Дарья Гущина - Слово павшего

ГЛАВА 12

Луговые травы тихо напевали свою колыбельную, ласково касаясь щеки. Порыв теплого ветра нежно взъерошивал спутанные волосы, задорно нашептывая волшебные сказки. Одинокая птица заливалась веселой трелью, подпрыгивая на ветке и стряхивая с нее то старые листья, то сухую шелуху древесной коры. Аромат душистых полевых цветов приятно щекотал нос. Восходящее солнце осторожно, словно боясь ненароком разбудить спящего путника, рассматривали его усталое, измученное лицо.

Тишина. Покой. Умиротворение. Наверно, мне все это снится. Здесь, в этом непостижимом мире, такого не бывает, или – бывает, но я просто уже успела о нем позабыть, – кто знает. Перевернувшись на спину, я подставила лицо резким порывам ветра. Значит, меня опять не убили, в который раз за последние несколько дней я опять жива… Ветер, будто подслушав мои мысли, весело рассмеялся многоголосьем звонких полевых колокольчиков. Я добродушно улыбнулась в ответ, млея от удовольствия. Травинки, пощекотав мою босую пятку, заставили меня с визгом подскочить с земли – щекотки боюсь до икоты – а так хотелось полежать хотя бы несколько минут, когда еще представится столь удачный случай спокойно отдохнуть…

Протерев глаза и зевнув, я села и с интересом огляделась по сторонам. Раннее утро. Бесконечная равнина. Неподалеку от меня – одинокий дуб, вокруг которого мирно бродит Янтарь. Рядом со мной – дорожная сумка и какое-то старое драное покрывало, не так давно укрывавшее мою спящую персону. И – даже странно – никаких гуи, зомби или предчувствия грядущих неприятностей. Невероятно. Точно – так не бывает…

Подумав, я принялась решительно заворачиваться в покрывало, дабы поспать еще немного, когда обнаружила нечто туго обматывающее мое плечо. Я скосила глаза за спину. Повязка. Скроенная, судя по всему, из печально знакомой ночнушки, она перетягивала и само плечо, и предплечье. А что под этой повязкой? Раз меня ранили в плечо – зачем обматывать руку? Согласитесь, интересно. Я вознамерилась приподнять бинты, однако мне подло помешали.

Яти, до сих пор успешно притворявшаяся браслетом, приподняла голову и сверкнула глазами:

– На твоем мес-сте я бы этого не делала.

– А почему? – меня распирало от любопытства.

– То, что ты там увидишь… тебе может не понравитьс-ся.

– Н-да?..

– Ты крови боишьс-ся? Боишьс-ся. А под повязкой – не только она.

– Эм-м-м?..

– Полуразложившаяс-ся плоть, – безжалостно уточнила ящерка.

Мне стало дурно. Перед моими глазами промелькнули картины недавнего кошмара, погасив яркие краски нового дня.

– Все… настолько… плохо? – запинаясь, пролепетала я.

– Нет, на твое с-счастье. Тебя вовремя вылечили.

– А кто? – задала я животрепещущий вопрос, не безосновательно подозревая, что ни Яти, ни виал подобной повязки соорудить бы просто не смогли, а людей по близости не наблюдалось.

– Твой с-спутник, как его там зовут. Мы уже хотели везти тебя прямиком к Магис-стру, но могли опоздать. А он поджидал нас-с недалеко от той деревни. Пос-следс-ствия воздейс-ствия трупного яда с-сразу не лечатс-ся, это дело нес-скольких дней. Но в зомби ты не превратишьс-ся.

– Действительно, мое счастье… – пробормотала я, невольно поежившись. – А где Райт сейчас?

– Уехал куда-то. – Яти пожала плечами. – Мне он ничего не докладывал, а я и интерес-соватьс-ся не с-стала.

– А зря…

– Нет, не зря. Мне он вс-се равно казалс-ся подозрительным. На нем лежит печать обреченности.

– Ась?..

– Человек рождаетс-ся здес-сь или перенос-ситс-ся с-сюда не прос-сто так – у каждого ес-сть с-свое предназначение и с-своя роль. Каждый для чего-то нужен. Потому – мир на каждого накладывает определенную печать, с-создавая с-судьбу человека. На тебе с-совер-шенно определенно лежит ес-сли не печать с-спас-сения, то жизни – точно. А ес-сть люди с-с печатью с-смерти – они родилис-сь, чтобы умереть за кого-то или что-то. Люди с-с печатью с-счас-стья – приходят в этот мир, чтобы дарить окружающим радос-сть. А с-с печатью обреченности – призваны с-служить. С-самый с-сложный с-случай – никогда не поймешь, нему или кому они с-служат: с-себе ли, миру или кому-иибудь еще.

– Гм… – только и нашла что сказать я. – И ты молчала?..

– Такие вещи при лишних ушах не говорят, – назидательно изрекла ящерка, взмахнув для пущей важности хвостом. – А времени подходящего не было: либо он вертитс-ся радом с-с тобой, либо ты – не в с-себе.

– В смысле? – опешила я.

– В прямом. Либо с-спишь, либо в обмороке, либо пьяная, либо пытаешьс-ся прийти в с-себя.

– Самой поменьше спать надо! – оскорбилась я.

– Я не прос-сто с-спала, а вытягивала из тебя ос-статочную магию огня. И пропус-стила много инте-рес-сного, о чем вес-сьма жалею. А повязку не трогай и не мочи руку нес-сколько дней. Пус-сть язвы с-спо-койно заживут.

– Постараюсь, – обиженно пробурчала я.

Раз уж не удалось поспать, я пододвинула ближе сумку и с восторгом извлекла из нее хлеб, овощи, сыр и флягу с водой. Нужно не забыть поблагодарить Райта за заботу, дай бог, чтобы наши пути опять пересеклись, прежде чем вернусь домой. Жадно набросившись на еду, я некоторое время выпала из объективной реальности, забыв обо всем на свете и почти не чувствуя вкуса пищи. Главное – поесть. Нет, покурить… Тьфу ты, сигареты-то – кончились еще на свадьбе! Застрелюсь. От огорчения я не заметила, как стрескала почти половину запасов. И ладно, может, вообще брошу курить, давно ведь собиралась и… Душу продам за сигарету любому, кто бы на нее ни рискнул позариться.

Хмуро засопев, я уставилась на дуб, по инерции дожевывая бутерброд. Меж тем Янтарь, ободрав нижние ветки дерева и траву вокруг него, вальяжно подошел ко мне и нагло сунул нос в открытую сумку. Я даже не стала его отгонять. Пусть пороется, мне не жалко, тем более, ничего съедобного там нет, все при мне. Виал, повозившись, хитро сверкнул глазами и выудил из сумки необъятных размеров розовый сарафан в милый зеленый цветочек. Я поперхнулась непрожеванным куском, а Яти с любопытством воззрилась на извлеченную вещь.

– Это еще тебе зачем?

– Надо полагать, это смена белья, – прокашлявшись, мрачно сообщила я.

Ящерка фыркнула, я – тоже. Нет, что ни говори, а странное у Райта чувство юмора. То поесть предлагает в компании мертвецов, то пугает несуществующим ядом, и вот теперь… Н-да, смена белья расцветки какой-то ненормальной. Пошутил, называется. Я доела бутерброд, с трудом запихнула покрывало и остатки еды обратно и заодно отобрала у Янтаря сарафан. Как-никак – это одежда, пусть и безобразная. К моей безмерной радости, среди вещей обнаружился нож, и по-сему – лишнюю ткань теперь можно обрезать и превратить дикую вещь во что-нибудь более пристойное.