И снова дар ясновидения не помог мне. С тех пор я узнал, что люди, наделенные божественным зрением, часто бывают слепы к простым вещам.
— И что, все знают? — спросил я у Кадаля.
Он кивнул. Не спрашивая, что я имею в виду.
— Слухи ходят. Ты временами бываешь очень похож на него.
— Наверно, Утер тоже догадался. А раньше он не знал?
— Нет. Он уехал раньше, чем пошли разговоры, и взъелся на тебя не поэтому.
— Рад это слышать, — сказал я. — А из-за чего же? Неужели только потому, что я встал ему поперек дороги тогда, у стоячего камня?
— Ну, и из-за этого тоже.
— А еще из-за чего?
— Он думал, что ты наложник графа, — напрямик сказал Кадаль. — Амброзий ведь по бабам не бегает. Он и в мальчиках не нуждается, если уж на то пошло, но Утер начисто не способен понять человека, который не проводит с бабой семь ночей в неделю. И когда он увидел, что его брат так заботится о тебе, взял в свой дом, приставил к тебе меня и все такое, то решил, что все дело в этом. И ему это очень не понравилось.
— Понятно. Он сегодня сказал что-то в этом духе, но я подумал, что он просто так ругался.
— Если бы он взглянул на тебя повнимательнее или послушал, что говорят люди, то понял бы, что к чему.
— Он уже и так понял, — сказал я с внезапной уверенностью. — Догадался тогда, на дороге, когда увидел фибулу, подаренную мне графом. Я об этом не думал, но Утер должен был сразу понять, что граф вряд ли станет дарить королевский знак своему наложнику. Он велел поднести ближе факел и долго меня разглядывал. Наверно, тогда он и понял.
Меня внезапно осенило.
— Наверно, Белазий тоже знает!
— Конечно, — сказал Кадаль. — А что?
— Он так говорил со мной… Словно знал, что не смеет мне ничего сделать. Поэтому он и пытался запугать меня проклятием. Он ведь ни перед чем не остановится. Наверно, по дороге к роще он все время думал, что делать. Тихо убрать меня за святотатство он не мог, но ему надо было как-то заставить меня замолчать. Отсюда и проклятие. И…
Я остановился.
— Что еще?
— Да не дергайся ты. Это было просто дополнительное ручательство, что я буду держать язык за зубами.
— Ради богов, что же это?
Я пожал плечами, обнаружил, что я до сих пор голый, и наклонился за рубашкой.
— Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. Думаю, он хочет сделать из меня друида.
— Он так сказал?
Я уже начал привыкать к Кадалеву знаку от дурного глаза.
— И что же ты будешь делать?
— Ну, схожу с ним… по крайней мере один раз. Да не смотри ты на меня так! Руку даю на отсечение, что больше одного раза мне туда идти не захочется.
Я посмотрел ему в глаза.
— Но в этом мире нет ничего, что я отказался бы узнать и увидеть, и я готов встретиться с любым богом так, как ему это угодно. Я говорил тебе, что истина — это тень Бога. Если я собираюсь воспользоваться ею, я должен знать, кто Он. Понимаешь?
— Где уж мне! О каком боге ты говоришь?
— Я думаю, что Бог один. Нет, конечно, боги живут повсюду: в полых холмах, в ветрах, в море, в самой траве, по которой мы ходим, и в воздухе, которым мы дышим, и в кровавом сумраке, где ищет их Белазий и ему подобные. Но мне кажется, что должен быть один бог — Единый Бог, подобный великому морю, а мы все — и малые боги, и люди, и вообще все на свете — стекаемся к нему, как реки, и в конце концов все мы придем к Нему. А ванна готова?
Через двадцать минут в темно-синей тунике, застегнутой на плече фибулой с драконом, я пошел к своему отцу.
В передней Амброзия сидел секретарь, добросовестно изображавший бурную деятельность. Из-за занавеси слышался тихий голос Амброзия. Стражники у дверей выглядели деревянными статуями.
Потом занавеска отдернулась и вышел Утер. Увидев меня, он остановился, постоял, как бы собираясь что-то сказать, потом, похоже, перехватил любопытный взгляд секретаря и вышел, взмахнув полой алого плаща и оставив за собой запах конюшни. По запаху Утера можно всегда было определить, откуда он явился; он, казалось, впитывал запахи, точно губка. Должно быть, отправился к брату прямо с дороги, не успев даже переодеться.
Секретарь — его звали Соллий — сказал мне:
— Можешь войти. Тебя ждут.
Он стоял спиной к двери, склонившись над столом, заваленным табличками. Поперек одной из них лежал стилос — похоже, Амброзия оторвали от работы. На столике секретаря у окна лежала полуразвернутая книга.
Дверь закрылась за мной. Я остановился на пороге, и занавеска с шорохом упала у меня за спиной. Он обернулся.
Мы молча встретились глазами. Прошло несколько мгновений, которые показались мне бесконечными. Потом он откашлялся и сказал:
— А, Мерлин, — и легким жестом указал мне на мой табурет у жаровни, — садись.
Я сел. Амброзий помолчал, глядя в стол. Взял стилос, отсутствующим взглядом посмотрел на табличку, что-то дописал. Я ждал. Он хмуро проглядел написанное, стер и отрывисто сказал:
— У меня был Утер.
— Да, господин.
Он взглянул на меня исподлобья.
— Насколько я понял, он наткнулся на тебя за городом. Ты был один.
— Нет, — поспешно ответил я. — Со мной был Кадаль.
— Кадаль?
— Да, господин.
— Утеру ты сказал другое.
— Да, господин.
Его взгляд стал пронзительным.
— Ну, рассказывай.
— Кадаль всегда обо мне заботится, господин. Он… более чем предан мне. Мы поехали на север, доехали до дороги, по которой вывозят бревна из леса, и свернули на нее. Мой пони повредил себе ногу, Кадаль усадил меня на свою кобылу, и мы пошли домой.
Я перевел дыхание.
— Мы решили срезать путь и наткнулись на Белазия со слугой. Белазий проехал вместе со мной часть пути до дома, но ему… не хотелось встречаться с принцем Утером, поэтому мы расстались.
— Понятно.
Его голос не выдавал его чувств, но я догадывался, что он понял больше, чем было сказано. Его следующий вопрос подтвердил это:
— Ты был на острове друидов?
— Ты о нем знаешь? — удивился я.
Он ничего не сказал и в холодном молчании ожидал моего ответа, поэтому я продолжал:
— Я уже говорил, что мы с Кадалем пошли короткой дорогой. Если ты знаешь остров, то должен знать и тропу, которая к нему ведет. Напротив тропы, ведущей к морю, есть сосновая роща. Мы нашли там Ульфина — это слуга Белазия — с двумя лошадьми. Кадаль хотел взять лошадь Ульфина, чтобы побыстрее отвезти меня домой, но, когда мы говорили с Ульфином, услышали крик — не просто крик, а вопль — откуда-то с востока. Я поскакал туда, чтобы посмотреть, в чем дело. Клянусь тебе, я понятия не имел, что это за остров и что там происходит! Кадаль этого тоже не знал. Если бы он был верхом, как и я, то остановил бы меня. Но к тому времени, как он взял лошадь Ульфина и поскакал вдогонку, меня уже не было видно, и он подумал, что я испугался и сбежал домой, как он мне велел раньше, и, только приехав сюда, обнаружил, что меня нет. Он поехал обратно, но к тому времени я уже встретился с отрядом.
