленно встал. — Я на минуточку.
За ним потянулись бледные, но решительные придворные.
— Девочки! Пора и нам отправлять гонцов, — сказал вождь. — Ну, вы, блин, даете!
Рогатый и Охвен виновато пожали плечами.
Чтобы уйти незамеченными, у викингов было совсем немного времени. Пятеро норманнов, надев на плечи мешки с сокровищами, отправились в опасное путешествие. Пока все остальные, изображая дикость и варварство, справляли естественную нужду в близлежащих к «заднему проходу» кустах, Густав и четверка отважных людей зажгли факелы и ушли в темноту. Охвен поежился — ни за какие богатства он бы не пошел туда, где из нор глядят красными глазами алчущие крови создания.
Оставшиеся викинги вернулись к трапезе. Потихоньку подтянулись и прочие гости. Только тех двоих среди них не хватало — то ли их убили, нахрен, то ли у них не было сменного белья. Ужин продолжался с прежним размахом, лишь придворные люди все время косо поглядывали в сторону северян, ожидая от них новых «шуток».
Следующим утром Торн наказал своим воинам быть постоянно готовым к отходу. Он искал благоприятного случая. Вождь понимал, что их при дворе опасались, но не боялись. Тех непродолжительных схваток не хватало, чтобы произвести устрашающее впечатление на былых союзников. Хотя, нить судьбы у каждого воина уже была сплетена, готовая оборваться в отмеренный срок, но благоразумие никак не подменялось храбростью и отвагой. Идти тупо на приступ главных ворот, когда из-за каждого угла могут вылететь предательские стрелы — было попросту глупо. Бегать по дворцу и резать всех и каждого — тоже не имело смысла. Норманн напряженно искал выхода из этого положения. Викинги слонялись по двору, упражнялись вместе с гвардейцами в технике владения мечом. И судьба улыбнулась вождю, отдав должное его терпению и мудрости. Впрочем, правильнее было бы сказать, оскалилась.
Охвен тоже болтался по двору, присматриваясь к виртуозным взмахам оружия. Сам он несколько неловко себя чувствовал, позируя перед чужими вояками. Поэтому предпочитал всегда оказываться в роли наблюдателя. Мимо них прошла, на мгновение остановившись, невысокая черноволосая девушка. Само по себе это ничего не значило — мало ли народу ходит тут по своим делам. Но ее взгляд, брошенный на жизнерадостно размахивающих клинками северян, насторожил Охвена. Она посмотрела ни игриво, ни равнодушно. Девушка взглянула на викингов с сочувствием. В то же время она очень чего-то боялась, будто пыталась найти у кого-нибудь поддержки. Почему это привиделось Охвену — было ему непонятно. Лицо девушки было почти полностью закрыто легкой тканью, но молодой карел уверовал, что у нее черные волосы и черные глаза, что она — красивая. В руках она несла какую-то шкатулку и направлялась в сторону той скалы, где были мрачные подземелья.
