Впрочем, вопрос насчет Приюта Безумных так и остался незаданным. Ясно же, что заказчик, скорее всего, носит королевскую шляпу, а придворных знахарей до конца войны к нему близко не подпустят, потому что, исцелившись, Его Величество Гуриг Седьмой вполне может лишиться своих полководческих талантов, а это было бы несколько преждевременно.
– Нет-нет, не Король, – Чиффа покачал головой, отвечая на мои невысказанные предположения. – То есть он тоже этого хочет, еще бы он не хотел, но официальный заказчик – Нуфлин. А значит – Сотофа. По крайней мере, она в курсе. И не возражает. Очень настойчиво не возражает, я бы сказал. При том что она в принципе не одобряет кровожадности своего Великого Магистра. И старается его в этом смысле ограничивать. С переменным успехом, но все-таки.
– А почему леди Сотофа сама не убьет Лойсо Пондохву? – поинтересовался я. – Мне кажется, у нее больше шансов, чем у кого бы то ни было. Или я ее переоцениваю?
– Да нет, пожалуй, не переоцениваешь. Мне тоже всегда было интересно почему. У самой Сотофы имеется великое множество ответов на этот простой вопрос, она в них иногда путается, а когда я ловлю ее на вранье, смеется и велит мне отправляться к темным магистрам или еще куда подальше, – что тут будешь делать? Но мне кажется, я понимаю, в чем тут загвоздка. Будь у меня Тень со столь переменчивым сердцем, я бы сам постарался никогда не встречаться с Лойсо.
– Почему?
Теперь я совершенно не понимал его логики.
– Потому что Лойсо Пондохва, дырку над ним в небе, самое обаятельное существо в этом Мире. Никто не может устоять. А Тень, которая уже однажды сбежала от хозяина… Нет, Сотофа правильно делает, что не рискует. Хороша бы она была!
– А вообще это возможно – убить Лойсо Пондохву? – спросил я. – Хотя бы теоретически? Я всегда был уверен, что он бессмертен. Не знаю, кстати, с чего я это взял. Но когда речь идет о колдуне вроде Лойсо, бессмертие как бы само собой разумеется. Нет?
– В чем я совершенно уверен, так в это в том, что твоя левая рука превратит его при удобном случае в горсть пепла, как всякое другое живое существо, – если, конечно, ты не забудешь надеть свои Перчатки. Да и у меня самого в запасе имеется пара-тройка прекрасных способов превращения бессмертного в мертвеца. Проблема в том, что Лойсо это знает. И меня к себе не подпускает. И не подпустит никогда, он не дурак.
Я был удивлен.
– Не думал, что проблема выглядит именно таким образом. Мне казалось, Лойсо невозможно убить, а его просто трудно поймать – правильно?
– Скажем так, его почти невозможно убить и почти невозможно поймать, – безмятежно сказал Чиффа. – Но “почти” – воистину волшебное слово, я его очень люблю. Небольшой шанс у тебя есть. Вопрос в том, захочешь ли ты им воспользоваться. Вообще-то, конечно, рановато отправлять тебя на такую охоту. Я бы предпочел сделать это, скажем, лет через сто. Но Лойсо надо убить сейчас. Пока он жив, война не закончится, а для всех нас это вопрос больше чем жизни и смерти. Ничего не поделаешь, именно так обстоят дела.
Я хорошенько обдумал все услышанное, все взвесил и твердо сказал:
– Я не верю.
– Чему именно? Что Лойсо возможно убить? Или что он – единственная реальная причина затянувшейся войны? Но…
– Нет, я не верю, что вы не можете к нему подобраться. Помните, вы напоили меня своей кровью, чтобы я мог поспать и мертвые магистры меня не узнали? Собственно, они по сей день не узнают меня – с тех пор, как я побывал в Хумгате. Вы тоже можете отправиться в Хумгат или просто напиться чужой крови – к примеру, моей. Впрочем, я почти не сомневаюсь, что есть великое множество других способов, о которых я пока не знаю.
– Кстати, не такое уж великое. Раз, два и обчелся. Впрочем, неважно. Я понимаю твое недоверие. Яи сам, собственно, до последнего времени думал, что сумею обмануть Лойсо. Но я потратил почти год на бесплодные попытки, и ничего не вышло. Он всегда меня узнает, как бы я ни хитрил. А потом оставляет на пороге моего дома – дальше-то ему не пробраться – любовные послания, вроде этого.
Он вынул из кармана аккуратно сложенный лист плотной зеленой бумаги и протянул его мне. К моему удивлению, там были не слова, а рисунок. Кривая длинноносая рожица с косыми глазами и высунутым языком. Будь на моем месте кто-то другой, ему пришлось бы прилагать усилия, чтобы не рассмеяться: рисунок был отличной, узнаваемой и очень злой карикатурой на Кеттарийского Охотника. Поскольку оригинал сидел напротив, это было особенно очевидно.
– Хорошая шутка – для студента-первокурсника, – ухмыльнулся Чиффа. – И это самый ужасающий колдун нашего времени! Дитя неразумное. Впрочем, это, конечно, куда более тонкое издевательство, чем может показаться на первый взгляд. Лойсо меня раскусил. Знает, что самая моя большая слабость – дети. Я имею в виду, люди, которые всю жизнь остаются детьми – в сердце и не только. Понятно почему: всякий стремится к тому, чего ему самому не хватает, а я, сколько себя помню, всегда был слишком взрослым. Даже лежа в колыбели, раздумывал, что все вокруг живут неразумно и все делают неправильно, только я один знаю, как надо. Сейчас смешно вспоминать, но это ничего не меняет… И вот Лойсо подбрасывает мне все эти трогательные свидетельства своего мальчишества. Дескать, посмотри, дурень, на кого охотишься. Ребенка решил умучить? Остроумный ход, кто бы спорил. Но со мной такие фокусы, хвала магистрам, не работают.
Все это было чрезвычайно интересно, но я счел необходимым вернуться к основной теме нашей беседы.
– Так, значит, вы уже год пытаетесь поймать Лойсо?
– Ну да.
Я подумал и понял, что это, пожалуй, звучит весьма правдоподобно. И многое объясняет. В частности, участившиеся исчезновения моего наставника. Прежде он никогда не оставлял меня без присмотра больше чем на пару дней, а в последнее время стал пропадать надолго. Причем всякий раз строго-настрого предупреждал меня, чтобы я ни в коем случае не вздумал посылать ему зов, дескать, это может стать настоящей катастрофой, если случится невовремя. К тому времени мы уже выяснили, что я, если нужно, могу пробиться с Безмолвной Речью к кому угодно, защитные барьеры для меня не препятствие. Чиффа говорил, что все дело в моей способности концентрироваться на задаче, оставаясь при этом абсолютно равнодушным к результату. Собственного мнения на сей счет у меня не было, но я полагал это свое умение чрезвычайно полезным и при всяком удобном случае старался его тренировать.
– Все еще хуже, я уже почти год пытаюсь хотя бы начать ловить Лойсо, – сказал Чиффа. – И дальше этого дело не идет. Это меня сердит. Я не привык играть по таким правилам. Обычно мне удается застать жертву врасплох или, напротив, разозлить настолько, чтобы желание покончить со мной при личной встрече стало сильней разумной осторожности. С Лойсо такие дешевые приемы не работают. Его, конечно, можно понять. У него есть великая цель – присутствовать при разрушении Мира. А еще лучше – самолично поспособствовать его скорейшему наступлению. Что он рассчитывает выгадать, я в точности не знаю. Но подозреваю, его переполняют примерно те же прекрасные фантазии, что и тебя, когда ты подбирался к орденским аквариумам, только масштабы совсем иные. При таком раскладе встреча со мной ему действительно ни к чему. Именно сейчас Лойсо очень не хочет – не только умереть, даже потерять на время форму для него катастрофа. Риск становится нежелательным, когда ставки так велики. Это, надеюсь, понятно.
