Через арку они проскочили с трудом. В какой-то момент хетай-ра вокруг с такой силой вдавили Ашарха в ближайшую стену, что он испугался, будто его могут раздавить, как какого-то беспомощного жука. Но Манс вовремя дернул руку мужчины, утягивая его за собой, и они оба пробкой вылетели в главный коридор, жадно глотая свежий воздух.
В этой части тоннеля было больше всего военных. Собранные и затянутые в защитное обмундирование солдаты то тут, то там теснились небольшими отрядами вдоль стен, сжимая в бледных ладонях свое оружие и вглядываясь в творившийся вокруг беспорядок. Некоторые четким строем трусцой спешили по указке командиров в сторону рынка, другие же пытались направлять испуганных жителей Бархана. Однако их практически никто не слушал. Народ в общем беспорядке не понимал, куда им надо было бежать. Они то торопились ко дворцу, то пытались вернуться обратно к своим домам, другие рвались в сторону мольбищ. И все врезались друг в друга, пинались и распихивали собратьев руками и плечами. Стоял невообразимый вой из-за окриков солдат, детского плача и воплей толпы, на лицах многих пустынников блестели слезы, вызванные страхом и волнением.
Здесь толпу насильно разделяли на два крупных течения: большинство горожан — стариков, детей, молодых мужчин и женщин — гнали направо, в ту часть полиса, где располагались только Бесконечные и Дикие тоннели; в то время как вооруженных хетай-ра сразу же направляли налево, в сторону промысловых пещер и рыночной площади. Бряцая оружием и костяными пластинами доспехов, в чернильную темноту один за другим убегали те пустынники, кто мог постоять за Бархан, кто не желал отсиживаться в стороне, пока городу что-то угрожало.
Манс, все еще пытаясь отдышаться, сразу же выделил в толпе взглядом одного из военных у дальней стены, который, щелкая в воздухе короткой ременной плетью, командовал потоком хетай-ра, успевая слушать донесения командиров, то и дело подбегавших к нему со всех сторон. Юноша, крепко схватив Ашарха за запястье, через весь коридор бросился к этому воину, будто не замечая, как его толкают и пинают все прохожие, наперерез которым он рискнул побежать.
Едва оказавшись перед немолодым разгоряченным офицером, чье красное суровое лицо с нахмуренными седыми бровями больше всего напоминало маску какого-то злого духа, Манс без промедления начал частить на изегоне, пытаясь перекричать стоявший шум. Воин не сразу распознал в замершем перед ним юноше члена правящей семьи Бархана и в первое мгновение даже хотел машинально оттолкнуть его в сторону, чтобы не мешался, но в светлых глазах быстро промелькнуло узнавание, и он поспешно опустил плеть.
Они говорили быстро, и уже через минуту Манс что-то резко бросил напоследок и отступил от офицера, проводившего сына правительницы обеспокоенным взглядом.
Юноша же, резко дернув профессора за руку, отбежал к ближайшей стене.
— Что здесь происходит, Манс? — нервно спросил Ашарх. — Ты можешь объяснить мне? Какое нападение? Откуда столько военных и вся эта паника?..
— На город напали, — серьезно ответил юноша, крепко сжав плечо профессора. — Обыкновенно это ingura! Но теперь здесь чужаки… Красная кожа, огонь!
— Ифриты! — в волнении воскликнул Аш.
— Что им здесь надо? — сразу же спросил Манс.
— Я не знаю! Но имперцы всегда жаждали отыскать мифический народ, скрывающийся в пустынях. Они веками выискивали ваши города, и вот… Кажется, им это удалось… Вопрос лишь в том, как?
Приятели обменялись тревожными взглядами.
— Большая часть жители идут в Дикие тоннели. Там можно укрываться, — чуть громче произнес юноша. — Те, кто могут держать оружие, надо идти к рынку. Там битва.
— Куда идем мы?
— Я не хочу бросать мой народ. Там на площади сражаться хетай-ра против врага, которого они никогда не видеть раньше. Я могу сражаться, я должен помочь им, — с трудом проговорил Манс, сжимая рукоять одного из своих ножей на поясе.
— Ты с ума сошел?! — мгновенно воскликнул профессор. — Имперцы — лучшие воины на всем материке! Они безжалостны, сильны и жестоки! Вся их жизнь — это сражения и битвы!.. Лезть к ним с парой костяных кинжалов — это просто самоубийство!
— Не надо недовоаценивать мой народ! — серьезно процедил юноша. — Мы умело обращаемся с оружием, мы имеем яды. Никто не сравниться с хетай-ра, когда мы окружены песком — это наша стихия!.. Эти чужаки пришли в наш дом, и тьма Бархана поглотит их!
— Манс, тварь тебя сожри!.. Ты ведь ничего не знаешь об ифритах, об их магии и возможностях!
— Зато ты знаешь! — неожиданно оборвал собеседника Манс. — Если ты хочешь быть полезный, то должен рассказать об этих ифиритах матриарху и Бартелину! Это может помочь в обороне!
— Возможно, ты в чем-то прав… Но где сейчас вообще матриарх и ее супруг? Как их найти, когда вокруг творится такое безумие?!
— В центаральный гарнизон здание. Это рядом с рынок. Мы должны попасть туда! Нельзя терять время!..
— Если мои знания действительно могут помочь Бархану… Кажется, у меня просто не остается выбора, как поступить, — с тревогой в голосе пробормотал Ашарх, спешно вытягивая из мешка обернутый в ветошь гладиус и сдергивая с него изорванную ткань.
Манс сразу же развернулся и быстрым шагом направился в ту часть главного коридора, которая вела к рыночной площади. И Ашарх немедля поспешил следом, чувствуя, как сердце барабанит у него в груди, а ладонь, сжимавшая меч, потеет.
Вместе с ними двумя по темному широкому тоннелю торопились еще многие мужчины и женщины, решившие прийти на помощь защитникам Третьего Бархана. Пока Манс и профессор скользили во мраке, расцвеченном редкими порослями фосфоресцирующего мха на стенах, по пути им встречалось множество встревоженных горожан, спешивших скорее покинуть зону, где разворачивалась битва между чужаками и хетай-ра. Глаза их были испуганно распахнуты, рты искажены в пугающих гримасах, и они бежали в сторону Диких тоннелей, где можно было укрыться и спрятаться в надежде на то, что этот кошмар скоро закончится.
Вскоре за спинами замолк шум, который царил возле прохода в жилую пещеру. В какой-то момент горнисты оборвали свою пронзительную песнь, и тогда хорошо стало слышно любые звуки в длинном коридоре. Среди топота множества ног, чьих-то испуганных выкриков, хрюканья брошенных посреди дороги животных можно было различить пульсацию битвы, которая разыгралась впереди. И с каждым шагом все явнее становились звуки хлестких ударов, отчетливого треска, гудящего жара, неясных приказных окриков, глухих падений и плевков. Ашарх не видел почти ничего перед собой из-за полумрака, но зато мог на слух различить все, что ждало его в сотне метров впереди. Он слышал хриплые слова воззвания к богине, гул магии, рождаемой в подземелье, пронзительные крики раненых, отдельную ифритскую ругань и звон бьющегося стекла, когда металлическое оружие имперцев сталкивалось с хрупкой броней пустынного народа. И, когда в нос профессору бросился тяжелый тошнотворный запах паленой плоти, принесенный дуновением ветра, он ощутил, как в одно мгновение взбунтовалась вся его внутренняя суть. Все его естество и чувство самосохранения вопили о том, что нельзя было следовать туда, откуда доносилась такая мерзкая вонь и ужасающие звуки.
Там впереди боль и смерть, сжимая друг друга в стальных объятьях, вальсировали на телах погибших.
Первого ифрита Ашарх увидел еще до того, как они приблизились ко входу на рыночную площадь. Массивный имперец лежал на полу лицом вниз, раскинув четыре руки, а из его спины торчала длинная и изящная глефа, какую использовали обыкновенно стражи Бархана. Лезвие пронзило хребет и грудную клетку, пригвоздив чужака к камню, как распятую бабочку. Воин был мертв, и багровая лужа крови, натекшей из его раны, поблескивала в полумраке тоннеля. Кожа ифрита была одного цвета с ней — красноватого оттенка, она вся оказалась покрыта многочисленными свежими и старыми шрамами, которые считались у воинов империи Ис почетными знаками. Имперский солдат был облачен в традиционную боевую кожаную юбку, полностью закрывавшую его ноги. Тяжелые кольчужные кольца беспорядочно были нашиты на нее по всей длине, и помимо этой одежды на ифрите можно было увидеть только наручи и погнутый наплечник. Закрывать все свое тело броней у имперцев было не в чести.
