Антон Медведев - Орден Люцифера

— Это я понял, — кивнул Илья. — Не понял только того, о каких истинах вы все-таки говори­ли, — он виновато улыбнулся.

— Мне сложно это объяснить. Приходится го­ворить о том, что невозможно выразить словами. Скажи, был ли у тебя хоть раз в жизни момент, когда ты смог сделать что-то, связанное с пре­одолением самого себя? Когда ты добился своего и ощутил подлинный восторг? Некий ни с чем не сравнимый подъем Духа?

— Даже не знаю... — Илья задумчиво провел ла­донью по подбородку и тут же поморщился — под­бородок был чужим. — Хотя было один раз. Меня в школе постоянно «доставал» одноклассник. Не ска­жу, что он был выше или сильнее меня, — скорее даже наоборот. Нахальнее, отчаяннее — да. Ему

доставляло удовольствие издеваться надо мной, а я боялся ответить. Просто не мог. Но однажды я все-таки дал ему в глаз — может, от отчаяния. И ощутил, насколько это здорово, — он смущенно усмехнулся.

— Примерно об этом я и говорю, — кивнул Па­вел. — Ты смог преодолеть себя, сделал шаг на но­вую ступеньку. Это и есть рост Духа. И возможно­стей для такого роста у нас видимо-невидимо. Куда ни ткнись, везде у нас завалы в сознании. Хлам, который приходится разгребать. И каждый раз, когда удается счистить всю грязь, под ней нахо­дишь сияние Духа.

— Сложно все это... — вздохнул Илья.

— Сложно, — согласился Павел. — Но оттого и интересно...

Какое-то время они молчали, потом Илья вновь взглянул на собеседника:

— Вы сказали, что Виктор запутался. В чем его ошибки?

— Речь идет как раз о тех силах, что нас ве­дут. Есть три основных пути, эдаких столбовых дороги: путь тьмы, пусть света и путь сумрака. На пути тьмы ты служишь разрушению, но ведет тебя, как я уже говорил, не эго, а Дух. На пути света ты тоже целиком предан Духу, но служишь созиданию. Наконец, путь сумрака поднимает тебя к истокам Духа: ты объединяешь оба потока. Ста­новишься проводником любви или разрушения, света или тьмы — все зависит от ситуации, от веления Духа. Это очень сложный путь, поэтому обычно люди выбирают что-то одно: или свет, или тьму. Виктор выбрал тьму, я не стал возражать — в этом пути нет ничего плохого. Вспомни Чингис­хана, Александра Македонского — это были вели­кие воители. Разрушая, мы можем расти точно так же, как и созидая. Будь Виктор просто человеком тьмы, он бы разрушал, убивал, уничтожал— но делал бы это не по велению эго, а по воле Духа. Был бы инструментом в его руках, проводником разрушающей силы. Но он запутался, им теперь руководит не Дух, а эго. А это и есть служение Сатане в чистом виде.

— Так Виктор и служит Сатане, — вставил Илья.

— Потому я и говорю, что он запутался, попался в одну из многочисленных ловушек. Для него Са­тана — это именно путь тьмы, путь смерти и раз­рушения. Но я уже говорил, что путь тьмы тоже принадлежит Богу, Сатана же — это сторонняя сила. Она одинаково паразитирует и на светлых, и на темных. Трагизм ситуации в том, что эта сила освободила Виктора от большей части хлама созна­ния, присущего обычным людям, но оставила са­мую главную зацепку — гордыню. Перестав быть проводником Духа, Виктор руководствуется ис­ключительно побуждениями свой гордыни, своего эго. Он убивает не потому, что идет путем тьмы, а потому, что это ему нравится.

— Я совсем запутался... — нахмурился Илья. — Какая разница, как убить человека?

— Просто ты пока это не схватываешь, — спо­койно ответил Павел. — Все эти вещи должны не просто отложиться в сознании, но пройти через душу. И однажды ты поймешь, что убийство убий­ству рознь. Важно, как я уже говорил, не действие, а то, что стоит за ним. Правильное, истинное дей­ствие всегда несет в себе внутреннюю красоту. Ты должен это почувствовать... — Он на несколько се­кунд задумался. Потом продолжил: — Представь: вот камикадзе, с криком «банзай!» бросающий свой самолет на вражеский корабль. Для него это момент истины, вершина жизненного пути. Его подвиг, его путь духовного роста. Мы можем сколько угодно осуждать его, но не можем умалить красоты его подвига... — Павел снова сделал паузу.

— А вот Раскольников, зарубивший топором пару старушек. Был ли он проводником Духа? Нет. Его вел Сатана, поэтому все, что он сделал, было грубо, жестоко, некрасиво. А главное — бесполез­но... Вот принц Арджуна, которому предстоит сра­зиться на поле боя со своими родственниками. Он очень печалится, готов умереть сам, чтобы не допу­стить сражения. Но Кришна велит ему сражаться, потому что такова Его воля, такова логика действия. Вот два закадычных друга-самурая, волею судеб оказавшиеся по разные стороны баррикад. Встре­тились, обнялись, поговорили. Выпили по чашечке саке. Потом вынули мечи и сошлись в смертельной схватке... — Павел замолчал, внимательно глядя на Илью. Потом едва заметно улыбнулся: — Чув­ствуешь, о чем я?

— Вроде бы, — неуверенно пожал плечами Илья. — Нужно просто делать то, что должно быть сделано?

— Именно, — кивнул Павел. — Светлые несут любовь и созидание. Темные разрушают. Я — че­ловек сумрака. Я несу и то, и другое. Но во всем,

что я делаю, нет ни капли меня...

Сон касался Ильи — Ольга это просто знала. С ним что-то случилось...

Утром она начала собираться домой. Давно было нужно вернуться — не может она вечно прятать­ся в монастырских стенах. Попытки уговорить ее остаться ни к чему не привели: испросив у насто­ятельницы благословения, около полудня Ольга уже ехала к вокзалу...

С вокзала попыталась дозвониться до отца Ми­хаила, но его телефон оказался отключен. Случай­ность? Или и с ним что-то случилось? Нового те­лефона Ильи она не знала. Чувствуя, что в душе нарастает страх, прошла к кассам.

Сразу уехать не получилось — не было биле­тов на проходящие поезда. Вечер и ночь провела на вокзале, под утро ей все же улыбнулась удача — смогла договориться с проводницей. Шесть часов ехала в купе проводников, затем заняла полку со­шедшего пассажира.

Всю дорогу Ольга думала о том, как странно все у них получилось. Ведь хотела забыть о нем, пыта­лась — но не смогла. Любовь? Может быть. Ей не хотелось копаться в своей душе, в своих чувствах. Знала лишь одно: ей без него плохо.

Возвращаться было опасно. Угрозы Виктора не были пустым звуком — еще месяц назад батюш­ка Михаил сообщил ей о пропаже журналиста. Все попытки найти его так ни к чему и не привели. По просьбе батюшки милиция тщательно обследова­ла дом главы ордена Люцифера, но никаких следов журналиста в доме обнаружить не удалось. Сам Мастер был подчеркнуто вежлив и с готовностью показал сыщикам свой дом. Провожая, просил за­ходить еще, если будет такая необходимость. По­том из Звенигорода в их монастырь приехал Ва­лентин, брат настоятельницы, иконописец. Очень добрый и отзывчивый человек. Он-то и сообщил о том, что журналист мертв. Погостив у сестры два дня, поехал к Илье, зная, что тому нужна его по­мощь. Обещал обо всем сообщать сестре, но пока от него не пришло никаких вестей. Случайность, или и с ним что-то случилось? А теперь еще и этот сон... Мысль о том, что с Ильей произошло непо­правимое, была мучительна. Зря она оставила его одного. Ему нужна была помощь, а она его броси­ла. Как она могла?..

Сойдя с поезда, Ольга отыскала телефон и сно­ва позвонила отцу Михаилу. Увы, его телефон по- прежнему был отключен. Это окончательно убеди­ло девушку в том, что что-то происходит. Ничего, она зайдет к нему. Но чуть попозже-

Ярко светило солнце. Шел десятый час утра, когда Ольга, не заходя домой, прямо с вокзала по­ехала к дому Ильи. Вот и его подъезд, знакомые

ступени. Только бы с ним все было в порядке...

* * *

Ночь выдалась жаркой и очень душной. Плыла в темном небе полная луна, заливая призрачным светом густую поросль крестов и надгробий, было очень тихо. Вот где-то в селе лениво гавкнула соба­ка — раз, другой. Затем снова наступила тишина.

Но вот в этой тишине раздался тихий треск.

— Тише ты! — послышался возмущенный дет­ский шепот. — Смотри под ноги!

— Да смотрю я... — отозвался кто-то. — И во­обще, зря мы сюда пришли. Глупости это все...

— Скажи лучше, что боишься!

— Не боюсь я... Просто мама убьет нас, если узнает...

Снова стало тихо, в лунном свете можно было различить две детские фигуры, осторожно проби­рающиеся по кладбищу.

— Пришли, — сказал один из ребят, в темноте на мгновение засветился циферблат электронных

наручных часов. — Как раз успели — десять ми­нут до полуночи.

— И ты думаешь, он действительно выйдет?

— Вспомни, что говорил Марат: он выходит каждое полнолуние и идет на то место, где его уби­ли. Все, прячемся...

Два детских силуэта спрятались за одним из надгробий. Некоторое время еще было слышно ка­кое-то шевеление, затем стихло и оно.

Так прошло почти двадцать минут.