Дом на сваях утопал в предрассветном тумане и его тяжелые капли, казалось, висели в воздухе дождем, замершим в воздухе велением колдовской силы. Жилище Ибалара выглядело заброшенным, нежилым, почти мертвым.
Лагха, в сапогах которого хлюпала вода, чувствовал себя очень неуютно. Почему? Все вроде бы складывалось наилучшим образом. Он с честью вышел из испытания. Он выбрался из собственного склепа с собственным мечом и шлемом в руках. Он безнаказанно ушел из Нелеота – никому и в голову не пришло чинить ему препоны. В первую очередь, конечно, оттого, что разглашение тайны произошедшего было жрецам Капища Доблестей очень невыгодно. Он проделал весь обратный путь так быстро, как только мог, останавливаясь лишь для короткого трехчасового сна.
Итак, причин печалиться вроде бы не было. Но какая-то смутная, язвящая душу неуверенность и дурные предчувствия смущали ум Лагхи, не нуждаясь в причинах и объяснениях. Что-то подсказывало ему, что Ибалара нет в доме на сваях. Оттого-то дом выглядит таким заброшенным, а над крышей не вьется дымок.
Он подошел ближе. В серой влаге воздуха было тяжело различить что-нибудь дальше собственного носа.
– Ибалар! – позвал он.
Но ему не отозвались. Лагха высадил заколоченную дверь и вошел в дом. Как он и думал, никого. Пепел в очаге давным-давно остыл. Лагха уселся на сундук с книгами и осмотрелся в нерешительности. Все на своих местах, ничто не намекает ни на грабеж, ни на нападение. Да и кто решится ограбить Ибалара, от одного взгляда которого у смердов дрожат поджилки?
В общем, следов недобрых событий в доме не обнаружилось. Видимо, Ибалар не ожидал, что Лагха вернется столь быстро. И позволил себе отлучиться. Кто знает, может он снова взошел на борт «Шалой птицы» и отправился куда-то в поисках новых Отраженных? Мальчиков и девочек из дурных семей, которым суждено великое будущее воителей и властелинов?
Неожиданно половицы на крыльце заскрипели и дверь в дом распахнулась. Лагха обернулся и привстал, готовый ко всему. Его правая рука сжала рукоять меча Кальта Лозоходца.
– Здравствуй! – на пороге стоял улыбающийся Ибалар.
– Здравствуй, Ибалар, – отозвался обрадованный Лагха, склоняясь в почтительном поклоне. – Я выполнил все. Вот меч. Я добыл его.
Ибалар медленно вошел и ответил Лагхе легким, дружелюбным кивком головы. Движения его были медленными и размеренными. Лицо – умиротворенным и сияющим. Таким Лагха не видел Ибалара никогда. В самом деле, Ибалар почти никогда не снимал маску брезгливого недовольства. Лагхе уже начало казаться, что эта маска приросла к лицу учителя навсегда. Однако выходит, что он ошибался. Что ж, приятный сюрприз.
– Я очень рад видеть тебя снова, учитель, – совершенно искренне сказал Лагха и тревога, которая лежала у него на сердце со вчерашнего вечера, казалось, покинула его навсегда.
– Признаться, я рад не менее тебя, – спокойно и тихо отвечал Ибалар. Глаза его лучились безмятежностью и, как ни странно, доброй, всепонимающей и всепрощающей иронией. – Но у нас очень мало времени.
Ибалар грустно вздохнул и опустил глаза. Сейчас он скажет что-нибудь неприятное. Но он лишь обернулся к двери и показал вдаль, в самую гущу тумана.
– Я могу уйти? Я должен уйти? – догадался Лагха.
– Теперь ты можешь все, ибо теперь ты свободен. Да, ты тотчас же уйдешь. Ты вернешься в Нелеот, а оттуда направишься в Варан. В Пиннарине ты станешь гнорром, – спокойно и тихо сказал Ибалар. – Ты знаешь как это сделать.
Вопреки обыкновению, в его голосе не было обычного нажима. Он не требовал, не настаивал, не повелевал. Голос Ибалара не звенел сталью и не рокотал, словно далекий раскат грома. На сей раз Ибалар просто говорил, просто произносил слова. Он говорил, допуская возможность того, что с ним не согласятся. В самом деле, чудесное превращение!
– А что потом? Что будет после того, как я стану гнорром? – спросил Лагха.
– Ты будешь властвовать, жить в свое удовольствие, любить.
– А ты? Разве я не нужен тебе больше? Разве это и есть мое предназначение, о котором ты говорил? – недоумевал Лагха, не замечавший, как черная тень печали пробежала по лицу Ибалара.
Эти слова Лагхи шли из глубины сердца. Истинный облик учителя не будил в нем ни былого раздражения, ни страха, ни ненависти, которые порой подкрадывались к нему ночами, когда он пытался заснуть после жестоких тренировок и грубых слов. Вглядываясь в лицо Ибалара, исполненное внутреннего достоинства и спокойной, всепобеждающей силы, Лагха начисто забыл о том, что еще несколько лун назад он тонул, заточенный в деревянной бочке волею этого же самого человека. Или не человека – эверонота. Это, в конечном счете, совсем не важно.
– Когда придет время, я позову тебя, Лагха, – сказал Ибалар с грустной улыбкой. – А теперь, не тратя времени даром, уходи отсюда так быстро, как только сможешь. Не оборачивайся. Не засыпай. Не бойся. Чем быстрее ты достигнешь Пиннарина, тем лучше. А теперь прощай.
От слов Ибалара Лагху обдало теплой волной взаимопонимания и симпатии.
– Ты позовешь и я приду на твой зов, – пообещал Лагха, памятуя о том, что учитель никогда не бросает слов на ветер и не говорит ерунды. Он вежливо поцеловал его холодную руку и сбежал вниз по ступеням. Если так нужно, значит он так и сделает.
И, не оборачиваясь, Лагха побежал по тропе, вьющейся между трясинами и топями, так быстро, будто за его спиной по-прежнему развивался, разбивая густой туман, шелковый шарф, который ни за что не должен коснуться земли.
x 2 x
Лагха был хорошим учеником. Он бежал так быстро, как только мог. Не пил. Не ел. Не останавливался отдохнуть. В соответствии с его расчетами, к вечеру следующего дня он выйдет из Мертвых Болот. Дорога в Нелеот уже была ему знакома и он знал, что дальше будет только легче. И все равно, ночлег был ему необходим. Лагха знал: если он не поспит хотя бы часа, весь завтрашний день он будет двигаться гораздо медленней, а послезавтра не сможет бежать вообще. Поэтому он наскоро соорудил себе ночлег с подветренной стороны одной почти сухой и весьма высокой для этих мест кочки и провалился в сон.
Лагха умел спать, не видя снов. Он умел запирать ворота в мир ночных видений до самого утра. Но Лагха редко пользовался этим умением, ибо понимал, что лишать себя сновидений так же глупо, как вливать себе в уши воск, чтобы ненароком не услышать чего-нибудь неприятного или страшного. И хотя сон без сновидений был короче и лучше восстанавливал силы, в ту ночь Лагха предпочел войти в мир видений, которые не столь уж глупы и иллюзорны, как стало модно в последнее время полагать среди хладных душой оринских естествоиспытателей. Он должен знать, что готовит ему судьба, а иначе как по намекам, которые принесет ему сновидение, узнать это не представлялось возможным.
