Выхлопные газы попали ему в нос. Метерлинг закашлялся и вытер налипшую на глаза пыль. Скоро ему понадобятся автомобильные очки.
Но он каким-то образом знал, что его истинная битва сегодня будет не с механической кавалерией Эйзенхауэра. Враг придет с другой стороны.
Но откуда я это знаю? А ведь знаю… Знаю, что Противник приближается… Возможно, обрушится с неба? Десантники. Он, вероятно, десантник. Противник… Анимус…
Это накапливалось на протяжении всего утра: прошлой ночью снились непонятные сны, воскрешавшие множество битв: с римлянами в доспехах, наступавших на него, пока он подстегивал запряженных в колесницу фараона лошадей.
А утром он проснулся со вкусом крови во рту. Чужой крови. Он открыл глаза. Воспоминания о битве на Иберийском полуострове медленно таяли в памяти. Ему пришлось загрызть врага собственными зубами, когда меч переломился у самой рукояти. Тысячу лет назад.
Всего лишь сон? Или ожила память?
Он продолжал наблюдать за небом. Противник придет с неба.
Вот оно! Американский пикирующий бомбардировщик, возможно «Хеллдайвер»[4], появился, подобно хищной точке, на северо-восточном горизонте, быстро обретая форму, крылья и фюзеляж.
Это он…
Метерлинг становился Анимусом. Его истинная сущность проявлялась с невероятной быстротой. Он радостно рассмеялся: к великому недоумению своей испуганной, изнемогающей от жары команды.
Противник воображает, будто он получил преимущество, свалившись с неба! Но Анимус успел подготовиться. За ним стоит артиллерия, и, если использовать зенитные снаряды, совершенно необязательно сбивать самолет. Теперь он понял, почему захватил эти снаряды, хотя они, как правило, не использовались в танках.
Он нырнул в башню и принялся выкрикивать приказы.
— Специальные снаряды! Зарядить! Вы хотели знать, для чего они? Сейчас поймете! Нас вот-вот начнут обстреливать, и…
Он осекся, глядя на ящики со снарядами, ожидавшими очереди нырнуть в пушку танка. И хотя в тесном пыльном полумраке было трудно что-то рассмотреть, выглядели они неестественно.
Они светились.
Свечение становилось ярче, ярче, переливаясь красным сиянием, быстро сменившимся белым… Послышалось исходившее от них тихое гудение.
— Все вон! — завопил он, выбираясь сквозь люк. Но было уже поздно. Снова слишком поздно. Снаряды взорвались. Жадное пламя пожрало танк. И Метерлинга вместе с ним.
Пролетая над североафриканской пустыней
— Я в который раз спрашиваю, если не ты, то кто?!
— Я в который раз отвечаю, Анимус, какой-то вандал, который всячески портит наше состязание. Ребенок. Может, ему всего-то пять тысяч лет…
— И обладающий такими способностями? Невероятно! Я знаю только, что разлетелся в клочья еще до начала нашего столкновения. Со мной все было кончено, не говоря уже о моей команде.
— Собственно говоря, да. Говорить о них и вовсе не стоит.
Анимус проигнорировал укол.
— Почти тридцать лет жизни в шкуре Метерлинга. Одна еда… просто невыносимо.
— Ты сознавал, что ешь? Настолько глубоко завяз?
— Знаю, это странно.
— Что-то в этом роде случилось со мной в роли американского пилота. Я едва не стал единым целым с приматом.
— Придется набраться терпения. Вернемся в Верховный мир и полностью восстановимся. И встретимся еще раз: здесь, в этой части света, наверняка случится еще одна война.
Он оглядел пустыню.
— Мне нравится этот сектор планеты. Тут такие возможности! И подумай об оружии, которое к этому времени уже изобретут!
Ирак, рядом с сирийской границей, 2008 год
Очередная пустыня. Очередной жаркий день. «Хамви» американской армии, бронированный и снабженный пулеметом, патрулирует границу, с целью поймать террориста, пробиравшегося в Ирак. Если верить агентурным донесениям, «Аль-Каида» послала человека с грузом новых взрывных устройств с дистанционным управлением.
Греншоу, сидевший за глестнадцатимиллиметровым пулеметом, стал капралом всего несколько часов назад. Он был сержантом, но четыре дня назад, окончательно превращаясь в Анимуса, почему-то поцапался с капитаном. Каким-то образом за время, проведенное вдали от этой планеты, он потерял представление о военном уставе. А может быть, сам того не сознавая, позволил себе проникнуться личными чувствами Греншоу: белый капитан сказал что-то расистское. Греншоу был черным из Виргинии, человеком крайне обидчивым, болезненно воспринимающим любое неосторожное слово, и Анимус позволил ему отреагировать на следующий призыв: «Эй, сержант, тащи сюда свою ленивую черную задницу!».
После он обозвал капитана расистом и белой швалью, а вскоре при поверхностном осмотре шкафчиков в раздевалке капитан «нашел» у него не положенный по уставу оксиконтин[5].
Совсем недавно поднялся большой шум, связанный с пристрастием солдат к оксиконтину и другим наркотикам, поэтому капитан обвинил его в торговле запрещенными медикаментами и разжаловал, пообещав, что в следующий раз отправит в тюрьму.
Сукин сын, скорее всего, сам поставляет дерьмо торговцам…
Что я делаю? Почему меня заботят проблемы Греншоу? Сегодня у меня смертельная схватка с Противником…
А вот, по-видимому, и он: из окна старого низкого строения цвета глины, ярдах в пятидесяти от пыльной дороги, высовывается дуло снайперской винтовки. Огненная вспышка — и пули срикошетили от «хамви».
Греншоу-Анимус с ухмылкой повернул пулемет, ответил очередью и крикнул водителю, куда ехать. Но пулемет, не опустошив ленты, замолчал. Анимус опустил глаза и увидел, что патроны светятся…
Шестнадцатимиллиметровые патроны светятся и вот-вот взорвутся.
Он лихорадочно рванул на себя дверцу и еще успел воплем предупредить остальных. И вывалился из «хамви», на этот раз не слишком поздно. Боеприпасы взорвались у него за спиной: пули и обломки крыши автомобиля разлетались в разные стороны, шрапнель, жужжа и завывая, разрывала над ним воздух. Он ударился о землю, откатился и немедленно вскочил, посылая Противнику мысленное сообщение. Тело примата, в котором он был заключен, тряслось от пережитого ужаса.
Но Анимус уже покинул его. Пусть тело валяется здесь с превращенным в кашу мозгом. Выходя на волю, он отключил сердце.
Его астральное тело парило над трупом. Солдаты, пережившие взрыв, конфузливо расползались в разные стороны.
Он взлетел вверх, прежде чем они заметили астральное тело, и распростер свое восприятие во все стороны. И нашел след еще одного такого же тела, прежде чем то рассеялось.
