Поттер молчал. Нельзя сказать, что слова Тао стали для меня откровением — в Африке я периодически слышал о подобных "пересадках", однако считал их не более чем местными байками–страшилками и не принимал всерьез. Но Поттер, кажется, не усомнился в вероятности таких магических действий. Он стоял, смотрел на Волдеморта, который смотрел на нас, а потом неожиданно достал из кармана брюк телефон и протянул мне.
— Снимай, — велел он.
— Хочешь фотографию на память? — удивился я.
— Не фотографию. Прищучим этих мерзавцев. — Поттер встал рядом с печатью на полу так, чтобы не загораживать железное кресло. — Может, Риддл все‑таки сгодится для чего‑нибудь хорошего.
Я вытащил свой телефон и передал его Тао.
— А ты сними нас обоих.
Направив камеру на Поттера и глядя на экран, я включил режим видеосъемки и кивнул Гарри.
— Давай.
— Я нахожусь в хранилище Отдела Тайн, в одной из его комнат, — начал Поттер, глядя прямо на меня. Он ничуть не волновался, словно профессиональный тележурналист, в очередной раз выходящий в эфир. — Отдел Тайн — вотчина тех, кого называют невыразимцами, и допуск сюда строго ограничен для любого, кроме них самих. Мы всегда слышали, что этот запрет наложен ради нашей же безопасности, поскольку здесь хранятся артефакты, опасные для жизни. Что ж, они не врали, и теперь вы можете сами в этом убедиться. Вот один из их артефактов — подлинный труп Волдеморта, колдуна, на счету которого сотни жизней тех, кого мы любили, и против чьей армии Пожирателей Смерти воевали, теряя друзей и близких. Все эти годы мы жили с мыслью, что всё закончилось, что прах отправился к праху, и пережитое нами больше не вернется. Но мы ошибались. Вот этот прах. — Поттер указал на Волдеморта за своей спиной. — Он здесь, и был здесь все это время под охранными печатями, готовый по приказу невыразимцев поделиться с ними своими знаниями. И это совсем не те знания, которыми должны интересоваться и обладать служащие Министерства магии, какую бы должность они не занимали и над чем бы не работали в этих стенах. Поэтому вполне логично спросить у тех, кто все это устроил и до сих пор не насытил свой интерес к Темным искусствам — зачем? С какой целью вы двадцать пять лет ведете разговоры с трупом убийцы, с тем, кого считают самым злейшим террористом в современной истории, колдуном, принесшим нашему обществу столько горя и бед? Какие тайны вы хотите от него узнать, а самое главное — для чего? Уж не желаете ли вы вернуться к вопросам чистоты крови? — Поттер помолчал, сурово глядя в объектив. — И давайте подумаем, стоит ли нам терпеть к себе такое отношение со стороны практически неподконтрольных, никем не проверяемых магов, делающих все это, — он еще раз указал на тело, — буквально рядом с теми, кто был жертвой этого колдуна и чьи семьи пострадали от его рук.
Я направил камеру на Волдеморта, сняв крупным планом цепи, пальцы, лицо и железный стул, потом перешел к печатям, заметив краем глаза, что то же самое делает и Тао.
— Что дальше? — Я вернул Гарри телефон. — Опубликуешь?
— Не сейчас, — ответил он. — Сперва проверим твою информацию, и если невыразимцы действительно задумали то, что задумали, эта съемка нам пригодится. Конечно, воды с тех пор много утекло, но все всё помнят. Если возникнет конфликт, нас поддержат.
— Хотелось бы верить. — Я забрал у Тао телефон и еще раз взглянул на Волдеморта. — Однако на Бруствера я бы рассчитывать не стал.
Воскресенье я провел у моря. Портрет Риддла не произнес ни слова; он спал, делал вид, что спит, или наблюдал за мной равнодушным взглядом. Посмотрев, что наснимала Тао, я загрузил материал на флэшку и спрятал ее под несколькими заклинаниями до лучших времен. Там, в зале с железным стулом, я искренне был готов придумать, как вытащить оттуда труп или уничтожить его прямо на месте, но прав оказался Поттер, не собиравшийся оказывать убийце своих родителей подобных одолжений. Вечером я собрал вещи, запер дом сложным цепным заклятьем и аппарировал в Лондон.
Войдя в подъезд, я с удивлением обнаружил, что в моем почтовом ящике что‑то лежит. Аккуратные ряды встроенных в стену ниш на первом этаже обычно пустовали, лишь изредка тот или иной отсек светился изнутри, сообщая, что кому‑то пришло бумажное письмо. Это было настолько странно и старомодно, что сперва я проверил письмо на проклятия и только потом взял в руки. В длинном серебристом конверте лежало официальное приглашение на благотворительный вечер, который устраивало семейство Мазерс в своем замке в Норфолке. Сборы от него направлялись в фонд помощи пожилым колдунам, коротавшим свои дни в одиночестве или в доме престарелых. Плата за вход составляла четыреста галеонов; гостей ожидали с супругами. Это было первое приглашение на подобные благотворительные мероприятия за все время моей службы в Великобритании, и отклонять его я не собирался, предполагая провести вечер следующей субботы с большой пользой.
Вот только вряд ли Мэй согласится составить мне компанию.
— Нет, — сказала Мэй.
— Слушай, я туда не развлекаться иду, а работать. Это официальное благотворительное сборище, там будет много важных людей, и согласно этикету, я должен быть там не один.
— Пригласи Ин. Вы с ней почти не общаетесь, хотя бы проведете вместе пару часов.
— Она не пойдет.
— Еще как пойдет.
— Мэй, почему нет? Как ты сказала, это всего пара часов, от тебя не убудет!
— Терпеть не могу такие вечера.
— Думаешь, я их люблю?
— Как ты сказал, это твоя работа, — Мэй усмехнулась.
— Наверняка там будут Пирсы, познакомишься с ними, наконец…
— Что значит "наконец"? Разве я когда‑нибудь изъявляла желание с ними знакомиться? Линг, закрываем эту тему. Я с тобой не пойду. Пригласи Ин. Пока. — Экран погас, она отключилась.
— Вот черт! — Я швырнул телефон в стену; едва не угодив в портрет монаха, ныне отсутствовавшего, он отскочил от нее и упал на ковер. До сих пор я старался держать себя в руках, пряча нараставшую злость и раздражение, но какой в этом смысл? Мэй и так о них знала, притом, что сама была спокойна безо всякого притворства.
— Проклятье! — Я поднялся и подошел к окну. Стояла глубокая ночь; улица внизу была пуста, желтый свет фонарей освещал только густую пелену падающего снега, за которой скрывались дома напротив. — Она всегда отказывается! А я как последний дурак всегда прошу!
Мадими внимательно наблюдала за мной из гнезда — поспать до весны ей так и не удалось.
— Она со мной никогда никуда не ходит! — со злостью проговорил я, обращаясь к Мадими, но продолжая смотреть в окно, где видел теперь только свое неясное отражение. — Не хотела знакомиться с моими сослуживцами, на все наши семейные сборища я ходил либо один, либо только с детьми… И со своими друзьями меня не знакомила… Неужели так трудно уделить мне всего пару часов?
