— Я не понимаю тебя, Наташа. — вымученно ответил Лён. — Мне не видно того, о чём ты говоришь. Может быть, это лишь предвзятое мнение?
— Возможно. — внезапно отступила она. — Наверно, я не о том говорю накануне расставания.
Они ещё некоторое время помолчали — говорить, как ни странно, больше было не о чем. Но и это молчание было красноречивее любых слов. Они действительно расставались. Возможно, это было лучшее из всего, что могла предложить им судьба. Наверно, эльфы знали, что делали, когда вручили Наташе свой богатый дар — бриллиантовую диадему. Именно эта вещь встала между Лёном и его подругой.
Родители Наташи очень хорошо распорядились этим даром, они сумели без потерь обратить подарок эльфов в деньги, и в большие деньги. И теперь Платоновы готовились к переезду в другую страну — подальше от российской жизни, куда-нибудь в тёплое место. Даже не в Москву — зачем им этот сумасшедший мегаполис!
И вот теперь, в эти последние минуты перед расставанием, Лён вдруг осознал, как мало общего между ним и Наташей. Увлекательные приключения в Селембрис закончились, настала отрезвляющая реальность: если есть возможность хорошо устроиться в этой жизни, зачем волшебная страна? И даже более того, он чувствовал, что дело здесь не только в разнице обеспеченности семей.
Родители Наташи, особенно Лиля Платонова, с некоторой настороженностью относилась к Лёну. Хотя она и не знала ничего о волшебной стране, в которой побывала её дочь (Наташа благоразумно не стала посвящать своих родителей в эти детали), но всё же чувствовала в приятеле своей дочери нечто странное и опасное. Удивительно было наблюдать, как родители Наташи, особенно мама, ловко балансировали между здравой житейской рассудительностью и подсознательными мотивами. Так, например, они легко поверили в то, что летом, в глухой деревне, нашёлся клад с двумя одинаковыми драгоценными диадемами — именно так Наташа объяснила родителям это приобретение. При том и Антонина, бывшая классная, подтвердила, что это был именно клад. Клад, так клад — очень хорошо. И родители Наташи с практичным рвением сумели обратить эту бесценную находку в солидные деньги. А раз такое дело, чего им прозябать в этом большом и грязном муравейнике с названием Нижний Новгород? И вот в один момент образовалась дистанция между Наташей и Лёном.
— Ты поедешь проводить меня? — с неожиданно тёплой улыбкой спросила Наташа.
— В аэропорт? — машинально спросил он.
— В аэропорт. — ответила Наташа.
Да, он поехал, он видел как улетал «Боинг», унося от него частичку его жизни. Всё кончено, они расстались. И почему она до самого конца так и не сказала ни слова о будущих надеждах, о лучшей жизни — только отвращение к той действительности, которая составляла привычный Лёну мир. Зато Лиля Платонова радостно щебетала о том, как хорошо они устроятся в будущем. Сначала поживут у знакомых в Праге, потом решат, где обосноваться. Всё это уже не имело к Лёну никакого отношения, и он лишь молча слушал песню счастливых надежд.
* * *
Сегодня было снова воскресенье. Две недели он уже не попадал в Селембрис, и напряжённое ожидание выматывало его. Лён хмуро сидел за компьютером, или слушал музыку, пытался читать, но ничего не помогало.
— Послушай, Гранитэль, — тихо обратился он к перстню. — я вспоминаю прошедшее погружение и не могу понять, отчего мне стало жалко Лембистора. Он так искренне заплакал. Или это актёрство?
— Ничего удивительного. — отозвалась принцесса. — Ты всё никак не можешь поверить, что его нужда реальна, всё думаешь, что цель его — просто злостные козни. Он хочет жить, очень хочет жить, а исход дела зависит от тебя. Вот он и старается тебе понравиться. Он быстро мыслит и быстро учится, в этом отношении ты отстаёшь от него. Но главное не в этом. Ты боишься действовать, Лён.
— Я боюсь? — изумился он. — А как же тогда я уничтожил колдуна?!
— Я не об этом. Ты стал слишком расчетлив, слишком недоверчив. Ты боишься самого участия в каждой истории, и раз от разу твой страх всё очевиднее. Я полагаю, это из-за того, что случилось с Пафом. Ты допустил промах, предвидеть который был не в состоянии, и теперь боишься вновь совершить ошибку.
— В чём это выражается? — угрюмо спросил Лён.
— Ты не участвуешь в истории, ты разыгрываешь партию в шахматы, старательно просчитывая каждый возможный ход событий. Невозможно просчитать оптимальный ход без потерь — слишком сложна игра. Ты перестаёшь верить в счастливый случай, не оттого ли ты так резко оборвал мечту Долбера? Он хочет стать королём — само желание этого делает его мечту возможной. Ведь это же Селембрис, Лён. Раз Долбер связал свою судьбу с тобой, значит, от тебя зависит быть ей или не быть.
— Я так и не понял, в чём проблема. — мрачно признался он.
— Погружаясь в историю, ты должен всецело принадлежать ей, а не быть сторонним наблюдателем, который вмешивается в дело лишь тогда, когда считает нужным.
— Да, последний раз мне показалось, что я участвую в инсценировке.
— Вот именно, а Долбер и даже Фазиско вовлеклись в неё со всей страстью.
— Но я не знаю, смогу ли я так.
— Смоги, Лён. Даже я не смогу сделать для тебя чудо, если ты будешь отстраняться от реальности Жребия.
— Я хотел спросить: это видение у Орорума подлинное?
— Вот видишь, ты даже Орорум, древний оракул, принял за подделку. Да, он воскрешает память, но лишь ему угодным образом. Я была там с тобой и видела то, что видел ты. Четыре портрета — это четыре человека, с которыми я провела много дней из их жизни. Первым был Гедрикс. Когда он умер, а жил он долго, то перстень положили вместе с ним в могилу. Для меня остановилось время, но я очнулась, оказавшись в руках другого человека. Это был царевич Елисей. Вместе с ним я прошла долгий путь, и тоже рассталась после его смерти. Потом был тот, кого я помню, как Финиста. Маг огня, летающий, как сокол.
— А кто четвёртый? — волнуясь, спросил Лён.
— Четвёртый ты. И то, что ты видел круглую комнату волшебного дворца, говорит о том, что однажды ты в неё войдёшь. И ты будешь последним, кто владеет перстнем Гранитэли.
Это было всё, что принцесса сказала ему. По её дальнейшему молчанию, Лён понял, что она более ничего не произнесёт.
Воскресный день. Вчера между мамой и Семёновым произошёл какой-то неприятный разговор. Дядя Саня говорил извиняющимся голосом, а мама как-то невесело отвечала. Всё это было за закрытыми дверями, и Лён не мог слышать, о чём они там говорят. Когда же мама вышла с печальным видом, он подумал, что, возможно, Семёнов собирается их покинуть. Но, оказалось, что всё не столь плохо. На самом деле, он хотел повидать своих детей, а Зоя, естественно, заревновала.
