Качаю головой. Какая разница? Нет времени, чтобы бегать за помощью — проклятый горбун дал полколокола, чтобы я добрался до него...
Словно в ответ на мои мысли голову вновь простреливает вспышка боли, заставляя повернуться — и я вижу на перекрёстке ту самую тень. Она стоит, вытянув когтистую лапу в сторону Мясного ряда.
— Ты что, направление указываешь? — ухмыляюсь я и иду к посланнице чернокнижника, не обращая выскочивших на улицы паникующих людей.
Стоит оказаться в нескольких шагах от тени, как она растворяется в воздухе. Я смотрю в том направлении, куда она только что указывала и снова вижу свою “провожатую” — теперь она расположилась под покосившейся вывеской разорившегося трактира, вытянув когтистую лапу в сторону ближайшего проулка.
Что ж… Теперь никаких сомнений нет— меня отведут по адресу…
* * *
Внутри старой водонапорной башни пахнет словно в заброшенной лавке мясника, где давно сгнило всё мясо и завелись крысы. Здесь почти ничего нет, кроме нескольких клеток, установленных на концах пентаграммы, намалёванной кровью на деревянном полу.
За стальными решётками без сознания лежат несколько человек. Я с содроганием узнаю Алана-алхимика и Вильгельма, вот только от их прежде цветущей молодости ничего не осталось. Кожа сморщилась и обтянула черепа как сухая бумага, одежда висит грязными обрывками. Теперь они больше напоминают иссохшие трупы — словно из их тел выпили все живительные силы. Трое других несчастных мне не знакомы… Изабель не видно.
Я сжимаю кулаки так, что впиваюсь ногтями в ладони. Хоть бы с ней всё было хорошо! Только бы этот гад её не тронул!
С валяющихся в клетках несчастных “стекают” потоки энергии. Они притягиваются к линиям пентаграммы, струятся по ней и собираются в центре, смешиваясь с кровью в огромном ржавом чане. Из него, постепенно расширяясь, в проломленную крышу бьёт алый поток энергии, теряясь где-то в закручивающемся в небе вихре…
Едва я вхожу в просторное помещение, как тень, шагающая впереди, исчезает. Но в ней нет нужды — я вижу, как возле одной из стен перед небольшим столом замер Керс.
Горбун всё такой же — в старой прохудившейся мантии, кривой и убогий, но что-то в нём неуловимо изменилось. И я понимаю, что — лицо.
Теперь оно не похоже на гримасу придурка. Никакой дурацкой ухмылки, взгляд не отсутствующий, как обычно, а жёсткий, решительный. Губы сжаты в тонкую улыбку. Перед горбуном на столе лежат несколько вещей — колбы с плещущейся кровью, журнал, фолианты, кусок камня с какими-то надписями, большая кожаная сумка и… Книга Беренгара!
Когда я вхожу, Керс как раз пролистывает её. Но, по всей видимости, никуда не перемещается.
— Любопытная вещичка, — спокойно говорит он, когда видит меня на входе. Голос горбуна сильно отличается от того, что я слышал. Он глубокий, ровный. Я бы даже сказал — красивый. И речь правильная, не чета тому, как он разговаривал раньше. — Чувствую в ней что-то, но что — понять не могу. С тех пор как мой помощник стащил её из твоих комнат, никак не найду времени разобраться как следует. Может, расскажешь?
Рядом с Керсом появляется тень и сливается с ним.
— Где Изабель? — напряжённо спрашиваю я, не отвечая на вопрос.
Горбун щёлкает пальцами, и из-за ширмы, стоящей чуть дальше, выплывает ещё одна клетка. В ней — Изи. В сознании, цела и невредима, насколько я могу судить. Даже одежда цела, разве что замаран подол белоснежного платья.
— Хэл!
— Изабель! — я бросаюсь к ней, но горбун делает жест рукой, и клетку относит в сторону. Вторую руку он выставляет вперёд, останавливая меня.
— Сначала поговорим.
— Ты труп, скотина! — рычит сквозь зубы моя подруга. Её лицо перекошено от злости, глаза сверкают гневом, — Труп, слышишь?! Мой отец выпотрошит тебя как свинью! А потом я вскрою твою могилу и помочусь на твои кости, понял?!
Керс хлопает ладонями, и голос блондинки пропадает. Изабель открывает рот, но из него не доносится ни звука!
— Дочь графа, а стелет как портовый грузчик, — качает головой Керс. — Да ещё и такие… Пожелания… Полагаю, некромант из неё вышел бы очень даже неплохой!
— Если ты её тронешь!..
— Не терплю пустых угроз, — картинно вздыхает горбун. — Да они и не нужны, Хэлгар. У нас с тобой… Как бы поточнее выразиться — общие цели.
— Что ты несёшь?!
Керс прочищает горло и совершенно неожиданно для меня нараспев зачитывает стих:
В тот день, когда погибнет тёмный царь,
Взовьётся в небо синяя роса.
И знания потерянных времён
Дойдут сквозь камень, к сыну от отца.
Когда на город на реке придёт темнейший дар,
Хранитель обретёт былую силу.
Проснутся снова камни Эрленкар,
И тьма покинет давнюю могилу!
— И что это за бессмыслица? — произношу я.
— Для тебя, непосвящённый, может быть и бессмыслица! — горбун сжимает губы в ещё более тонкую линию. Очевидно, ему не понравилось моё пренебрежение к странным строчкам. — Но я… Я потратил столько лет на расшифровку камня Эрленкар! Он говорил со мной! Это пророчество, Хэлгар! Пророчество, которое было сделано нашими далёкими предками ещё до того, как они прибыли на Рагатон и произошёл Раскол! И оно обо мне! Я стану новым Хранителем! Тем, кто вернёт времена старых Богов! Тем, кто будет нести их волю в этом мире!
Если бы ситуация не была такой серьёзной, я бы расхохотался в лицо этому сумасшедшему.
Пророчество предков?! О лишённом разума малефике, который запер своего отца в магическом подвале, переломал ему ноги и выколол глаза?!
Но вместо этого я стараюсь потянуть время, пока соображаю, что же делать с этим безумцем? Ритуалом, который явно выльется во что-то серьёзное, тёмным проявлением на воротах и сильнейшим ментальным воздействием на огромное количество людей Керс продемонстрировал, насколько он силён.
Сейчас горбун будто не видит во мне опасного противника… Что, если я смогу воспользоваться этим? Если подойти поближе… Если использовать магию крови! Или символ Ар, которым я уложил Вильгельма? А лучше — всё вместе!
— Почему ты так решил?
— Потому что в тот день, когда Кристиан Слэйт победил Ирандера, было исполнено начало этого пророчества. Синяя роса — герб твоего дома. А знания потерянных времён, которые дойдут сквозь камень от отца к сыну — это про меня. Видишь ли…
Керс осекается, быстро облизнув губы, прислушивается, мотает головой, будто отгоняя какие-то мысли, и продолжает:
— Видишь ли, когда генерал Слэйт победил Ирандера и велел разрушить его замок, он знал о несметных сокровищах под твердыней тёмного властелина. Я говорю не только о золоте и драгоценностях. Там были знания, Хэлгар. Знания и память веков, тысячелетий, которые Ирандер мог использовать, но по какой-то причине не сделал этого… Твой отец велел сжечь каждую книгу, разбить каждый кристалл памяти, уничтожить каждую статую… Но мой отец ослушался его. Он кое-что забрал оттуда. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что так было предначертано! — с фанатичным блеском в глазах говорит Керс. — Когда в глубине подземелий он обнаружил зал с древними фресками, одна из них, чёрная, как самая тёмная ночь, заговорила… Проникла вглубь разума моего родителя и рассказала ему, что случится дальше!
Я невольно перевожу взгляд на стол, где лежит большой кусок иссиня-чёрного камня, и Керс улыбается.
— Ты всё правильно понял. Услышав пророчество, услышав о произошедшем будущем, он забрал часть фрески себе… О-о-о, Хэлгар, ты себе даже не представляешь, сколько отцу рассказали Боги, шепчущие через камень Эрленкар… Сколько из этого он передал мне… Жаль, что не успел рассказать всё… Голоса Богов оказались непосильной ношей, и он сошёл с ума. Но перед этим поделился со мной… Мудростью… Насколько был способен.
— Так ты… Ты считаешь… Что пророчество возрастом в несколько тысяч лет — о тебе? — спрашиваю я, делая короткий шаг к колдуну. А сам стараюсь успокоить бешено колотящееся сердце. Мне нужно привести эмоции в равновесие… Если между нами будет небольшое расстояние — я без труда попаду по Керсу символом Ар-Кэх…
