Он был одет в чёрное. Сшитая на заказ чёрная рубашка, чёрные брюки, дорогие чёрные туфли. У него даже была бородка.
Эй, я никогда не говорил, что мой внутренний мир ужасно сложен.
В дополнение к его обычному наряду на левой стороне груди была приколота брошь — снежинка, отлитая из серебра с такой точностью и подробностью, что можно было разглядеть кристаллическую структуру её поверхности. Впечатляюще. Я не знал точно, какого чёрта это значило, но учитывая, как прошёл мой день, резонно полагал, что ничего хорошего.
С ним был кто-то ещё.
Это была небольшая фигурка, укутанная во что-то, похожее на мягкое чёрное шерстяное одеяло. Она двигалась медленно, сгорбившись, словно испытывая ужасную боль, с трудом опираясь на руку моего двойника.
— Эм, — сказал я. — Что?
Мой двойник усмехнулся:
— Почему ты никогда не имеешь ни малейшего понятия, что происходит внутри твоей собственной головы? Ты ведь заметил эту тенденцию? Это не мешает тебе?
— Я стараюсь не зацикливаться на этом, — ответил я.
Он усмехнулся.
— Адские колокола, так это правда. Нам надо поговорить.
— Почему ты просто не можешь посылать мне сны, как подсознания всех остальных?
— Я пытался, — сказал он голосом, который был подозрительно похож на мультяшного лося Бульвинкля. — Но кое-кто был слишком занят, не зацикливаясь.
Я вздернул брови.
— Постой-ка. Тот… тот сон с Мёрфи? Это всё ты?
— Все эти сны присылал я, болван, — сказал мой двойник. — И я клянусь, чувак, ты, должно быть, самый забитый человек на всей планете.
— Что? Может быть, ты не заметил, но я точно ни под кого не прогибаюсь?
— Да не в смысле «запуганный», ты осёл. А в смысле «скованный». В плане секса. Да что с тобой не так?
Я обиженно моргнул:
— Что?
— У тебя всё было отлично со Сьюзан, — продолжил он. — А Анастасия… Вот это я понимаю! Тут есть что сказать по части опыта.
Я почувствовал, что краснею, и напомнил себе, что разговариваю с собой.
— И что?
— И что насчет того, что ты пропустил, тупица? — спросил он. — У тебя в голове была тень долбаного ангела, который мог показать тебе любой сексуальный опыт, какой ты можешь себе только представить, но использовал ли ты это? Нет. Мэб буквально подсылала к тебе девушек. Ты мог буквально сделать один звонок и получить полдюжины горячих сексуальных девушек сидхе, играющих в родео в любое время по твоему желанию, но вместо этого ты скачешь через клетки с заключёнными демонами. Проклятье, Ханна Эшер вполне бы с тобой занялась, если б ты захотел.
— Это паркур, — сказал я, защищаясь. — И только потому, что я не прыгаю в кровать с каждым, у кого есть вагина, это не значит, что я подавлен. Мне не нужен просто секс.
— А почему нет? — раздражённо спросил мой двойник. — Вперед к полигамии! Испей из чаши жизни! Carpe femme! Ради всего святого, трахнись.
Я вздохнул. Точно. Моему внутреннему фрейдистскому «ид» не надо было задумываться о долгосрочных последствиях. «Ид» было бессознательным, примитивным, ведомым животными инстинктами. На секунду я задумался, не были ли «ид» и «идиот» однокоренными словами.
— Ты не получишь этого, — сказал я. — Должно быть что-то большее, чем физическое влечение. Должны быть уважение и привязанность.
— Ну конечно, — ответил он абсолютно кислым тоном. — Тогда почему ты всё ещё не трахнул Мёрфи?
— Потому что, — сказал я, начиная волноваться, — мы не… мы не должны… есть много всякого… Слушай, отвали.
— Ха! — сказал мой двойник. — Ты до усрачки боишься близости с кем бы то ни было. Боишься, что тебе причинят боль и бросят. Опять.
— Вот и нет, — сказал я.
— Ох, умоляю, — сказал он. — У меня ж прямой доступ к твоим мозгам. У меня все твои страхи на Blu-Ray записаны. — Он закатил глаза. — Думаешь, она не испытывает ничего подобного?
— Мёрфи ничего не боится.
— Два бывших мужа, и последний женился на её младшей сестре. Он даже, возможно, послал ей открытку со словами: «Ты мне нравишься, но ты слишком успешна. И стара». А ты долбаный чародей, живущий столетиями. Разумеется, она переживает на тему влечения к тебе.
Я нахмурился.
— Я… Ты серьёзно так думаешь?
— Нет, болван. Ты серьёзно так думаешь.
Я фыркнул.
— Ну, хорошо, парень. Раз уж ты такой умный, то что мне делать?
— Если у тебя есть кто-то по-настоящему важный тебе, мужик, иди и возьми её, — сказал моё «я». — Вы оба можете завтра умереть. Вы же буквально идёте в царство долбаной смерти, с ума сойти. Какого чёрта ты ждёшь?
— Э-э…
— Позволь мне ответить за тебя, — сказал он. — Молли.
Я моргнул.
— Ох, нет. Молли всего лишь ребёнок.
— Она была всего лишь ребёнком, — сказал мой двойник. — Ей уже за двадцать, если ты вдруг забыл. Она не настолько уж и моложе тебя, и в пропорции эта дистанция сокращается. И она тебе нравится, ты ей доверяешь, и у вас двоих до хрена общего. Тогда трахни её.
— Чувак, нет, — сказал я. — Этого никогда не будет.
— Да почему нет?
— Это будет серьёзным нарушением доверия.
— Потому что она твоя ученица? — спросил он. — А вот и нет. Больше нет. Адские колокола, мужик, если задуматься, она же теперь практически твой босс. Ну, или, по крайней мере, тебе она больше не подчиняется.
— Я не буду это обсуждать, — сказал я.
— Подавление и отрицание, — едко сказал мой двойник. — Обратись к психотерапевту.
Фигура рядом с ним издала мягкий звук.
— Правильно, — сказал двойник. — У нас не так много времени. Мёрфи уже вытаскивает гвоздь.
— Времени для чего? — спросил я. — И кто это такой?
— Серьёзно? А не хочешь хоть немного прислушаться к своей интуиции?
Я нахмурился, глядя на другую фигуру, затем мои глаза расширились:
— Постой, это… это паразит?
Фигура вздрогнула и издала страдальческий стон.
— Нет, — сказал мой двойник. — Это то, что Мэб и Альфред зовут паразитом.
Я моргнул несколько раз.
— Что?
— Слушай, мужик, — сказал второй я — Ты должен решить эту проблему. Подумай, окей? Я не могу просто поговорить с тобой. Этот полусон — лучшее, что я могу, но ты должен пойти мне навстречу.
Я нахмурился.
— Постой. Ты говоришь, что паразит — на самом деле не паразит. Но это значит…
— Колесо сдвинулось, — сказал мой двойник тоном спортивного комментатора. — Жирный, ленивый старый хомяк, кажется, совершенно забыл, как это делать, но он вроде как двигается. Падают хлопья ржавчины. Паутины медленно рвутся.
