Облегчение наступило немедленно. Чувство, что на меня пялятся, сменилось ощущением чего-то приятно мягкого, обхватившего мою шею. Выкрашенные хной кудри потекли по плечам, узкие руки массировали мои предплечья, края корсета из китового уса прижались к спине.
— Где твоя улыбка, красавчик? — Девушка склонилась надо мной, выставляя напоказ телеса над корсетом. Бледные руки пробежали по моей груди и животу. Признаться, после нескольких недель постоянных (и нежеланных) физических нагрузок я был похож на стиральную доску. — Уверена, я смогу его найти. — Ее пальцы скользнули ниже. Годы опыта позволили распределить внимание между ее грудями, поданными на корсете, и расположением своих собственных достоинств. Она наклонилась ниже и зашептала мне на ухо: — Салли все сделает, тебе понравится.
— Благодарю, но нет. — Я сам себя удивил, по правде говоря. Салли была еще молода и недурна собой. Это у нее еще отберет ветер опыта, что дует в таких местах. Но я мало на что способен, будучи в холодном поту, и инстинкт труса говорил, что пора бежать. В таких обстоятельствах мой пыл не может разгореться.
— Правда?
Она опять наклонилась, груди ее качались, дыхание касалось уха.
— У меня нет денег, — сказал я, и тут же теплота исчезла с ее лица, и глаза уже искали другие возможности. Снорри, естественно, привлек ее внимание, но он сидел в углу и так яростно воевал с куском говядины на кости, что Салли усомнилась, сможет ли она составить достойную конкуренцию. Она взмахнула юбками и исчезла. Я нервничал, но тем не менее смотрел ей вслед. Я оказался в обществе двух ветеранов, седых, но поджарых и крепких, подобно дубленой коже, с таким же бесстрастно-расчетливым взглядом, как у Джона Резчика, когда он примеривался ко мне. Я вернулся к своей тарелке, но есть совершенно не хотелось. Кто-то назвал этих двоих братьями Лжецом и Роу. Я не горел желанием выяснять, кто из них кто. Взрыв смеха Снорри разогнал мои страхи, хотя я вздрогнул, когда он вывалил на стол свой топор.
— Нет. Вот это — топор. А у тебя — так, топорик.
Снорри вещал о ладьях, конструкции топоров и цене на соленую рыбу, а я тем временем огляделся — настолько осторожно, насколько возможно над краем пивной кружки. Кроме трио «великан, толстяк и убийца» позади меня, за другим столом занимались чем-то посерьезнее, чем выпивка. В нише в дальнем конце комнаты спорили двое. Немногие детали брони, что были на них, существенно превосходили качеством все, что было у братьев. Оба были высокими, с длинными темными волосами (у одного прямые, у другого вьющиеся), старший был лет тридцати, с открытым лицом, для которого нынешнее мрачное выражение было, наверно, нетипично, другой — молодым, совсем молодым, не старше восемнадцати, но опасным. Если при виде прочих братьев колокола моей тревоги начинали звонить, этот мальчик с резкими чертами лица чуть ли не срывал их с петель. Едва я его заметил, он бросил на меня взгляд. Долгий такой взгляд, повелевающий мне отвернуться.
Эль лился рекой, и постепенно аппетит вернулся ко мне, а с ним и благодушный настрой. Эль помогает смыть страхи. Конечно, они наутро вернутся, мокрые, и свернутся у ног, а с ними и новые, да еще головная боль, способная и камень расколоть, но на краткий срок эль отлично заменяет отвагу, быстрый ум и довольство жизнью. Вскоре я обменивался с молчаливым братом Эммером историями о любовных победах. Честно говоря, это был довольно-таки односторонний обмен, но когда у меня развязывается язык, я расположен к разговорам на такие темы, как и многие здоровые молодые мужчины.
К тому времени как подошла очередная девка, я был уже готов ответить ей несколько иначе, чем Салли. Мари избавилась от платья и осталась лишь в корсете, у нее были длинные темные волосы и лукавые глаза, к тому же эль прибавил мне храбрости, и я поднялся на ноги. И тут я заметил гиганта — братья называли его Райком. Он возвращался со зловещей ухмылкой на лице. Я тут же снова сел и принялся с интересом разглядывать дно пивной кружки.
Облегчение как ветром сдуло, когда по мне скользнула тень гиганта. Он был по крайней мере на целую ладонь выше Снорри, руки, пусть и на них не вырисовывались так четко мускулы, были толще моих ног. Братья расступились, давая ему пройти к Снорри: юный Сим буквально скользнул под стол, чтобы не оказаться зажатым между ними. Мари также весьма быстро испарилась. Сам Снорри словно бы и вовсе не был обеспокоен, он поставил кружку на соседний стол и вытер бороду, очищая ее от наиболее крупных остатков пищи.
Обычно, даже когда драка неизбежна, обе стороны немножко медлят, чтобы разогреться. Унизительное замечание, потом ответ на него повышает ставки, потом оказывается, что чья-то мать — шлюха, а чуть позже, кем бы там ни была эта мать, на полу уже лужи крови. Брат Райк не тратил время на подобное — он просто издал животный рык и быстро пересек оставшееся расстояние в три шага.
В последний момент Снорри переместил свой немалый вес — и конец быстро освободившейся скамьи ударил Райка по подбородку и подпер его кадык. Даже с учетом того, что на ней сидел Снорри, скамейка проехала по полу десяток сантиметров, прежде чем остановить приближение Райка. Снорри встал, Райк отшатнулся, скамейка упала. Потом Снорри сделал шаг, быстро обхватил затылок противника руками и приложил его лицом об стол. От удара эль выплеснулся из кружки мне на штаны. Райк соскользнул на пол, оставляя красную полосу на мокрых от пива досках.
Убийца стоял рядом с павшим товарищем. Этого звали Красный Кент, он держал руку на топоре за поясом, на лице читался немой вопрос.
— А, ну, этот пусть поспит, — ухмыльнулся Снорри и тут же сел. Брат Кент улыбнулся в ответ и ушел к своему толстому приятелю.
Снорри потянулся к соседнему столу за своей кружкой.
Мне полегчало. Внезапное падение Райка преисполнило меня благодушием. Я выхватил у проходящей мимо служанки еще одну кружку с элем и бросил медяк на поднос.
— Ну, брат Эммер, — я сделал паузу, чтобы выпить залпом, — это почти все равно что просто пить большими глотками, разве что на грудь проливается заметно больше пива. — Не знаю, как ты, а я бы предпочел продолжить развлекаться уже в горизонтальном положении. — И, словно по команде, прелестная Мари оказалась рядом, с готовой улыбкой на лице. — Слава тебе, Мари, исполненная благодати, — сказал я, заменяя остроумие опьянением. — Мой отец — кардинал, представляешь? Пойдем-ка наверх и обсудим экуменические взгляды. — Мари подобающим образом хихикнула, и я поднялся, опираясь на плечо брата Эммера. — Ведите меня, милая леди!
Я хотел было поклониться, но передумал — равновесие я держал уже с большим трудом.
