Он въехал в город не таясь, помня о своей налобной повязке. Говорили, что каждый чувствовал божественное происхождение повязки с единого взгляда на нее, и сейчас было самое время проверить это. Корэм направил коня к дежурившим у ворот стражникам.
Те, конечно, знали его в лицо. И конечно, у них был приказ схватить его, если он появится в воротах. Было даже забавным видеть смесь растерянности и благоговейного изумления, проступившую на их лицах. Наконец они встали перед ним навытяжку, словно к ним подъехал сам правитель.
– Недавно отсюда выехала карета, – сказал он. – Вы открывали им ворота?
– Да, ваша милость, – хором ответили стражники.
– Почему? Почему они не ждали открытия ворот, как все?
– У этой девки с мечом, которая была с каретой, был приказ самого правителя.
– Вот как, – вырвалось у Корэма. Какое бы дурное дело не совершилось, оно совершилось с согласия правителя Саристана. Любимца Аргиона это не удивило, но сейчас ему было не до интриг Тубала. У него была другая цель.
Корэм убедился, что ему нечего опасаться ни ареста, ни преследования. Тепеpь он был неприкосновенен, пока не достигнет этой цели. Но, несомненно, он навлечет на себя немилость Аргиона, если будет пользоваться своей неприкосновенностью для других дел. Корэма никто не предупреждал об этом, но он был уверен, что это так. Если бы он был Аргионом, он тоже рассердился бы.
Он поехал прямо в храм Арноры. Ему нужно было не только покарать Дахата, но и вернуть Священный Меч Арноры, чтобы восстановить справедливость и снять с себя обвинение в краже. Корэм не сомневался, что его меч был испорчен по приказу Дахата, но касательно кражи приза он был не уверен. Такой поступок казался слишком грязным даже для бесчестного воина. Значит, нужно было последовать совету Старика и съездить к ясновидящему в храм-оракул Киклина.
Корэм спешился у башенки привратника и привязал коня к столбу. Привратник, жилистый мужчина средних лет, салютнул ему мечом, признав в нем избранника сына своей богини. Корэм вошел в пустынный храм и подошел к жертвеннику, где лежала священная реликвия в ночь ее пропажи. Корэм положил руки на мраморную плиту, затем для надежности провел ладонями по всей ее поверхности. Уже уходя, он вдруг вспомнил и, порывшись в кошельке у пояса, опустил несколько золотых в прорезь ящика для пожертвований.
Теперь можно было ехать в Киклин.
Услышав свое имя, Илдан подошел к Энкилю. Шут стоял, тяжело опираясь рукой на седло. Он едва держался на ногах от изнеможения. При свете фонаря он казался обыкновенным юношей, даже красивым, ростом чуть пониже Гэтана. Кроме смертельной усталости, на его лице прочно осело отчаяние. При виде Илдана оно частично сменилось облегчением.
– Вы здесь? Какая удача! Я боялся, что не застану вас.
– Что-то случилось?
– Да. Дело в том… – шут запнулся, переводя дух. – Дело в том, что наследница пропала.
– Как – пропала? Как она могла пропасть?
Энкиль нервно тряхнул головой.
– Не знаю. Никто не знает. Вечером ушла из гостиной ложиться спать, а утром ее уже не было во дворце. Я опасаюсь самого худшего.
Илдану подумалось, что шут принимает пропажу дочки Тубала слишком уж близко к сердцу.
– Ее убили? – встревожился он.
– Я подозреваю, что ее похитили. – Энкиль невидящим взглядом уставился перед собой и заговорил вполголоса: – Великая Десятка, что ей пришлось вынести… такой ужас, а она такая нежная, хрупкая…
– Кто – Касильда? – не поверил своим ушам Илдан.
– Нет, – очнулся шут. На его лице появилось смущение. – Простите. Я не сказал вам, что вместе с ней пропали обе ее служанки.
– А-а, – протянул Илдан, вспоминая девушек, которые были с Касильдой. Ту, черноглазую, которая привела его, кажется, звали Зорой. Она тоже никак не подходила под описание Энкиля. Имени другой девушки он не помнил. – И не Зора, – вслух догадался он. Конечно, это была вторая служанка, племянница хозяина гостиницы.
– Да, Ина, – не стал отпираться Энкиль. – Вы ведь спасете ее, да? Касильду, я имею в виду.
– И ее служанок, – видя горе шута, Илдан сказал эти слова не насмешливо, а скорее сочувственно. – Ты прав, Энкиль. Если все обстоит, как ты говоришь, Касильду необходимо вернуть. Она – слишком важная фигура в политике Триморья. Только…
– Что?!
– Когда я выезжал из Ширана, меня пытались убить по приказу Тубала. Наверное, мне будет неуместно явиться к нему и предложить помощь в поисках его дочери.
– Этого не понадобится. Тубал не ищет ее.
– Не ищет?
– Да. Ее никто не ищет. Отец ведет себя так, словно его родная дочь никогда и не пропадала, словно она во дворце. А ведь он всегда дорожил ею, они не ладили, но он все-таки любил ее по-своему.
– Может быть, ее вовсе не похищали? Вдруг она просто тайно уехала куда-нибудь?
– Нет. Ина обязательно рассказала бы мне, если бы они собрались уехать. Кроме того, когда наследница пропала, служанки, прибиравшиеся на другой день в ее комнатах, сказали, что в ее гардеробной был ужасный беспорядок – шкафы настежь, вещи разбросаны, стулья перевернуты.
– Следы борьбы? – уточнил Илдан.
– Скорее спешки. Словно собирались второпях или искали что-то. Когда Тубалу сообщили, что его дочери нет во дворце, он и бровью не повел. Я подождал два дня, но – ничего, тишина. И я поехал к вам.
– Но как ты узнал, куда я отправился? – Илдан помнил, что говорил об этом только Касильде.
– От Ины. Она запомнила, что наследница оговорилась об этом, когда посылала ее к дяде, ну и…
– Проболталась.
– Нет, не говорите о ней так, – вступился за девушку Энкиль. – Ина умная, она умеет молчать. Просто она знает, что рассказать мне – все равно, что не рассказать никому. И я знаю, что если ей пришлось бы уехать с наследницей, даже очень срочно и тайно, она нашла бы возможность сообщить об этом мне. Поэтому я уверен, что случилось несчастье.
Шут замолчал. Он не сводил взгляда с лица Илдана. Тот находился в полной растерянности – слишком неожиданно повернулись события.
– Давай до завтра, – сказал наконец Илдан. Ему нужно было хотя бы привыкнуть к случившемуся. – Уже поздно, да и тебе надо отдохнуть. Здесь, думаю, найдется ночлег? – он взглянул на привратника, тот подтверждающе кивнул. – До завтра, ладно?
Илдан вдруг вспомнил, что точно так же сказал Кэндо, выслушав его рассказ. Но теперь, с пропажей наследницы, ее поручение теряло смысл. Оглянувшись, он увидел, что Кэндо с Гэтаном стоят здесь же, за его спиной. Значит, не придется ничего объяснять, они все слышали, хотя по их лицам трудно было догадаться об этом. Гэтан смотрел на него невинным, безмятежным взглядом – ничего, наверное, не понял. На лице Бесстрашного сохранялось привычное выражение невозмутимого спокойствия.
