двери, отпрянули от ветра и вынырнувшего из него громадного силуэта; отпрянули, когда дверь за промокшей фигурой захлопнулась, гулко врезавшись в раму. Не обтрусив снег со своих сапог, незнакомец, прихрамывая, направился по полированному полу через весь зал «Камыша» прямиком к дрожащему огню камина. Там он низко склонился, подбросил еще пару бревен в огонь и встал, закрыв все тепло очага, чем бросил огромную тень на все помещение.
Шум разговоров в «Камыше» затих, как только все пристальные взгляды в крошечной пивной оказались прикованы к потрепанной фигуре.
Силуэт незнакомца на фоне очага был похож на какое-то большое, неправильно собранное чучело. У него не было руки, его правый рукав был приколот к левому плечу, а левая рука выполняла все команды скверно пахнущего тела. Неспешно, единственная рука откинула часть одежды, под которой промокший незнакомец уже не казался таким бесформенным. Несмотря на все свои действия, он не снял капюшон с головы – головы, которая, похоже, была раза в два меньше, чем должна была быть для его тела. Под капюшоном скрывалось старое спокойное лицо с обветренными губами, аккуратной черной бородкой, и крючковатым носом. В целом он выглядел так, словно огромный мужчина, скрывавшийся под одеждами, управлял какой-то кукольной головкой с неправильно подобранными пропорциями, которая служила ему лицом.
Когда он заговорил, присутствующие слегка вздрогнули от его басистого скрипучего голоса.
– Быть может, кто-то из вас не пожалеет серебра на тарелку супа и глоток эля?
Кроме пустых отрицательных взглядов, никаких ответов не последовало. Даже Гораций за барной стойкой не предложил незнакомцу стакан воды. Очевидно, что все скорее предпочтут гнев незнакомца, чем накормят его за свой счет.
Мужчине, судя по всему, был знаком такой ответ, поэтому он медленно покачал головой и рассмеялся сухим, как опавшие листья смехом. Несколько неуверенных шагов привели его к стулу, который еще не успел остыть после предыдущего клиента. Там он и рухнул, тяжело выдохнув, словно кузнечные меха.
– В землях Соссала, откуда я родом, любой может заработать на еду и выпивку, рассказав добротную историю. И так уж вышло, что у меня есть такая история, ведь моя страна взрастила величайшего из героев, что когда-либо жили. Возможно, его история сможет заработать мне что-нибудь тепленькое.
Те, кто предпочел бы отделаться от него пустыми взглядами и грубым молчанием, попытались отвернуться и продолжить свои разговоры. Гораций, в свою очередь, вышел через створчатую дверь на кухню, к грязной воде и груде посуды.
Не смотря на все это, потрепанный старик начал рассказ, хрустнув своими посиневшими пальцами. Зеленые искры вспыхнули в воздухе, закружились подобно лопастям вокруг незнакомца и разлетелись в стороны, освещая темноту. Эти огоньки осветили всех находящихся в пивной, а затем – погасли между жирных складок кожи у кустистых бровей завсегдатаев.
Тихий треск магии был нарушен единственным звуком – шипением незнакомца, призывавшим к тишине. Через мгновение все снова замолчали, и рассказ начался:
– Когда-то земли Соссала защищал благородный рыцарь, сэр Парамор, величайший герой из когда-либо живших на свете…
Златовласый, с глазами цвета платины, закованный в броню, сэр Парамор шел через тронный зал короля Каэна. Любого другого рыцаря уже разоружили бы и заставили снять доспех еще на подходе к залу, но только не благородного Парамора. Приблизившись к королевскому помосту, он двинулся вперед, размахивая своим сокрушающим заклинания мечем, Нэумой, и волоча за собой мешок. Король, принцесса, взволнованная свита прекратили свое совещание и взглянули на рыцаря. Лишь оказавшись на расстоянии взмаха меча от его величества, Парамор покорно преклонил колено.
Король, чье лицо было обрамлено рано посидевшими волосами, заговорил:
– Так ты задержал тех похитителей?
– Лучше, милорд, – ответил Парамор, поспешно поднявшись, что можно было бы посчитать высокомерием, будь на его месте кто-то другой.
Рыцарь потянулся к мешку и показал отвратительную кучу из пяти голов похитителей, которых он прикончил.
Дочь короля отшатнулась. Только тогда король Каэн и сам заметил на холодной плитке широкую, скользкую красную линию, которую оставил за собой мешок сера Парамора.
– Милорд, вы смотрите на лица бандитов, которых искали, – пояснил рыцарь.
В последовавшей тишине волшебник Дорсум подошел сзади к трону, месту, где его губы, обросшие черной бородой, привыкли нашептывать королю на ухо.
– Ты должен был привести их сюда для допроса, Парамор, – сказал волшебник, – а не отрывать им головы.
– Спокойно, Дорсум, – упрекнул король жестом. – Пусть рыцарь расскажет, как все было.
– Все просто, милорд, – ответил Парамор. – Я сам допросил похитителей и, когда понял, что у них закончились ответы, отсек их пустые головы.
– Что за бред, – заявил Дорсум. – Ты мог просто взять и отрезать головы первых пяти попавшихся крестьян, а затем принести их сюда и объявить их виновными. Должен был состояться суд. И даже если эти пятеро и были виновными, что мы теперь уже никогда не узнаем, как и не узнаем о том, кто нанял этих разбойников для их отвратительной задачи.
– Они – похитители, которые украли детей у этих благородных людей, собравшихся вокруг нас, – ответил Парамор уже более жестко. – Если уж на то пошло, я был слишком милосердным.
– Ты воспрепятствовал суду…
– Придержите язык этого червя, – потребовал Парамор у короля, выставив свой могучий меч напротив надоедливого мага. – Или, возможно, сперва должны этим заняться мои воины!
Большие двери тронного зала неожиданно широко распахнулись, и раздался топот ног… маленьких, детских ног, радостно бегущих по залу, за их спасителем. Пока они бежали, их звонкие голоса возносили молитвы сэру Парамору.
Увидев детей, придворные спустились с помоста и бросились обнимать своих дочерей и сыновей, которых так долго держали в плену. Плач и причитания заглушили протесты Дорсума, который молча отступил назад, на свое место за троном. Казалось, будто сами звуки радости вынудили его вернуться в темноту.
Ухмыляющийся Парамор обратился к королю, заглушив возбужденные голоса:
– Полагаю, повелитель, вы у меня в долгу. Как мне было обещано, за спасение этих дорогих малышей, я прошу изящнейшей руки во всем Соссале. Руки вашей прекрасной дочери, принцессы Даэдры – вот чего я прошу.
Требование Парамора поддержали возгласы детей, оставивших своих родителей, чтобы столпиться у ног своего спасителя. Со своего места они горячо умоляли удовлетворить просьбу рыцаря.
Молочно-белые щеки Даэдры покраснели, а губы сложились в кроваво-красную линию. Лицо короля застыло в раздумьях. Но прежде чем кто-либо успел что-то сказать, просьбы ребятни
