Элементали продолжали сражаться, осыпая нас буйством стихий, но отступали под градом заклятий магов и пуль Дэдпула. Теневые силуэты вновь подтянулись, теперь извергая из себя сгустки тьмы. Взвыл ветер, мигом растрепавший волосы всем вокруг.
И всё это в абсолютной тишине. Вой элементалей, выстрелы, заклинания, перемалывающий грохот лавы — всё это словно выключилось нажатием кнопки. Мир лишился звука.
Нагато что-то сказала, я отчётливо увидела, как шевельнулись губы — но ничего не услышала. Она пристально уставилась на меня, и голову словно сдавило обручем, но и только.
Танос вырубил звук? Лужж и Мордевольт слегка нервно затрясли палочками, лихорадочно что-то проговаривая, но заклинания перестали вылетать. Дамблдору и Алистеру это пока не мешало, да и Дэдпул с Ицки продолжали сражение.
— Ты говоришь, что я убил тебя в прошлой петле, — я аж вздрогнула, когда слова Таноса взорвали абсолютную тишину. — И я не отрицаю, что я мог это сделать, и мог обманывать тебя всё время до этого. Но я прошу тебя отстраниться от личных суждений, и подумать. Подумать, нужна ли тебе такая сила?
Он стоял, уже повернувшись ко мне, и белые пятна начали появляться вокруг, словно поглощая пространство.
— Я знаю, что ты не хочешь такой силы. Ты вообще не хочешь силы, но она нужна тебе для достижения спокойной жизни. Однако тебя заставят принять её, заставят получить Перчатку Бесконечности и прикованные к ней цепи. Заставят служить миру и делать его лучше. Но это путь в никуда.
Танос поднял руку и продемонстрировал мне Перчатку. Сейчас ни один Камень не горел на ней.
— Меня называют безумным титаном, девочка. И знаешь за что? За то, что я не хочу служить миру. Я не хочу делать его раем для всех и каждого, потому что даже с силой Камней Бесконечности ты не сможешь создать рай для всех и каждого. Только если ты уберёшь у людей желания, страсти, эмоции, стремление двигаться вперёд — но разве этого ты хочешь? Нет. И я не хочу этого. Поэтому я не создаю рай для всех, о нет. Я создаю рай для себя.
Белые пятна расползались всё далее, постепенно закрашивая и черноту космоса, и буйство красок сражения. Ицки уже скрылся за ними, как и Акселератор, ко всем остальным тоже тянулась белизна, и они почему-то не видели и не реагировали, хотя я жестикулировала, пыталась указать им…
— Я создам рай для себя, — Танос равнодушно следил за моими усилиями. — Потому что так поступают все. Все просто берут и вводят новое, создавая рай для себя. Никто не ходил и не спрашивал людей, нужны ли им автомобили, компьютеры, парики, демократическая система и тако. Всё это просто делали, создавая свой рай, и принуждали людей жить в этом раю — так, что те сами не понимали этого принуждения. Я создам свой рай — и все будут вынуждены жить в нём, пока не согласятся, что и для них это рай. И я не обращу внимания на тех, кого предстоит уничтожить, ведь в моём раю для них всё равно не будет места. — Он вновь улыбнулся, когда белизна скрыла весь мир и оставила лишь нас двоих да ещё держащуюся вокруг меня фиолетовую сферу. — С тобой будет то же самое, девочка. Ты тоже захочешь свой собственный рай, когда получишь Перчатку, и тоже изменишь мир под себя, уничтожая тех, кто окажется против. Уничтожая их всех, — Танос развёл руками, показывая на скрывшихся в белизне. — Потому что они тебе не нравятся, и ты не хочешь идти с ними в одну ногу.
Он улыбался. Широко улыбался, глядя прямо на меня. Я закрыла глаза и сглотнула, понимая, что вновь оказалась наедине со смертью.
И что, скорее всего, всё опять окончится моим перерождением. С каждым разом всё быстрее.
Но знаете, даже если это игра…
— Кто сказал, что они мне не нравятся?
Улыбка Таноса осталась, но сам он слегка наклонился ко мне, словно удивляясь неожиданному отпору. Я же постаралась смотреть в глаза безумного титана со всем собранным бесстрашием.
Мне он звук не выключил. Вот и хорошо.
— Они мне не чужие люди, — даже сделала шаг вперёд, насколько позволила сфера. — Я знаю их истории и их персонажей. А чего не знаю — ещё узнаю и смогу узнать. Когда они говорят, что хотят победы добра и хотят счастья для всего мира, я им верю. И я помогу им достигнуть этого, потому что даже если я созданная чужой силой кукла, то они… они тоже. И мы теперь живём в этом мире, и мы сможем сделать его лучше.
Танос внимательно слушал, даже Камни не светились. Других звуков не появлялось, и никто нам не мешал.
— Счастье для всех и каждого недостижимо? Что ж, вполне возможно — будь мы в реальном мире. Но этот мир не имеет ничего общего с «реальным», и потому стоит постараться. А даже если бы и имел — что это за страсти и эмоции такие, что отменяют счастье друг друга? Желание причинять другим людям боль? Желание оскорблять других людей вместо поддержки? Зависть к более успешным, жажда овладеть и разрушить то, чем они владеют? Даже в «реальном» мире всё это осуждается, всё это становится уделом маргинальных отбросов и зачастую по ним же бьёт больнее всего! А в этом никто и не всплакнет, когда всё это исчезнет!
Я аж сглотнула слюну, ибо последние слова едва не слились в одну кашу. А затем подняла руку — не дрожит, это хорошо — и указала на Таноса.
— Мы заберём твою Перчатку. И мы сделаем мир местом, в котором ты и подобные тебе осознают свои ошибки. Вместо уничтожения мы позволим вам перевоспитаться и самим осознать своё негодяйство.
— Вот как? — я вновь сглотнула, прям всей кожей ощутив дикую ярость Таноса. — Но пока что Перчатка моя. И моё «негодяйство» будет вашей реальностью.
— Не будет! — крикнула я, и одновременно с этим криком позади Таноса появилась девушка.
Длинные чёрные волосы, лёгкое синее платье с белой шляпкой, словно она собралась на пикник — а в руке зажат длинный зазубренный нож.
Танос повернулся, но девушка размахнулась и воткнула нож прямо в воздух, и тот остался висеть, словно там выросло невидимое дерево. Она улыбнулась нам, а затем другая девушка, со светлыми волнистыми волосами и в зелёном платье, также возникла из ниоткуда. Уже без ножа она просто подняла руку, коснулась пространства — и алая ниточка скользнула от места удара к её руке.
А затем они начали выходить десятками. Сотнями. Тысячами. Возможно даже миллионами. Сзади, сбоку, спереди, сверху и снизу — парни и девушки вытягивали руки, и к ним тянулись алые ниточки. Они мгновенно обрисовали полотно уже куда большей сферы, окружающей меня с Таносом, и продолжали прибывать, закрашивая белые пятна.
Танос поднял руку, но Дэдпул появился буквально из ниоткуда — и, размахнувшись, всадил топор меж глаз титана.
— Ах! — прижал он руки к красно-чёрной маске после того, как отпрыгнул подальше. — Прямо на лицо!
Танос лишь коснулся топора, и тот мгновенно исчез. Дэдпул тоже исчез, ещё до того, как титан опять без усилий согнул пальцы Перчатки и щёлкнул ими.
Ничего не изменилось. Более того, Камни не сверкнули, и Танос ошеломлённо уставился на них. Он щёлкнул ещё и ещё, но люди продолжали прибывать, алые ниточки продолжали тянуться, и вот пространство уже во второй раз сменило цвет.
Словно закровоточили небеса.
— Как вы… — начал Танос и замер. — А. Понимаю. Вы тоже до сих пор сражались не всерьёз.
Э… что именно происходит? Люди продолжали появляться, каждый из них вытягивал руку, дожидался протянутой нити и застывал, словно…
Словно…
Словно они все были устройствами.
Подключаемыми к одной и той же сети.
А если ты включаешь неограниченное множество устройств в одну и ту же сеть, то ты рано или поздно выведешь её из строя.
Вот только нынешная сеть, судя по неудаче Таноса, представляет из себя саму реальность? И её перегруз выводит из строя Камни, кои воплощают составляющие этой реальности?
Танос сжал и разжал кулак, взглянул на меня и удивительно спокойно сообщил:
— Я проиграл.
Затем посмотрел на всё пополняющийся ряд из людей, почти скрывшийся за алой пеленой.
— Знаешь, что я хотел сделать? — столь же спокойно продолжил он, будто не обращая внимания на разворотившую лицо жуткую рану. — Я хотел воспользоваться неуверенностью твоей души и через неё повлиять на реальность. Твои очки, они ведь позволяют видеть сквозь любую иллюзию? А раз ты видишь это, то изменяешь фактом наблюдения, осталось лишь напрямую воплотить это утверждение. Ведь твои страхи идут наперекор твоим храбрым словам, девочка, — он вновь широко улыбнулся, и кровь полилась в его рот. — Если бы в тебе не теплилась огромная надежда на то, что всё будет по-твоему, то мы бы избавили реальность от всех героев. Но ты продолжаешь надеяться, и я уважаю это. А в знак уважения облегчу твою участь.
