И все же на «Эйку» поглядывали с любопытством. Рес и Леск, пришвартовав суденышко, ступили на доски причала. Вооруженные — Леск несла упрятанный в парусину самострел, Рес ограничился мечом и тесаком — решил оставить второй самострел и лук на «Эйке», мало ли, как там сложится.
Старик, рыбачивший с береговых камней, оставил удочку, ловко, молодые позавидуют, взобрался на причал и пошел навстречу. А ведь побережник, свой! Наконец-то… На голове у старика была кожаная шапочка, в руках — резная палка с костяным набалдашником. Шапочка и палка означали, что побережник не кто-нибудь, а клинный — один из местных предводителей. Рес вспомнил, почему клинные носят шапочки — от морян пришло. А к тем от людей дельты, у которых плешь считалась признаком солидности, глава рода или селения просто обязан быть плешивым, а лучше — лысым. Но люди моря не лысеют, и все тут. Бритые же головы вообще глупо смотрятся с точки зрения людей дельты — как если дети будут усы пририсовывать. Пришлось морянам шапочки придумывать.
Поздоровались на языке побережников. Клинный доброжелательно спросил:
— Вы из империи? Беженцы?
Рес и Леск только вздохнули.
— Неужели в империи еще остались наши? — удивлялся клинный.
— Больше не осталось, — опять вздохнул Рес.
Старик не улыбнулся — нет ничего смешного. Держался он с достоинством Иператора.
— К нам мало беженцев приплывает, империя далеко все же, — этими словами клинный вежливо намекал, что беглецов примут хорошо. Вот если толпами валят, тогда не хватает на всех гостеприимства.
Беглецы назвались только что вымышленными именами — Нив и Мира из рода ночного дождя стальной дороги. Не забыть бы, не запутаться. Клинного звали Глеш, он сразу пригласил беглецов к себе.
Пошли дальше по причалу, Глеш не стал забирать свою удочку, видимо, ее не тронут — то ли местные хорошо знают, чья она, то ли здесь вообще не принято брать чужое без спросу. Спросил:
— Почему вы добрались к нам, на Лисичку?
Рес объяснил, как уже договорились с Леск:
— Сперва мы на Рыбацкие острова высадились. Но там уже много беженцев, и с работой не очень. Местные-то не прочь были потесниться, но нам обузой быть не хочется. А у нас и родичей там не нашлось. Ну, деньги были, купили мы кораблик и сюда направились. А здесь видно будет — или продадим кораблик да во что вложимся, или морским извозом займемся.
— Продать кораблик будет легко, — кивнул Глеш, — храму неба как раз нужны быстроходные…
За разговором дошли до берега. Но ступить на него не успели — из какой-то будки выскочил местный стражник в отполированном бронзовом шлеме и с куцым мечом в руке, закричал:
— Это же они! — и бросился на Реса, замахиваясь из-за головы.
Что значит «они»? Дошла, все же, весть из империи с приметами нарушителей договора, как и боялись беглецы? Плохо…
Рес в одном движении выхватил меч и скользнул в сторону так, чтобы вытянуть стражника на себя, а Глеш оказался у того за спиной.
Стражник рубанул мощно, наискось, Рес защитился ударом в плоскость его меча… но не отбил клинок врага, а перерубил у основания. Неважная сталь. Стражник непонимающе уставился на обломок оружия, получил хороший удар дужкой снизу вверх в челюсть и рухнул.
А Глеш-то не вмешался. Мог, если не ударить стражника палкой, то хотя бы задержать его, окликнуть. Значит — решил не вмешиваться, значит — тоже враг…
Очень вовремя Рес это понял и посмотрел на Глеша — тот атаковал. Палкой. Ловко обвел меч, Рес едва успел защититься тесаком. Сам атаковал двойным, но Глеш легко, как будто предвидел, отбил атаку, ответил коротким, но тяжелым ударом в руку — от таких даже стальные перчатки не всегда защищали. Реса спасла широкая гарда меча.
Глеш был силен в палочном бою, слишком силен — защищался непринужденно, нападал молниеносно и коварно, Рес едва успевал прикрываться, от коротких, но мощных ударов по мечу отдавалось в руку. Пятился, чтобы удержать расстояние, уже не бил — отмахивался, лишь бы противника занять и самому не подставиться. И все равно пропустил тычок в ребра, аж равновесие потерял — и открылся. Глеш уже занес палку, но, вместо того, чтобы ударить, вильнул в сторону-вниз — в следующее мгновение щелкнул спуск самострела, и там, где только что было солнечное сплетение Глеша, просвистела стрела — Леск вступила.
Рес восстановил равновесие, рубанул, еле-еле отбился, все лучше понимая, что долго не выдержит. А Глеш еще и выхватил из-за спины рыбацкий нож — подлость готовит, метнет в упор или еще что. Леск ринулась в бой — правильно держала перед собой разряженный самострел, хотела взять им в зацеп палку Глеша, но почти сразу свалилась от тычка ею под дых. Глеш еще и ловко ушел в строну, прикрылся Леск от Реса. Она всего лишь выгадала несколько мгновений. Однако за эти мгновения Рес вспомнил Бурное Плесо, поединок с десятником морских лучников, звон клинка о сталь кольчуги… Атаковал глубоким выпадом, а потом, вместо того, чтобы защищаться от удара Глеша, сам рубанул — коротко, но на себя. Палка врезалась Ресу в бедро, да так, что рухнул, будто подрубленный, взвыл от боли. Зато почувствовал, что его меч вошел-таки в плоть.
Рес дернулся, отползая, держал оба клинка перед собой — ждал удара. И сквозь болевой туман увидел, что Глеш стоит на коленях и зажимает глубокую резаную рану на плече. Рядом раздались очень знакомые скрип и щелчок — Леск взвела самострел. Встала, тяжело дыша, отшвырнула ногой палку Глеша, потом его нож. Старик клинный смотрел прямо перед собой, кровь из раны тонкой струйкой заливала доски.
— Мы же одной дороги! — с яростным укором воскликнула Леск.
— Вы преступники, — глухо ответил Глеш. — Если вам помочь… даже если вас всего лишь отпустить, накажут всех нас… весь род режущей травы.
— Что ты врешь! — возмущалась Леск. — Глава совета на Лисичке из наших, побережник! Думаешь, я не знаю?!
— Вы преступники, — совсем отстраненно произнес Глеш.
Рес уже очухался, растер ушибленную ногу — как только кость выдержала. Увидел, что среди рыбаков на берегу и причалах поднялась суета — все спешат к месту поединка, многие с ножами и тесаками наготове. Рес встал, и похромал к причалу — к «Эйке». Леск помогала. Оглядывались — побережники сражаются до конца, если есть за что. Не найдется у Глеша метательного ножа или свинчатки, так хоть башмаком запустит. Но Глеш перевязывал себя рукавом, даже не смотрел вслед беглецам. Значит, не за что ему башмаками кидаться, не грозит ничего здешним побережникам за то, что нарушителей древнего договора отпустили. Или это Рес сам себя успокаивает?
Глеш все-таки бросил в спину беглецам — не нож, не ботинок, а слова:
