— Ты прав, я должен вам рассказать куда больше. Но сейчас не время, и сейчас мы пытаемся избежать погони, которая нам угрожает….
— Не нам, а тебе и Дастину. Причем чем это грозит Дастину я пока не вижу. Тич им не нужен, а я вообще собирался участвовать во всем этом, если помнишь, как охотник, а не как дичь!
— Хорошо, давай уберемся отсюда и соберем большой совет нашей компании. И тогда все и обсудим, хорошо?
— Хорошо, — согласился Ильмер, — и учти, я тебе об этом напомню, если ты забудешь.
Все опять пошли быстрым шагом к берегу и вскоре вышли на берег моря. Лодка Аргвинара, как и было обещано, лежала на берегу.
— Он знает, где наша лодка, — заметил Онтеро, — так что не будет возражать против того, что мы эту позаимствуем. Давайте быстрее…
Все влезли в лодку, отчалили и некоторое врмя, сменяясь по очереди, молча гребли в сторону материка, пока остров не превратился в тонкую линию на горизонте. Тогда, гребший в тот момент на пару с Дастином Ильмер, опустил весло на дно лодки, скрестил руки на груди и сказал:
— Итак, не пора ли нам поговорить?
Онтеро вздохнул и ответил:
— Что ж, я готов. Я не уверен, что смогу рассказать все, но…
— Погоди, — прервал его Ильмер, — прежде всего нам нужно поянть, кто чего хочет. Тогда станет яснее что нам важно знать, что мы хотим сейчас, а не что мы захотим после твоего рассказа. Согласны?
Если кто и возражал, то не подал виду, и даже Онтеро грустно, но согласно кивнул головой.
— Хорошо, — продолжил Ильмер, — я хотел поймать убийцу моей невесты, но понял, что он — невиновен, и более того, моя невеста совсем не убита и даже не совсем то, что я думал о ней. Браки между принцессами и герцогами не похожи на браки обычных людей, слишком многое зависит от них и слишком многое происходит до, во время и после. Нарушить такие планы в последний момент не просто и такое не случается само по себе. За этим должно стоять что-то действительно серьезное. Достаточно серьезное, чтобы повлиять на жизнь в Вильдаре. Я — герцог Хорнкара и я отвечаю за свое герцогство и своих людей перед Богом. Я должен знать, что грозит моим людям и как это предотвратить. Если есть лучший путь защитить моих людей, чем болтаться по всему Вильдару с вами — я должен сделать это. И еще, я не могу бросить моих людей надолго, они нуждаются во мне. Я сказал.
Ильмер взглянул на Тича:
— Ну, я даже и не знаю, — начал мальчишка, — я хочу научиться у Онтеро его магии, и хочу участвовать в приключении, и я думал, что если я буду рядом с Ильмером, и смогу отличиться, то смогу получить дворянство. Такое на дороге не валяется. И еще мне нравится Дастин, он хоть и непутевый, но может быть настоящим другом. Вот вроде и все.
Ильмер перевел взгляд на сидящего рядом Дастина. Менестрель замялся и начал:
— Сначала я хотел, чтоб меня не казнили, тем более, что и виноват-то я не был. Хотел удрать из тюрьмы, и чтоб меня не поймали. А теперь я просто хочу жить и не бояться. Если бы я мог куда-нибудь скрыться, где меня бы не нашли, и где я мог бы жить, ну, как все живут, я думаю… — Дастин беспомощно развел руками.
— Итак, мы слушаем тебя, чародей, — сказал Ильмер. — Что ты можешь нам сказать?
Онтеро потер переносицу, нервно оглянулся по сторонам, будто боялся, что кто-то может его подслушать посреди открытого океана, вхдохнул, мотнул головой, еще раз глубоко вздохнул и начал:
— Я не знаю точно, в таких вещах никогда нельзя знать точно, но ты прав, Ильмер, я не должен был держать это при себе. Просто я забыл, что двум из нас не от кого бежать, а сам я только о том и думал — куда скрыться да как понять, что же происходит. Теперь я рискну, и скажу вам, что знаю, а дальше вам решать.
Все вы слышали про Певца, который должен придти в мир и принести Песню. Но большинство не знает, что это за Песня и откуда она взялась, и что это означает. Считается, что когда Создатель делал этот Мир он начал с Песни. Эту особую Песню пел он, и с ним особые могущественные создания, которых он создал еще до нашего Мира. Назовем их для простоты ангелами. По сути эта Песня и стала нашим Миром. Она была задуманная совершенно, и мир созданный ею тоже был совершеннен, но один из ангелов решил не следовать Создателю, а внести что-то свое, придумать свою песню. И он внес диссонанс в общую мелодию. Создатель исправил это, но мятежный ангел опять запел по-своему, и так повторялось несколько раз, пока того, кто портил мелодию не изгнали из круга избранных. Но зло уже было сделано, и поэтому мир получился таким, какой он есть. Илиниты считают, что исправив зло, восстановив изначальную мелодию, можно восстановить совершенный мир без зла, без горя, без бедствий, идеальный мир. Есть те, которые хотят наоборот, не допустить восстановления изначальной мелодии, а по возможности избавиться от нее вообще. Я не знаю, почему они так думают, для всех очевидно, что это привело бы к полному разрушению мира. Наконец, есть мы — волшебники Архипелага. Мы занимаем особую позицию. Мы считаем, что полное восстановление мелодии так же губительно, как и полное забвение ее. Потеряй мир полностью изначальную мелодию — и он рассыпется во прах, потому что только в ней была сила, которая создала этот мир, без нее он не может существовать. Но победи эта изначальная мелодия — и все станет совершенно, хорошо, и… неизбежно. Если мир совершеннен, каждый делает только совершенные поступки, каждый предсказуем, каждый не более чем марионетка законов совершенства, в конечном счете ничего не будет делаться, что не должно делаться, и ничего не будет не сделано, что должно быть сделано. Никто просто не будет иметь выбора, все будут делать лишь то, что совершенно, а потому по сути не будут делать ничего, что равносильно смерти. Поэтому мы, волшебники Архипелага, полагаем, что лишь в равновесии сможет мир существовать, и что любая крайность, будь то добро, или зло, приведет к его концу. Но кто бы ни обращался к этому вопросу, все согласны в одном — в важности Песни. И все согласны с древним пророчеством про Певца, который принесет Песню в Мир вновь. И все согласны с важностью этого пророчества, и что время, когда в Мир придет Певец, навеки изменит это Мир к лучшему или к худшему, независимо от того, как они понимают лучшее и худшее.
— Погоди, Онтеро, — прервал его Ильмер, — это все занятно, но все мы слышали сказку про Певца. Ты не можешь найти лучшее время для нее? Сейчас мы ведь спрашивали тебя о другом!
— Потерпи немного, — ответил толстяк, — я объясню, почему я об этом говорю. Так вот, продолжая, представьте, что вы живете во время прихода Певца. Каково это будет? Это необычное время, это время когда многие делают не то, что делают всегда, и то, что делают всегда, может оказаться неправильным, ошибкой. Для начала все, и светлые, и темные, и просто желающие власти, равно как и нежелающие власти для соперников, все примут в этом участие. От этого будет зависит жизнь каждого в Вильдаре надолго вперед. Победи одни, и страны будут процветать, мирные дороги, плодородные поля, добрые соседи, победи другие — и будут войны, пожары, смерть всюду и везде, поэтому те кто будут сражаться вокруг Певца вряд ли будут разбирать пути, и кто бы ни победил в конце — по дороге будут и войны, и пожары, и смерти, и это будет по всей стране. Да и представьте себя на месте правителя в это время, что бы он сделал? Если он действительно хочет блага своему народу, он просто был бы должен принять в этом участие и вынужден был бы сделать все, чтобы защитить Певца от тьмы. Потому что только так он мог бы защитить своих людей от бедствий в конце концов, это слишком велико, от этого не отсидишься за крепостными стенами, это — для всех. А сам Певец, какого ему? Сила данная ему — это непростая ноша. Почти непосильная для человека. Это как петь во дворце какого-то тирана и знать, что за каждую твою фальшивую ноту, он кого-то прикажет казнить. Не тебя — кого-то. За каждую фальшивую ноту. Представили, каково будет Певцу? И этим тираном будет он же сам, точнее данная ему в Песне сила. Ведь он ее должен принести в мир, и если он сумеет не исказить ее, только тогда она будет обладать силой воцарять мир и покой, а иначе та же сила будет нести зло, как она делала тогда, когда была искажена в начале времен. Каково?
