— Как зовут?
— Рафтер, господин офицер.
Стоявший неподалеку сержант Уэйт сокрушенно качал головой, слыша это «господин офицер».
— Понятно. Скажи, Рафтер, почему эти двое так странно выглядят? — Капитан указал кивком на побитых накануне молодчиков.
— Зашиблись, господин офицер, упали в жерди, — ответил Рафтер и покосился на сидевшего на валуне Спироса. Тот с видимым интересом разглядывал коллег по несчастью.
— Ну, зашиблись, значит, больные. Пусть садятся туда, — капитан указал на ряд валунов, — там уже сидит один больной. — Капитан повернулся к Горну: — Лейтенант, прикажите сержантам Второй и Третьей рот начать самостоятельные занятия и присмотрите за ними.
Лейтенант кивнул и ушел, а фон Крисп вернулся к разговору:
— Рафтер, сумеешь со своими молодцами устоять лучше, чем Первая рота?
Рафтер усмехнулся.
— Конечно, господин офицер, у меня люди особой породы — специально подобранные.
— Хорошо, тогда начнем. Уэйт, мешки принесли?
— Так точно, господин капитан, сэр!
— Давайте их сюда и постройте этих... солдат в боевой порядок.
— Их всего восемь, господин капитан, сэр!
— Сделайте двух защитников и по трое копейщиков и рогатчиков.
— Слушаюсь!
— Да, а Рафтера — в защитники, дайте ему щит. Сержант Гудьир — подавайте коня!
Взобравшись на мардиганца, капитан положил перед собой мешок с шерстью и шагом стал отъезжать в дальний конец учебного поля. Тем временем сержант Уэйт поставил отделение интендантов в боевой порядок, объяснив им, что придется отражать палками брошенный в них мешок с шерстью. На это Рафтер заявил, что его ребятам это по силам и без тренировок. Он хотел сесть в первом ряду на корточки и опираться на щит, но Уэйт настоял, чтобы, как и положено защитнику, он встал на одно колено.
Первая рота замерла, ожидая, что же произойдет. С обочины за приготовлениями внимательно следили Спирос и двое побитых интендантов.
Капитан начал разгоняться, построенные в боевой порядок интенданты подальше вытянули жерди, полагая, что так будет лучше.
Всадник быстро приближался, бросок, и мешок угодил прямо в наконечники рогаток. Отскочив, он упал, взметнув облако белесой пыли. Капитан принял от Уэйта второй мешок и поехал на исходную.
Первая рота смотрела ему вслед несколько разочарован но, они ожидали, что фон Крисп накажет кровопийцу Рафтера, однако пока тот праздновал победу, веселя своих молодчиков какими-то только им слышными остротами.
Фон Крисп доехал до края поля, поправил ножны и начал разгонять мардиганца. Тот шел непривычно тяжело, низко пригибая шею, но наконец перешел в галоп и понесся на выстроенный интендантами боевой порядок. Рафтер и его гвардия ухмылялись, а Первая рота была Убеждена, что капитан просто так не сдастся.
Вон он уже совсем рядом, выпустил мешок из рук, и тот вошел в интендантские порядки на уровне голов их защитников. Сначала вместе со щитами были снесены сами защитники, потом тройка копейщиков и, не без их помощи, рогатчики. В клубах пыли люди покатились во все стороны, полетели щиты и жерди.
Капитан остановил коня и, развернувшись, поехал к ликующей Первой роте. Лишь после того, как слез с лошади и передал ее готовому услужить Гудьиру, фон Крисп соизволил посмотреть на разбитый им боевой порядок и, обращаясь к бойцам, произнес:
— Только что вы убедились в том, какая разница между атакой пехоты, роль которой сыграл мешок с шерстью, и тяжелой кавалерией в виде мешка, набитого шерстью с песком. Мы еще повторим это с вами, однако сегодня изучим заполнение строя после понесенных потерь.
Фон Крисп посмотрел на то, как поднимают с земли ничего не понимающего, оглушенного Рафтера. По нему пришелся главный удар, и доски щита треснули, впечатавшись в лицо старшего интенданта. Сейчас Рафтер выглядел куда страшнее, чем Спирос, когда его нашли возле вала.
— Интенданты, можете возвращаться к своим обязанностям, на сегодня все, — сжалился капитан. — Как-нибудь потом мы повторим урок.
В задних рядах Первой роты захихикали. Тем временем две другие роты, под руководством лейтенанта Горна и двух сержантов, продолжали оттачивать азы.
— Сержант Уэйт, вяжите веревки.
Невольники недоуменно переглядывались, никто не понимал, кого будут вязать.
Тем временем Уэйт опоясал троих защитников из разных участков строя и пробросил концы веревок за спины рогатчикам, потом обежал строй, оказавшись в тылу построения.
— Итак, — капитан поднял руку, — к бою становись!
Первая рота тотчас опустила жерди, имитирующие копья и рогатки, превратившись в подобие грозного оборонительного препятствия.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул фон Крисп, отметив, что не качнулась ни одна жердь. — А теперь следует атака, тяжелый кирасир врезается в боевой порядок роты — вот в эту часть строя.
После того как капитан указал на одного из привязанных защитников, сержант Уэйт изо всех сил дернул за веревку, и произошло почти то же, что несколькими минутами назад случилось с Рафтером и его друзьями: защитник полетел назад, выбив из строя четверых. Все они попадали в пыль, и капитан скомандовал:
— Сомкнись!
Его не сразу поняли, но потом строй сомкнулся, заполнив образовавшуюся брешь.
— Неплохо, — улыбнулся капитан, он намеренно не объяснял ничего заранее, чтобы посмотреть, готовы ли будущие солдаты мыслить коллективно. — Теперь встаньте на место.
«Убитые», потирая ушибы, вернулись в строй, а другие привязанные защитники стали с опаской вертеть головами, ожидая, что вот-вот и их дернут.
После нескольких тренировок строй стал смыкаться практически сразу после потерь, а уцелевшие из сбитых, то есть получившие при атаке незначительные повреждения, бежали на ближайший фланг, чтобы восстановить длину строя.
Не обошлось без ссадин, кому-то разбили голову, конопатому Витасу расквасили нос, однако никто не жаловался: с капитаном снова было интересно.
На другой день капитан приехал в лагерь в скверном настроении, он старался не подавать виду и даже улыбался лейтенанту, однако выходило плохо.
Накануне вечером Корнелий принес с рынка слухи — в Лонгрене убили двоих солдат арбалетного полка. Убивали долго, мучили изощренно. Капитан этому сразу поверил — все сходилось, карсаматы нашли труп Ханса, двинулись по следу в арбалетный полк, потрясли двух солдат, и вот он, капитан фон Крисп, кушайте его с соусом.
«Дурак!» — в который раз обругал себя капитан, сетуя на заумность принятого решения, ведь спрячь они останки Ханса, и, возможно, все бы обошлось. Но что толку теперь горевать, остается лишь надеяться на скорую отправку на театр военных действий.
